Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Шрифт:
— Весьма интересно, — признал Карлайл, — но, рискуя показаться не очень сообразительным, — он стал тщательно подбирать слова, — должен признаться, что я не уловил явной связи между Ниной Брен и нашей фальшивкой — если это вообще фальшивка.
— Можешь быть уверен, — отозвался Каррадос. — Это фальшивка, и очень высокого качества, — такую мог изготовить один только Пьетро Стелли — вот тебе прямая связь. И потом, весь антураж: частному детективу приспичило повидать меня среди ночи, а в кармане у него — знаменитая тетрадрахма, которую он объявляет важной уликой по делу о грандиозном мошенничестве. Луис, разве нужно быть слепым, чтобы увидеть, в чем тут дело?
— А лорд Систок? Как ты узнал, что Нина Брен побывала и у него?
— Ну что ты, я ничего не знал наверняка, иначе сразу сообщил бы ему. О существовании банды мне стало известно совсем недавно. По правде говоря, последнюю информацию о лорде Систоке я получил из вчерашней «Морнинг пост», там было написано, что он все еще в Каире. Но многие подобные вещи… — Он почти любовно погладил пальцем реверс монеты, где состязались в беге древние колесницы, и оборвал реплику на полуслове. — Тебе следовало бы
— Еще бы, — мрачно ответил Карлайл. — Насколько мне известно, оригинал стоит двести пятьдесят фунтов.
— Бери выше! Сейчас в Нью-Йорке за нее дадут пятьсот. Как я уже говорил, многие монеты поистине уникальны. Вот этот шедевр — работы Кимона [124] , видишь его подпись? Подписи удаются Пьетро особенно хорошо. И поскольку года два назад я имел возможность подержать в руках настоящую тетрадрахму, когда лорд Систок выставил ее во время встречи нашего общества на Альбемарл-стрит, то нет ничего удивительного в том, что мне удалось разгадать твою тайну. Вероятно, мне следует извиниться, что все оказалось так просто.
124
Кимон — известный сиракузский мастер, вырезавший штемпели для монет; жил примерно в одно время с Евклидом.
— Думаю, — ответил Карлайл, критически оглядывая нитки, торчащие из левого ботинка, — извиняться скорее должен я.
Странное дело, сэр, — задумчиво произнес инспектор Бидл, обращаясь к Каррадосу тем уважительным тоном, каким он всегда обращался к слепому сыщику, — странное дело: кажется, следы любого преступления, совершаемого за границей, ведут нынче в Лондон, если повнимательней присмотреться.
— Только нужно знать, где смотреть, — добавил Каррадос.
— Что ж, согласен, но поскольку никто не знает, где смотреть, да и не особенно смотрит, то в девяти случаях из десяти эти следы остаются незамеченными. Я говорю не о банальных убийствах или кражах со взломом, о нет, — нотки профессиональной гордости выдавали в нем истинного энтузиаста, — речь идет о преступлениях «высшего разряда».
— Пятипроцентные облигационные купоны? — предположил Каррадос.
— О, вы правы, мистер Каррадос. — Бидл печально покачал головой, как будто ситуация, о которой шла речь, сложилась исключительно в результате недосмотра. — У человека случается припадок в справочном бюро «Эджент дженерал» в Британской Экватории [125] , и в результате мы имеем поддельные ценные бумаги в Мексике на сумму двести пятьдесят тысяч фунтов. Или взять случай с нефритовой свастикой: этот амулет был заложен за шиллинг три пенса в Бейсине, а как он мог бы прояснить дело о харьковских «ритуальных убийствах»!
125
Британская Экватория — южная провинция Британского Египта, нынешний Судан.
— А вспомните загадочную потерю памяти в Вест-Хэмпстеде, ведь если бы кто-нибудь заметил связь между этим фактом и заговором барипурских бомбистов, он мог бы быть раскрыт.
