Небесная голубизна ангельских одежд
Шрифт:
До открытия показа в Берлине оставалось всего лишь немногим более месяца [657] , а выставка оказалась под угрозой срыва. Глава правительственной комиссии по вопросам антикварного экспорта Хинчук экстренно созвал совещание. Оно состоялась 10 января 1929 года, на следующий день после протеста директоров музеев и экспертной комиссии, изъявшей из состава выставки львиную долю икон. В первом же выступлении был поставлен вопрос о том, стоит ли вообще проводить выставку! [658] Советских чиновников пугал не только протест интеллигенции, но и то, что выставка религиозная. На совещании преобладали торговцы – семь представителей Наркомторга плюс Гинзбург от «Антиквариата». Наркомпрос представляли Луначарский, Свидерский и Лядов от Главнауки. Были также уполномоченный по антикварному экспорту от Ленинграда Позерн и неизбежный «тов. Иванов» из ОГПУ [659] .
657
Открытие выставки в Берлине состоялось 18 февраля 1929 года.
658
Стенограмму заседания см.: РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2738. Л. 54–61.
659
В данном случае представителя ОГПУ действительно звали Иванов.
Торговцы и просвещенцы пришли к общему мнению: выставку проводить, чтобы создать спрос на русские иконы, но придать ей научный характер – не религиозная, а выставка произведений древнерусского искусства, и, несмотря на то что ее организацией занимается торговое ведомство, считать ее наркомпросовской, о чем и объявить миру. Ничего с выставки не продавать и вообще откреститься от продаж произведений искусства из СССР, которые шли в тот момент. Все должно быть честно и легально, а то, шутка сказать, можно загубить на корню всю будущую грандиозную «торговую операцию» по реализации «наших богатых иконных фондов». Пусть выставка сначала покажет, как советское правительство заботится об историческом и художественном наследии, как
660
Позиция Луначарского походила на позицию Грабаря. Он был противником продажи икон во время выставки, но считал, что выставка нужна, чтобы «развить охоту» на русские иконы на Западе и затем успешно провести «торговую операцию». На том же заседании у Хинчука Луначарский, в частности, сказал: «Прав Грабарь, говоря, что самое ужасное, чтобы как-нибудь выставку не соединили вместе с продажей вещей, которые мы вывозим. Верно, этого делать нельзя, но вместе с тем мы преследуем и коммерческие цели; выставим и скажем, что этого добра, может быть похуже немного, порядочно, кто пожелает, может купить». В другом месте Луначарский сказал, что выставка «создаст предпосылку для большого спроса на наши иконы… У нас очень много икон средней руки, которые вполне могли бы пойти для продажи. Почти у каждого старовера по два-три десятка икон почти музейного характера… после такого рода выставки… все крупнейшие историки искусства будут об этом писать без того, чтобы им платили, и без того, чтобы их просили, настолько это важная и интересная тема, конечно, цены еще больше повысятся и тогда у нас будет хороший сбыт даже второстепенных и третьестепенных вещей» (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2738. Л. 59, 60). Показательно и письмо Луначарского, написанное Лядову 13 ноября 1928 года, в момент подготовки выставки: «…икон у нас много и мы можем продавать не только заурядные иконы в довольно большом количестве, но и хорошие относительно ценные и относительно древние, конечно, не лишая себя того, что действительно имеет глубокую музейную ценность и для нас. Я говорил с Грабарем, лучшим знатоком этого дела… Теперь Антиквариат уточняет свой план выставок, предворяющих продажу» (выделено мной. – Е. О.) (ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 7. Д. 25. Л. 81 и об.).
Участники совещания комиссии Хинчука обрушили шквал упреков и обвинений на организаторов выставки, в первую очередь Грабаря. Уполномоченный по антикварному экспорту от Ленинграда Позерн потребовал «прибрать к рукам Грабаря и прочих деятелей, которые торгуют иконами». Кто они, эти «прочие», становится ясно из выступлений других участников совещания: «Я знаю трех, которые занимаются иконами: Анисимов, Грабарь, Чириков. У Анисимова по точным сведениям имеется коллекция (икон. – Е. О.) больше чем на 1 млн руб…»; «Чириков покупал 1–1,5 года тому назад. Он пока не продает, он собирает свою собственную коллекцию» [661] . А вот выступление Луначарского:
661
Имя выступавшего не указано (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2738. Л. 59, 60).
