Не убивай меня больше

— А я и не ждал помощи, — признался Алексей, — я думал, что все вскоре прояснится. Ведь понятно, что и нож, и платье Насти мне подкинули. Не полиция, а убийца. А раз так, то он меня знает и за что-то мстит. Навесной замок на дверях гаража гвоздем открывался. А в гараже помимо «кавасаки» и черный шлем-модуляр и рыжая байкерская куртка-косуха. И куртку, и шлем я приобрел на центральном рынке Дамаска — Сук аль-Хамидия. Других таких курток и шлемов в нашем городе нет и в ближайших городах, вероятно, тоже. Я мог бы доказать, что в момент нападений был совсем в другом месте, но меня не слушали. Кто-то с самого начала назначил меня основным подозреваемым. А раз другого подозреваемого нет, то надо сажать меня и докладывать о раскрытии резонансных преступлений. Я правильно понимаю?

Василий покачал головой.

— Не все так однозначно. У тебя было стопроцентное алиби. Ты был с Миланой Шаховой. Ты был с ней в каждую ночь нападений на девушек. Или почти в каждую. Я это знаю точно, но доказать не могу. Но ты почему-то не признался в этом на следствии. Я уговорил Шахову явиться на суд и сделать заявление, что она была с тобой. Говорить, что у вас было что-то, не стоило: это следствие не интересовало. Она явилась, как ты знаешь, и заявила, что была с Костей. Тебя она этим похоронила, а Косте обеспечила алиби… А ты тогда отреагировал на это так спокойно, словно и не ждал от нее ничего другого.

— Не надо об этом, — попросил Снегирев.

— А о чем еще говорить? О том, что она этим не только тебя упекла надолго, ведь тебе пожизненный срок корячился, который ты и получил, но потом дело пересмотрели и заменили пожизненный на двадцать пять лет. И все это по злобной воле Шаховой. Ладно, она тебя упекла, хотя и не знаю, что там у вас случилось, чтобы так тебя наказывать! Но она ведь своими показаниями убила Екатерину Степановну — твою маму, которой на выпускном вечере клялась в вечной любви, а потом целовала ее…

— Не надо, — повторил Алексей.

— Сколько раз она приезжала к тебе на свиданку? Ни разу! Она даже заявления не подавала. А Валя Соболева каждый год писала прошение, но ей отказывали, потому что она тебе не родственница и вообще никто… У нее сын от какого-то московского фотографа-тусовщика, который даже не признал ребенка. Валькины родители занимаются воспитанием сына, потому что считают, что их дочка спивается, что неправда. Сейчас они с ребенком на даче, а она даже не съездила к нему ни разу, но не потому, что не любит, а потому, что каждое мгновение ждала, когда ты вернешься. Боялась пропустить самый важный в своей жизни момент…

— Зачем ты мне это рассказываешь? Вынеси аппарат, и я уйду.

— Вынесу, — кивнул майор полиции, — я просто сказать тебе хочу, как мы тобой здесь все гордились. В нашей газете расписали про твой подвиг, как ты сбитого вертолетчика вытаскивал… как вас настигли, и ты бился в окружении… И я думал, смогу ли я так. И потом, когда ты уже сидел, а я тут блаженствовал… Короче, был я дежурным по горотделу, и поступила информация, что в дачном поселке «Мечта» появились подозрительные люди, вооруженные автоматом. Звонивший был сильно нетрезв, но я все равно отправил по адресу дежурную машину. И зачем-то поехал сам. Не знаю зачем: вероятно, проветриться решил. Сутки в душном кабинете тоже не высидишь. Подъехали к дому… то есть метров двадцать не доехали, чтобы преступники, если они есть, не смогли бы через окна засечь наш автомобиль. Один из моих людей взошел на крыльцо, второй начал обходить дом. И тут прямо через дверь автоматная очередь, а за домом захлопали пистолетные выстрелы. Я выскочил из машины, и водитель зачем-то выпрыгнул. Но водитель тут же в кусты помчался, а я из кобуры свой «ПМ» достал и стою как дурак. Тут же на дорогу трое выбегают и к моей машине. Не в кусты же прыгать за сержантом-трусом. Я крикнул, как полагается: «Бросай оружие! Всем лежать!» Тут же по мне очередь ударила. Я за машину лег… Испугался так, что! Короче, понял, что жизнь все — конец мне. А потом вспомнил тебя. И подумал, что недостоин я твоей дружбы. Вскочил и сразу выстрелил, не целясь, в переднего, он упал, потом в других начал. Всю обойму высадил, за машину присел. Достал запасную, перезарядил «ПМ». Успел подумать, что всего восемь выстрелов у меня осталось. И тут очередь по нашему дежурному «жигуленку». Перевернулся на живот и, лежа, из-за колеса дважды выстрелил в автоматчика, который бил по нашей машине с колена, до него и десяти шагов не было. Ему сразу в лоб попал, другого еще до этого ранил в грудь, а третий руки поднял и заорал, что он ни при чем здесь, что он просто водила. Потом выяснилось, что они в Калуге инкассаторов завалили, почти сорок миллионов взяли, а у нас решили отсидеться. Мне внеочередное звание капитана присвоили, благодарность от министра и орден. Предложили перейти в аппарат министерства, понятно, что папа походатайствовал, но я здесь решил остаться. А здесь ничего с той поры не изменилось. Правда, выделили средства на установку камер наружного наблюдения, но их повесили только возле городской администрации, на перекрестке возле Соборной площади, еще где-то, и все. Выделенные на это деньги почему-то кончились. То ли их мало выделили, то ли камеры оказались слишком дорогими.