— Истинная правда, сэр. Или трое детишек этого чикагского миллионера — Сайруса Бантинга, кажется, — они похищены средь бела дня напротив нью-йоркского музыкального театра, а три недели спустя на Чаринг-кросс находят немую девочку, которая разрисовывает мелом стену. Припоминаю, что недавно читал статью в одной финансовой газете: там писали, что от каждого слитка иностранного золота тянется нить на Треднидл-стрит [126] . Конечно, сэр, это всего лишь образное выражение, но оно очень верно передает суть происходящего. Сдается мне, что каждое громкое преступление, совершенное за границей, оставляет отпечатки пальцев у нас в Лондоне — если только, как вы точно подметили, знать, куда смотреть.
126
Треднидл-стрит — улица, на которой находится Банк Англии.
— И притом нужно выбрать правильный момент. Время — прямо сейчас, место — прямо у нас под носом, а мы делаем неверный шаг и навсегда упускаем шанс.
Инспектор кивнул и со значением хмыкнул, выражая абсолютное согласие. Даже самого непримечательного человека, занятого скучным ежедневным трудом, охватывает порой чувство гордости за свою профессию, и тогда он расписывает ее в самом романтическом свете.
— Нет, пожалуй, в одном случае из тысячи шанс может быть упущен не безвозвратно, — поразмыслив, уточнил слепой детектив. — Иногда Закон и Преступность, эти вечные соперники, представляются мне игроками в крикет. Итак: Закон на поле, Преступность — у калитки. Если Закон совершит ошибку, например слабо пошлет мяч или упустит подачу, Преступность наберет несколько очков, ну или просто воспрянет духом. Если же она ошибется: пропустит прямой мяч, например, или сделает слабую подачу, — все, для нее игра будет окончена. Любой неверный шаг Преступности фатален, в то время как ошибки Закона можно исправить.
— Великолепно, сэр, — сказал инспектор Бидл, поднимаясь. Разговор происходил в рабочем кабинете Каррадоса, в его особняке «Башни». — Удачное сравнение. Я его запомню. Очень надеюсь, что команда этого Гвидо-Бритвы будет посылать нам только легкие мячи.
Местоимением «этого» инспектор Бидл изящно выразил свое безотчетное презрение к Гвидо. Однако тот был мастером своего дела, и с ним нельзя было не считаться, поэтому инспектор на правах старой
дружбы решил посоветоваться с Каррадосом. Гвидо был иностранцем, хуже того — итальянцем; инспектор мог противопоставить хитроумию и изворотливости преступника всего лишь косные, раз навсегда устоявшиеся методы британской полиции, которые поражают стороннего наблюдателя тяжеловесностью и консерватизмом, но при том, нельзя не признать, почему-то оказываются действенными.Преступление, которое заставило Скотленд-Ярд заинтересоваться личностью il Rasoio [127] и его шайки, было из разряда тех историй, на которые туманно намекают репортеры в колонке светской хроники, вызывая вежливое недоверие проницательного читателя, а поколение спустя эту историю, во всех ее неприглядных подробностях, обстоятельно изложит в своих мемуарах какая-нибудь аристократическая особа. Вот главные составляющие сюжета: королевская свадьба, которая должна в скором времени состояться в Вене, ревнивая «графиня Икс» (под этим именем вывел ее благоразумный репортер) и кое-какие документы, с помощью которых можно сыграть злую шутку, расстроив в пух и прах намечающееся бракосочетание (высокородная мемуаристка не утаит ни одной детали). Чтобы заполучить эти бумаги, графиня и прибегла к услугам Гвидо, решив, что лишь этому прославленному негодяю она сможет доверить столь важную миссию. С первой частью задания — кражей документов — Гвидо справился превосходно, но тут же обнаружил за собой погоню. В ситуации, когда мошенник выполняет грязную работу, есть определенные неудобства: если графиня имела некоторое моральное право на документы, то