Вокруг масса слухов будто бы Грабарь и некоторые лица хотят воспользоваться (подготовкой к выставке. – Е. О.) и открыть частную лавочку. Они покупают доску (икону. – Е. О.), которая стоит 5 руб., Грабарь говорит, что это 17 век, 14 век, и продают за 500 руб. или 5 тыс. Это же (Грабарь. – Е. О.) знаток с именем, может превратить ничтожную вещь в хорошую. Он выдает паспорт за своей подписью и если будут спорить, так «спорьте пожалуйста». Один говорит, что относится (к этому веку. – Е. О.), другой говорит – не относится. Ко мне приходят и заявляют, что Грабарь держится (за организацию выставки. – Е. О.) для того, чтобы создать личную славу и рекламировать себя как центральную фигуру иконного движения и вместе с тем закупит товар подходящий и наживет огромные деньги. Вокруг этого начинается уже свистопляска, которая заставляет бояться, что образуется гнойник вокруг чрезвычайно благоприятного для нас дела… [662]
662
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2738. Л. 59, 60.
Луначарский предложил расширить состав организационного комитета выставки, что лишило бы Грабаря и Анисимова монополии в деле ее подготовки: «Надо поставить во главе этого дела людей разного типа и специалистов хороших. Тут нужна взаимная проверка. Даже таким людям как Грабарь полностью доверять нельзя… для Грабаря самого неприятно будет, сейчас Москва его буквально возненавидела» [663] . В ответ на это Гинзбург предложил вместе с Грабарем послать за границу Лихачева [664] . Состав организаторов выставки, однако, остался прежним.
663
Г. И. Вздорнов обращает внимание на мнение Остроухова, высказанное Луначарскому в телефонном разговоре осенью 1928 года: «Я скажу, что доверять Грабарю эту ценнейшую выставку нельзя» (Указ. соч. С. 135, сн. 37 со ссылкой на ОР ГТГ. Ф. 10. Д. 791. Л. 2–2 об.). У Грабаря с Остроуховым были напряженные отношения. Может быть, поэтому с Грабарем на выставку в Германию, видимо в качестве соглядатая, поехал «человек Остроухова» – реставратор Е. И. Брягин.
664
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2738. Л. 58–61.
Грабаря не было на январском заседании комиссии Хинчука, где его имя склоняли на все лады, но он продолжал и словом и делом отстаивать первоначальный состав выставки. Анисимов тоже жестко защищал состав отобранных для выставки икон, включая и самые древние [665] . Вооружившись решением экспертной комиссии Главнауки, Третьяковская галерея сразу же попыталась забрать из ЦГРМ иконы, не разрешенные к вывозу. Вероятно, и другие музеи действовали так же, но не тут-то было. Грабарь не торопился возвращать иконы, требуя официального предписания от Главнауки [666] . Оно последовало 12 января 1929 года. Но и после этого Грабарь не сдался. В самый разгар скандала, который грозил срывом выставки, он написал письмо в Главнауку Наркомпроса. Это письмо было ответом на телефонный запрос от 14 января, в котором Главнаука потребовала от Грабаря объяснений. Несмотря на разгоревшийся скандал, Грабарь не стал оправдываться. Несомненно зная, что комиссия Хинчука все-таки решила выставку проводить, Грабарь опротестовал постановление экспертной комиссии и потребовал восстановить в составе выставки иконы, запрещенные к вывозу [667] . На всякий случай, однако, он открестился от авторства идеи выставки, утверждая, что она была задумана и организована по инициативе Госторга, «забыв» о своих переговорах с Наркомпросом, которые вел еще до того, как к делу подключились торговцы [668] . Настойчивость Грабаря принесла результаты.