— Телефончик вынеси! — напомнил Алексей.

Майор вздохнул, махнул рукой, развернулся и направился ко входу. Поднялся по ступеням крыльца, по пути поздоровался за руку с кем-то из сослуживцев, но не стал задерживаться. Снегирев смотрел ему вслед, потом развернулся, прислонился спиной к стволу липы и устремил взгляд к небу, по которому проплывали облака и голуби. Так и стоял, пока не вернулся школьный друг.

Тот отдал аппаратик и зарядное устройство:

— Не забудь подзаряжать, а то в нужный момент останешься без связи. — Потом протянул тонкую пачку купюр. — Здесь пятьдесят тысяч: на первое время должно хватить.

Алексей задумался на несколько мгновений, но деньги взял.

— Я верну.

— Само собой, — согласился майор полиции и спросил: — На кладбище тебя отвезти?

— Я уже там был. Вчера сразу с поезда туда и направился. Принес букет: ромашки, васильки, колокольчики — у вокзала купил у какой-то бабки, которую и не видел никогда. А она мне говорит, что я, мол, хороший человек, только похож на одного душегубца, которого весь город проклинает.

Он протянул руку другу, и тот, пожимая ее, напомнил:

— Звони в любой момент. В аппарате еще телефоны всех наших записаны. Кроме, ты меня уж прости, Миланы Шаховой. Я с ней не вижусь и не общаюсь. И, когда мы отмечали десятилетие выпуска, ее там не было тоже. И никто ее не вспоминал…

— Так уж? — не поверил Алексей.

Колобов подумал и все же сказал правду.

— Вспоминали, но недолго и недобрым словом. Ее не было и Вани Жукова, но он телеграмму прислал… Мы в «Веселой креветке» отмечали. Кто-то из девочек пригласил баяниста из Дома культуры. Он нам весь вечер играл на рояле — здорово так. Тебя вспомнили, и кто-то из девочек попросил его исполнить песню про снегирей… И пред глазами снегири, как гроздь рябины на снегу. Девочки слезу пустили. Так этот Саша хорошо пел. А он взял и добил всех: запел еще одну песню про снегирей. Я слов не помню, правда… И летят снегири, и летят снегири через память мою до рассвета. Как-то так. Знаешь такую песню?

— Нет, — покачал головой Алексей, — и не слышал никогда.

— Ладно, — вздохнул Колобов, — надо бы посидеть, поговорить. Ты звони: мой телефон там есть. Вернее, все мои телефоны: мобильный, домашний и служебный, который в кабинете, и тот, что на столе у дежурного по управлению.

Майор обнял друга.

— Все будет хорошо.

— А я и не сомневаюсь, — ответил Снегирев.

— Ну, раз так, перебирайся ко мне жить: не будешь же ты целый век в бывшем своем гараже ютиться.

— Подумаю.

Василий поспешил к служебному крыльцу. Алексей смотрел ему вслед и, когда бывший одноклассник скрылся в здании, шагнул от липы, вышел на тротуар и негромко — еле слышно — для себя самого пропел:

От переднего края раскаты гремят, Похоронки доходят до тыла, Под Вороньей горою погибших солдат Снегириная стая накрыла [2] .

Потом он достал из кармана старый телефончик, пощелкал кнопками, нашел запись «Соболева Валя» и нажал кнопку вызова.

2

Слова Михаила Дудина, музыка Юрия Антонова.

Не было гудков, ничего вообще — тишина. И только потом механический голос равнодушно произнес:

— Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия Сети.

Глава восьмая

Чернова вместе с двоюродной сестрой осматривала новое помещение. Пока это было именно помещение, но Светлана Петровна уже видела в нем просторный зал клуба с живой музыкой, где будут собираться лучшие люди Глинска.

— Столы должны стоять, — говорила она, — и никакой барной сойки. А то некоторые — особенно молоденькие тусовщицы — возьмут чашечку кофе или стакан сока и сидят целый вечер. А за столиком так не посидишь.