сообщник ее не имел права даже находиться на свободе. Гвидо было предъявлено не менее полудюжины обвинений, по каждому из которых его могли арестовать, покажись он в любой европейской столице. Из Вены ему удалось ускользнуть по Северной железной дороге [128] , и так как пункт назначения поезда был известен полиции, Гвидо весьма изобретательно остановил экспресс близ Часлау и дальше поехал через Хрудим. К тому моменту за ходом «игры» наблюдало множество внимательных глаз, и они-то знали, «куда смотреть». Дипломатия и правосудие объединили свои усилия, и началась лисья охота: лишь только Гвидо забивался в нору, его вытаскивали оттуда, и он вынужден был искать другое укрытие. Из Пардубице он бежал в Глац, оттуда в Бреслау, затем в Штеттин. Поскольку графиня заплатила весьма щедро, у Гвидо было достаточно денег, чтобы продолжать путешествие; как только выпадала возможность, он встречался со своими сообщниками, а затем вновь с ними расставался. Неделя такой гонки, и Гвидо очутился в Копенгагене, все еще не имея ни минуты, чтобы отдышаться, поскольку и в этом городе он не достиг своей цели. Он добрался до Мальме на пароме, там сел на ночной поезд до Стокгольма и утром уже плыл по Соленому морю. Для отвода глаз Гвидо заскочил в Або, намереваясь попасть оттуда в Ревель и таким образом вернуться обратно в Центральную Европу наименее проторенным путем. Но и здесь удача ему не улыбнулась, однако его вовремя предупредили, и, оберегаемый некоей таинственной силой, он ухитрился пересесть с парохода на лодку и, проплыв извилистым путем меж бесчисленных островов и шхер архипелага, добрался до Гельсингфорса. Через двое суток он оказался во Фрихауне [129] , оторвавшись от погони и получив кратковременную передышку.
127
Бритва (итал.).
128
Имеется в виду Северная дорога кайзера Фердинанда, функционировала во времена Австро-Венгерской монархии. Основная линия — от Вены до соляных копей близ Кракова; на станции Освенцим соединялась с Прусской железной дорогой.
129
Глац — бывшее графство в Силезии, юго-восточная часть Бреславского округа; Бреслау —ныне Вроцлав; Штеттин— ныне Щецин; Соленое море —залив в Балтийском море; Або —шведское название финского города Турку; Ревель —так назывался Таллин до 1917 г.; Архипелаг —имеются в виду острова между Ботническим и Финским заливами Балтийского моря; Гельсингфорс —шведское название столицы Финляндии Хельсинки; Фрихаун— внешняя часть Копенгагенского порта, где крупные суда стояли в доках перед отплытием на Восток.
Для того чтобы понять смысл этих метаний, необходимо вспомнить, чего ради все было затеяно. Гвидо колесил по Европе отнюдь не из желания полюбоваться достопримечательностями и, уж конечно, не из любви к приключениям. Ведь каждый шаг для него был жизненно важен, каждый бросок вперед или отход назад напрямую подчинен его постоянно меняющимся планам. В кармане у этого человека лежали бумаги, ради которых он подвергал себя смертельному риску. Цену за свои услуги он назначал более чем высокую — игра стоила свеч! Однако, чтобы считать сделку завершенной, необходимо было передать бумаги в руки особы, его нанявшей. А на другом конце Европы эта особа ждала, едва сохраняя спокойствие, поскольку сама находилась под постоянным наблюдением. Графиня Икс занимала достаточно высокое положение в обществе, чтобы пребывать вне пределов досягаемости для секретных служб своей страны, но все подступы к ней надежно охранялись. Теперь задачей Гвидо было получить достаточно долгую передышку для того, чтобы уведомить графиню о своем положении, после чего она могла бы отправить к нему доверенное лицо. Вся эта сложно составленная интрига готова была рассыпаться в прах, и хотя до сих пор Гвидо удавалось скрываться от правосудия, но время уже поджимало.