Не повышай на меня голос, птичка

Внезапно боль исчезает, и язык Салима, подобно дождевому червю, снова проникает в мой рот. Он трахает меня им сквозь рыдания. Больной ублюдок, что-то яростно нашептывает, но сколько бы я не пыталась, услышать не могу. Грудь пульсирует от боли, губы горят от грубости поцелуя, сердце разрывается от угасающей надежды увидеть сына. Особенно когда руки Салима задирают подол моей юбки, и я, больше не в силах терпеть все это, вырываюсь из кокона отрешения и начинаю молотить извивающуюся на мне мразь кулаками. Снова и снова. Неистово кричу ублюдку в лицо несуразный бред, но я чертовски сломлена. Разум покинул меня вместе с надеждой на положительный исход. Вот только все прекращается, когда моя голова резко отлетает в сторону от сильного удара. Я словно потеряла сознание и с минуту даже не дышу, зато подол моей юбки окончательно покидает бедра, в которые въедаются сильные пальцы.

Через мгновение эти же пальцы скользят по моей промежности, и я сдерживаю рвотный позыв, каким-то чудом находя в себе силы на то, чтобы двинуть мучителя коленом. Так я выигрываю крошечную секунду, но даже не успеваю подняться, как, схватив мои волосы, Салим укладывает меня обратно и наносит еще один удар в лицо. От застилающей разом боли перед глазами появляется звездопад, закладывающий уши гулом. Я даже не сразу понимаю, что мое горло сковывает мертвая хватка, прежде чем раздавшаяся череда выстрелов освобождает меня, и с хриплым вздохом я безжизненно обмякаю на полу. Кажется, легкие сами жадно втягивают в себя жалкие клочки воздуха, я просто не в силах помочь им. Медленно поворачиваю голову в сторону разъяренных криков и вижу, что на окровавленном теле Салима сидит Марат и методично превращает его лицо в фарш. У меня же хватает сил лишь на кривую ухмылку, а потом я исчезаю в темноте. Он пришел. Успел…

Глава. 53. Чудовища больше нет

Ощущение, что меня вырвали из какого-то фильма ужасов, становится слишком реальным. Я не могу понять, каким чудом вообще поднимаю веки, но когда делаю это, получаю лишь удар, похожий на симптомы яростного похмелья. Все в кучу и сразу, да еще и в двойном размере. Кажется первое, что я чувствую, пробуждаясь от туманного сна, это головная боль. В попытке избавиться от мутной пелены перед глазами, я медленно моргаю, позволяя тусклому свету быстрее проникнуть в них.

Вот только когда я понимаю, где нахожусь, моя кровь стынет в венах, в то время как дикая паника нарастает до критических пределов. Потому что мой некогда отрешенный мозг уже способен заставить меня вспомнить о том, что произошло, заставить каждую клеточку тела дрожать от ледяного ужаса.

Ваня…

В одно мгновение сердце достигает горла, а при моей попытке резко подняться, оно тут же падает куда-то в бездну, как и моя больная голова на подушку. Только от резкого столкновения меня спасает большая ладонь, аккуратно подхватившая мой затылок.

— Марат… ты… — из пересохшего горла вырывается хриплый шепот, но едва у меня получается сфокусировать взгляд на мрачном и усталом лице Марата, как от новой волны неконтролируемых эмоций на глаза снова накатывает пелена слез. Почему он такой напряженный? Господи, только не это! — Ваня… что с моим мальчиком? Где он, Марат?..

— Тата, успокойся…

— Скажи, что нашел его… — нетерпеливо перебиваю и судорожно цепляюсь за руку Хаджиева, — скажи, что с ним все хорошо…

Но вместо этого Марат обхватывает мое лицо ладонями и прижимаемся к моему лбу своим.

— Скажи… — как в бреду снова и снова слетает с вялого языка, пока я впитываю в себя его нежное прикосновение, осторожное и успокаивающее.