665
Кызласова И. Л. А. И. Анисимов и О. Н. Бубнова. С. 254. Именно Анисимов при отборе экспонатов указал на лучшие иконы Вологодского музея (Переписка И. В. Федышина. С. 111).
666
ОР ГТГ. Ф. 8 IV. Д. 57. Л. 118.
667
ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 16769.
668
Грабарь писал: «План выставки древнерусской живописи за границей разработан комиссией в составе А. И. Анисимова, И. Э. Грабаря, Е. И. Силина и Т. И. Сорокина, образованной по инициативе Госторга, которым задумана вся выставка» (выделено мной. – Е. О.) (ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 16769).
До январского вмешательства экспертной комиссии за границу предполагалось послать пять подлинников икон домонгольского периода. В их числе были иконы XIII века [669] : «Деисус» из церкви Св. Николая в Пскове [670] , «Свв. Иоанн Лествичник, Георгий и Власий» [671] из Исторического музея, «Св. Никола» поясной из Новгородского музея [672] , «Богоматерь Толгская» из Ярославля [673] и «Сошествие во ад» из Новгорода. Из отобранных Грабарем экспертная комиссия разрешила к вывозу только две первые иконы. Ссылаясь на то, что такое изъятие не позволит даже в общих чертах осветить древнейшую эпоху, Грабарь требовал оставить хотя бы еще две – «Николу» поясного и «Сошествие во ад». В результате «Никола» поехал в турне. Таким образом, на выставке благодаря Грабарю оказалось не две, а три иконы домонгольского периода, однако два древнерусских шедевра, «Богоматерь Толгская» и «Сошествие во ад», благодаря сопротивлению интеллигенции остались дома, избежав опасного путешествия.
669
Здесь и далее названия икон, о включении которых в состав выставки шел спор, и их атрибуция даются в соответствии с текстом письма Грабаря. Современная атрибуция может отличаться.
670
Выдана из ЦГРМ. Икона вернулась в СССР. Сейчас находится в Русском музее (прил. 11 № 98).
671
У
Грабаря ошибочно указано: «Иван Милостивый с Георгием и Власием». Икона вернулась в СССР. Сейчас находится в Русском музее (прил. 11 № 22).672
Икона вернулась в СССР. Сейчас находится в Русском музее (прил. 11 № 71).
673
Икона находится в ГТГ.
Из восьми икон XIV века, которые Грабарь отобрал для выставки, экспертная комиссия разрешила вывезти только три иконы: створку царских врат с изображением «Св. Василия Кесарийского» из Тверского музея [674] , «Собор Богоматери» из церкви Св. Варвары в Пскове [675] и «Свв. Никола и Георгий» из Гуслицкого монастыря [676] . Грабарь считал, что подобное изъятие не позволит показать генезис и эволюцию художественных течений, и требовал «безусловно удержать в списке по крайней мере» еще четыре иконы XIV века, в том числе «Избранных святых» [677] , «Четырехчастную из Новгорода», хранившуюся в то время в Историческом музее [678] , «Богоматерь» из деисусного чина из Троице-Сергиевой лавры [679] и «Богоматерь Владимирскую» из Вологодского музея [680] . Только одну икону этого периода, «Успение» из Русского музея, Грабарь соглашался не вывозить [681] . Он добился своего: все иконы, кроме «Успения», поехали за границу.
674
Икона вернулась в СССР. Находится в ГТГ (прил. 11 № 94).
675
Выдана из ЦГРМ. Сейчас находится в ГТГ (прил. 11 № 100).
676
Выдана из ЦГРМ. Сейчас находится в Русском музее (прил. 11 № 99).
677
В письме Грабаря говорится, что это – икона из тверского музея, но, возможно, здесь описка и речь идет о псковской иконе из ГТГ. В то время ее считали работой XIV века. Экспертная комиссия запретила вывозить ее за границу, но Грабарь ее отстоял. Икона вернулась в ГТГ (прил. 11 № 9).
678
Икона вернулась в СССР. Сейчас находится в Русском музее (прил. 11 № 23).
