Не повышай на меня голос, птичка

Животное. Безжалостное и кровожадное. Медленно распрямляет плечи, которые вздымаются и опускаются от глубокого дыхания. Не глядя на меня, он подходит к раковине и с пугающим спокойствием начинает мыть руки, лицо, шею. А затем вытирает кожу на сухо, оставляя на белоснежном полотенце алые разводы.

— Видишь, к чему приводит твой дерьмовый характер? Ты должна была уйти с ней.

Рот с глухим аханьем раскрывается сам по себе. Его волнует не пробитая голова, а то, что я не поговорила с его невестой?

— Ты совсем больной?

Боже мой, заткнись идиотка.

Марат дерзко растягивает губы, качая головой, и наконец простреливает меня бездушным взглядом.

Вот так просто пробуждает во мне первобытный страх.

Но прежде чем он делает шаг, я успеваю схватить со стола нож.

— Оставь меня! — крепче сжимаю рукоять.

Злорадный смех. Чудовищный. Прямо мне в лицо. Отчего внутри все леденеет, цепенеет, сковывает ужасом.

— Не подходи… — голос звучит пискляво словно и не мой вовсе.

— Давай. Сделай это, Тата. — Еще один шаг и я в плену его рук. — Убей.

Склоняется и втягивает в себя мой запах. Жадно, как дорожку кокса. Заставляя сердце биться чаще. А потом носом проводит по губам, сминая мои бедра с такой силой, что искры из глаз сыпятся.

— Марат… — выдыхаю, прикусывая губы. Слабая… Не смогу… Голова уже идет кругом.

— Сделай это сейчас, Тата, пока я даю тебе эту возможность, — Марат ударяется лбом мне в грудь и медленно поворачивает головой из стороны в сторону. Показывает свою уязвимость. А у меня рука не поднимается. Не смогу я убить его. — Он трогал тебя? — сдавленно шепчет монстр.

Молчу.

— Отвечай, — рычит и сильнее вжимает мое тело в себя.

Не буду. Пошел он к черту!

— Хочу, чтобы ты знала, — Хаджиев касается жесткими губами уха, — я убью его из-за тебя.

Слышу, как Паша откашливается, хрипло и слабо, однако он больше не поднимается.

— Какое же ты чудовище! — толкаю Хаджиева в плечи. Убей лучше свою мать!

Секунда и его пальцы уже вокруг моего горла.

— Тата, — с предупреждением.

— Мне плевать, ясно? — выпаливаю со всей ненавистью прямо ему в лицо. — Что еще может со мной случиться хуже чем ты и твоя мать? Ничего! Человек спас мне жизнь! Когда твоя мать вышвырнула меня голой на трассу! Со мной могло случиться что угодно, но я счастлива, что со мной случился Паша! Ясно тебе! Убьешь его и клянусь, что я сделаю тоже самое с собой! Потому что лучше сдохнуть, чем существовать рядом с тобой!

Я совершенно не соображаю что кричу, воздух с трудом проникает в легкие, а потом и вовсе теряю рассудок, прислоняя угол ножа к горлу Марата. Но видимо его это только забавляет. Чертов дьявол!

— Использовать то сможешь, — взглядом указывает на холодное оружие в моих руках, а после ослабляет хватку, высвобождая шею от удушающего плена.

— Смогу! — с трудом сглатываю. — Не сомневайся.

— В тебе сложно усомниться, — мгновение и он оказывается в еще более опасной близости, отчего моя рука дергается и острие ножа уже упирается ему прямо в грудь. Марат с обманчивой нежностью берет мою дрожащую руку и направляет прямо в область сердца. Сердца, которого у него нет. Там пустая яма. Наполненная мертвым морозом. — Ну же, птичка. Я не люблю ждать.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Резким ударом он выбивает нож из моей руки и снова хватает за горло, толкая спиной в стену.

Во рту вмиг все пересыхает.

Тяжелая тишина не дает дышать обоим. Пока ее не разбивает до раздражения спокойный голос Хаджиева.

— Надо было убить.

— Ты… ты… чудовище, — с запинкой шепчу я.

— Я никогда этого не скрывал, — опаляет мои губы горячим дыханием, после чего он резко хватает меня под руку и не церемонясь волочит за собой как мешок, который нужно утилизировать.

И последнее, что я замечаю… лежащее тело Павла.

— Марат, так нельзя! — кричу, упираясь одной рукой в стену. — Нужно вызвать скорую!

Только делаю хуже себе.

Грубым рывком Хаджиев вышвыривает меня в подъезд. Отдышаться не успеваю, как чудовище уже вновь рядом.

— Замолчи, Тата!

В ответ я лишь плотно смыкаю челюсть.

Ноги не слушаются, путаются в длинном подоле, но я упорно преодолеваю ступень за ступенью, прежде чем мое тело силой запихивают в салон машины, и единственный путь отступление уничтожает громадная фигура Хаджиева, который без заминки залезает следом.

Хлопок дверью и машина срывается с места.

Только что моя жизнь вновь превратилась в гребаные американские горки.

Шок все еще охватывает каждую мышцу в собственном теле, но я не свожу взгляда с Марата. Просто напросто не могу этого сделать.

Он испускает глубокий вздох и откидывает голову назад, вот только его напряжение скользит во всем. Тяжелое дыхание. Мышцы, выступающие буграми под мокрой рубашкой. Пальцы, с хрустом сжимающиеся в кулаки. И голос, такой низкий и до жути тихий…

— Что мне сделать, чтобы вырвать тебя из под кожи?

Сердцебиение беспощадно учащается.

Убить. Вот, что тебе сделать, подонок ты проклятый!

Марат словно слышит мои мысли, неспешно поворачивает голову и выполняет мою просьбу, только глазами. Уничтожает даже не касаясь. А потом резко протягивает ко мне руку, но я отшатываюсь от него как от огня.

Издав гортанный рык, он со звериным натиском заламывает руки мне за спину, тут же усаживая к себе на колени.

— Ведьма, — утыкается носом мне в щеку. — Что ты со мной делаешь?

Молчу. Злюсь на себя. На него. До боли стискивая зубы.

Как вдруг Марат отстраняется и я едва успеваю схватить последние мгновения кислорода, прежде чем он вновь забирает у меня эту возможность.

— Они мои, — сминает мои губы большим пальцем, — ты поняла?!

Дергаю голову в сторону.

— Зачем они тебе? — огрызаюсь. — Ты ведь даже не целовал их никогда.

— А ты хотела этого?

Впиваюсь в него взглядом.

— Когда-то, — отвечаю честно, без зазрения совести. — Когда ты был еще человеком.

Губы Марата искривляет подобие ухмылки.

— Я никогда им не был, — сжимает крупной ладонью мою шею.

Сглатываю.

— Зачем забрал?

— Я свое никому не отдаю.

— Свое, — фыркаю с презрением. — Я никогда не буду твоей, Хаджиев. Направь лучше свой член под длинную юбку невесты. Мамочку не стоит расстраивать. Она ведь наследников ждет?

— Ревнивая идиотка, — цедит сквозь зубы, но мне уже все равно.

— Я не ревную тебя, Марат, а презираю, ясно?

— Тогда я предоставлю тебе эту возможность в полной мере, — выдыхает мне в губы, резким движением одной руки забираясь под платье, и последнее, что я слышу, это оглушающий треск разорванного белья…