— С нашим сыном все хорошо, Птичка, — наконец он произносит то, что вынуждает замереть мои легкие. — Иван дома. Под присмотром моих людей. Скоро я заберу тебя, — Марат делает усталый вздох. — Все закончилось, Тата.

Сглатываю и прикрываю глаза, качая головой из стороны в сторону. Вот-вот разревусь в голос от гребаного облегчения.

— Я так рада, — порывисто срывается с дрожащих губ, — так рада, что ты здесь… — после сказанных мною слов, ощущаю на макушке хриплый вздох Хаджиева, а потом его руки еще крепче сжимают меня, позволяя большим пальцам гулять по скулам. — Забери меня отсюда… Хочу домой… Прямо сейчас…

Марат отстраняется от моего лба, чтобы посмотреть на меня взглядом, наполненным множеством неизвестных мне эмоций. Слишком долгим взглядом.

— Почему ты такая непослушная, Тата? — шероховатые пальцы невесомо скользят до подбородка. — Всю жизнь за тобой бегу. А догнать все никак не получается.

От его слов, в которых я слышу мужскую боль, в груди разливается новое чувство, но оно такое же мучительное, как и любое, толкающее к границе агонии.

— Прости, но я не могла… — облизываю потрескавшиеся губы, ощущая металлический привкус. — Не могла иначе.

— Должен признаться, если бы не ты, я мог бы опоздать.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спрашиваю его, аккуратно принимая полусидячее положение, вынуждая Марата отойти на шаг назад. А потом я понимаю, что он пытается подобрать слова, прежде чем озвучить их мне. Как и всегда, взвешивает все за и против. Предугадывает мою реакцию. — Говори как есть, Марат.

— Салим заключил сделку по продаже ребенка. Мальчиком заинтересовалось сразу несколько стран.

— О господи! — потрясено выдыхаю я, прикрывая дрожащей рукой рот. Вот теперь я не уверена, что готова услышать все как есть.

— Вчера у него была назначена встреча с человеком, который незаконным путем перевозит людей через границу. — Замечаю гуляющие желваки на мощных скулах Марата, когда он поворачивается и смотрит в окно. — Этот ублюдок нашел покупателя и получил бы большие деньги. Но Салим допустил ошибку, связавшись с тобой. А я воспользовался его ошибкой, отследив тебя по встроенному в телефон чипу. — Марат снова возвращается ко мне, но на этот раз его взгляд теплеет, если такое возможно в его синих ледниках. — Поэтому вынужден признать, Птичка, твой геройский поступок помог вовремя спасти вас.

Я сглатываю подступившую к горлу горечь.

— Ты убил его? — выходит из меня мрачным голосом, который совершенно мне не свойственен. Но у меня нет и капли сострадания. Я надеюсь, если Хаджиев так сделал, то не сдерживал себя. Причинил этому уроду столько боли, сколько заслужила его прогнившая душа.

— Разумеется.

Почему-то от того, с каким холодом и обыденностью Марат говорит об этом, мне становится легче.

— Расплата ждет каждого, кто подвергнет вас опасности или причинит боль. — После короткой паузы, он мягко добавляет: — Каждого, кто посмеет прикоснуться к тебе, Тата.

Я встречаюсь с его потемневшим взглядом, и где-то глубоко внутри загорается неутолимая потребность почувствовать его руки. И мне даже не нужно произносить это вслух, потому что в следующее мгновение Марат садится на кушетку и помогает забраться в свои большие объятья, где я наконец позволяю себе выплеснуть эмоции и почувствовать себя в безопасности.

Абсурд. Парадокс.

Но кто я такая, чтобы отрицать очевидное: мне нужен этот мужчина.

Столько лет я бежала от него, а в конечном итоге обретаю спокойствие только рядом с ним. В его руках. В его тепле и запахе. Я больна, другого объяснения этому притяжению просто нет.