679
Согласно каталогу на выставке была показана как работа XV (голова, врезок) – XVI (остальная часть фигуры) веков, но в списке на отправку икон в Берлин числится как работа XIV (голова, врезок) века. Сейчас находится в ГТГ (прил. 11 № 47).
680
Икона вернулась в СССР. Находится в Русском музее (прил. 11 № 51).
681
Видимо, икона «Успение» из собрания Н. П. Лихачева, которая сейчас датируется XV веком.
XV век, по мнению Грабаря, был представлен исчерпывающе, а вот в показе иконописи XVI–XVII веков экспертная комиссия проделала «ощутительную брешь», запретив вывезти на выставку иконы строгановской школы, отобранные из Третьяковской галереи. Грабарь пояснял, что в Историческом музее и особенно на Рогожском кладбище [682] есть «гораздо более высокие образцы этой школы», но они происходят из частных собраний. Некоторые из бывших владельцев живут за границей и могут потребовать свою собственность назад, поэтому и были выбраны иконы Третьяковской галереи, «из собрания, свернутого уже в течение ряда лет и недоступного для обозрения», услужливо напомнил он. Поскольку без строгановской школы никакая «научно оправданная» иконная выставка немыслима, Грабарь настаивал на восстановлении в списке всех ранее отобранных икон строгановской школы, кроме работы Василия Чирина «О Тебе радуется». Икона Чирина осталась дома, но из четырех запрещенных к вывозу икон строгановской школы из собрания Третьяковской галереи Грабарю удалось отстоять две: работу Никифора Савина «Беседа Свв. Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста» («Добрые плоды учения», инв. 48) [683] и икону «Похвала Богоматери, с праздниками» (инв. 39) [684] . Требуя восстановить в списке запрещенные к вывозу древние иконы, Грабарь предлагал сократить число памятников XVIII и XIX веков, так как после изъятий, проведенных экспертной комиссией, создалось «впечатление ничем не оправданной диспропорции». Возможно поэтому, несмотря на отсутствие препятствий к их вывозу, за границу не поехали две иконы XVIII века поморских писем из ГТГ, первоначально отобранные Грабарем для показа [685] .
682
В XIX веке Рогожское и Преображенское кладбища в Москве стали крупными центрами старообрядческого собирания древнерусских икон. Благодаря щедрым пожертвованиям прихожан там действовали старообрядческие храмы, благотворительные и общественные учреждения.
683
В каталоге древнерусской живописи ГТГ (1963) нет указания на то, что икона «Добрые плоды учения» выставлялась за границей (Т. 2. С. 319). Однако она присутствует в каталогах выставки. Икона вернулась в ГТГ (прил. 11 № 21).
684
Икона вернулась в ГТГ (прил. 11 № 20). В феврале 1929 года галерея по какой-то причине забрала из ЦГРМ икону «Евангелист Лука», также предназначенную для заграничной выставки (ОР ГТГ. Ф. 8 IV. Д. 57. Л. 40, 54, 88, 118). Однако впоследствии она была показана на выставке.
685
«Царь Птолемей Филадельф познает тщету человеческой жизни» (инв. 57) и «Аллегорическое изображение тщеты земных благ» (инв. 58). Обе иконы происходят из первоначального собрания П. М. Третьякова и в настоящее время находятся в собрании ГТГ.
В наши дни вывоз произведений искусства из российских музеев для показа на заграничных выставках является нормальной практикой. Страх и паника, которые сопровождали подготовку заграничной иконной выставки в 1928–1929 годах, были связаны с недоверием интеллигенции руководству страны, которое, находясь в тисках валютного кризиса, начало распродавать музейные сокровища. Печальный опыт Эрмитажа свидетельствует о том, что сопротивление интеллигенции не смогло бы спасти иконы, если бы на них в то время нашелся покупатель, готовый платить цены, сопоставимые с миллионами, потраченными Меллоном на покупку шедевров Эрмитажа [686] . Несмотря на это, не стоит считать бесполезным противостояние интеллигенции планам Гинзбурга, Грабаря и Анисимова. Организаторы выставки ощущали давление, создавшееся в результате борьбы за иконы, и вынуждены были идти на уступки. Так, за границей выставили только тринадцать икон Третьяковской галереи (прил. 11 № 9–21) вместо двадцати пяти, которые первоначально отобрал для выставки Грабарь. Из одиннадцати запрещенных к вывозу икон галереи ему удалось заполучить только три. Вместо десяти отобранных икон Русский музей послал восемь (прил. 11 № 1–8). Тот факт, что многие ценные произведения древнерусского искусства остались дома, приобретает особую важность в свете неоспоримых доказательств того, что «Антиквариат», несмотря на подписанные протоколы о возвращении экспонатов на родину, предпринял попытки продать иконы с выставки. Иконы, которые не поехали в затянувшееся на годы турне, избежали порчи, связанной с многочисленными дальними перевозками, проходившими порой, как покажет дальнейшее повествование, безо всякого сопровождения.
686
Эндрю Меллон (Andrew William Mellon, 1855–1937) – министр финансов США (1921–1932), банкир, промышленник и коллекционер, в конце 1920-х – начале 1930-х годов через посредников купил 21 шедевр Эрмитажа, заплатив за них около 7 млн долларов. Купленные им картины старых западноевропейских мастеров находятся сейчас в Национальной галерее искусств в Вашингтоне.
Глава 3. «Иконная шарашка»: Лжесенсации и мистификаторы
Упоминание Микояна, а тем более Сталина открывало двери музейных хранилищ. Преодолев сопротивление интеллигенции, Грабарь, Анисимов и Гинзбург отправили за границу в общей сложности более полутора сотен произведений древнерусской живописи из музеев Новгорода, Пскова, Ярославля, Вологды, бывшей Троице-Сергиевой лавры, Владимира, Архангельска, Ростова, Твери, а также иконы, находившиеся в то время в Центральных реставрационных мастерских, собраниях Третьяковской галереи, музея бывшего Донского монастыря, музея Александровской слободы, Исторического и Русского музеев (прил. 11). Представляя основные школы и направления древнерусской живописи, иконы позволяли увидеть панораму ее многовекового развития. В экспозиции были прекрасные произведения – иконы домонгольского периода; работы Андрея Рублева и Даниила Черного; Дионисия и Симона Ушакова; новгородские и псковские иконы XIV–XVI веков; работы строгановских иконописцев и царских мастеров Оружейной палаты [687] . В Лондоне выставлялись также шесть фрагментов стенной росписи из разоренной церкви Св. Петра митрополита в Ярославле (прил. 11 № 152–157) [688] .
687
У современников выставки, как и у ее исследователей в наши дни, не было и нет единого мнения о художественном и историческом значении экспонированных икон. И. Л. Кызласова считает, что «на выставке было много уникальных и весьма ценных памятников, все иконы имели музейное значение», в то время как Г. И. Вздорнов пишет об иконах, закупленных Госторгом и «грубо реставрированных третьестепенными мастерами». П. И. Юкин, сопровождавший иконы в Лондоне, считал, что «за исключением 3-х икон Рублева, представляющих действительно редчайшие вещи, все остальные иконы могли быть со спокойной совестью проданы». Эмигрантская пресса писала, что шедевры на выставке соседствовали с заурядными иконами (Кызласова И. Л. История отечественной науки об искусстве Византии и Древней Руси. С. 351; Вздорнов Г. И. Реставрация и наука. С. 112; Вейдле В. Русские иконы в Лондоне // Возрождение. Париж. 14 декабря 1929 года).
688
Церковь Св. Петра митрополита была построена в XVII и реконструирована в XVIII веке, тогда же сделана внутренняя роспись. Во время ремонта в XIX веке заново расписана. Церковное здание, хотя и в искаженном виде, сохранилось. Об истории церкви и технике съемки фрагментов стенной росписи см.: Рутман Т. А. Храмы и святыни Ярославля. Ярославль, 2005. С. 247–249.