Небесные врата

Предупредительно пискнув, обезьянка спрыгнула с плеча на кровать. Затем осторожно приблизилась к поэту и дотронулась пальцем до края изувеченного глаза.

Менар застыл, боясь пошевелиться перед лицом опасности, которую не мог ни увидеть, ни верно истолковать.

– Что это?..

В ответ обезьянка жалобно застонала и обняла принца за шею.

– Маленький Братец. Мой любимец, – объяснила Каду. – Он огорчился из-за твоей раны и утешает тебя.

Льешо затаил дыхание. Он привык к чудесам и на мгновение позволил надежде затмить разум. Нет, прикосновение обезьянки не излечило слепоты. Менар не прозрел.

Каду не стала водворять любимца на место, но одарила обоих принцев внимательным взглядом.

– Я думала, отец привел нас сюда из-за другого пациента Ибн Аль-Рази.

– Что за другой пациент?

Ответил лекарь:

– Капитан, которой, между прочим, пока не дозволялось входить в палату, наверное, имеет в виду того, кто во дворце…

– Он – личный лекарь Ападиши, – подтвердила Каду. – Отец пошел навестить школу магии, а по возвращении обещал растолковать следующий пункт нашего плана.

Льешо отмахнулся от ее слов. Его не интересовали планы Хабибы. Точнее, у них не оставалось выбора в дальнейшем пути.

– Конечно, я последую совету Хабибы, чтобы получить помощь от Ападиши. Но поход – моя забота, хочу я того или нет. Я не желаю, чтобы еще кто-нибудь пострадал.

Льешо думал обо всех своих друзьях, раненных и погибших в сражениях. Менар с печальной и мудрой улыбкой погладил его лицо. В конце концов он знал стихи-пророчество, которое они собирались искать в Понтии.

– Мне и в голову не приходило, что, говоря через меня, бог Понтия имеет в виду брата, которого я считал потерянным много лет назад… Но если в предсказании речь идет о тебе, ты несешь нам войну. Во время войны гибнут люди, и Ападиша об этом знает. Он понимает, что не выйдет сухим из воды, и спросит: «Есть ли у войны цель, достойная того, чтобы принести в жертву жизнь, домашний очаг и сердце? Звезда ли ведет нас к этой цели – или ложный свет?»

Юноша истолковал поэтические слова брата как вопрос: куда он поведет Ападишу, к победе или поражению?.. Мерген, дядя принца Таючита, спрашивал о том же. Пока что Льешо принес народу Кубала только смерть хана – и, вполне возможно, принца. Он не ведал, найдется ли лучший ответ для Понтия. Что он знал точно – так это кошмарные видения Льюки. Альтернативой войне было падение всех небесных и земных миров: хотя преисподняя могла остаться, но только лишь для того, чтобы принять проклятых.

– Война стучит в дверь Ападиши, – сказал Льешо. – Он может сражаться, пойти на смертельный риск ради существования всего мира – или наблюдать, как сгорает его страна. Я выбираю битву. Как и Мерген из народа Кубал, что странствует в лугах. Народ ташеков, пустынники Гансау, боролись и умирали, они готовы к новому походу. Император Шана тоже с нами, а Шокар обучает фибских солдат, которые вернут Кунгол. Ападиша может присоединиться к нам – или отойти в сторону. Но я видел сны Льюки. Если мы проиграем, Ападиша умрет – так же, как и все.

– Важные вопросы и весомые ответы, – перебил Ибн Аль-Рази. – Но в больничной палате не место для обсуждения Ападиши. Особенно в отсутствие его самого. Государственные дела подождут, пока наш юный король отдохнет и сможет предстать перед Диваном.

– Хозяин… – Менар склонил голову, принимая укор.

Сердце Льешо заныло от гнева при виде униженной покорности брата. Как он мог доверять лекарю, который удерживает в рабстве фибского принца?..

Но Ибн Аль-Рази кивнул рабу с улыбкой, которой Менар не мог видеть, но должен был расслышать в словах лекаря.

– Я всегда знал, что ты – принц среди поэтов. Теперь оказывается, что ты принц и среди смертных. Когда твой брат, юный король, отдохнет, мы обсудим размер твоего выкупа… А сейчас позволь мне последний вечер насладиться твоим талантом. Прочти нам что-нибудь успокаивающее, чтобы твой брат легче отошел ко сну.

– Подождите, – встрепенулся Льешо. – Вначале принц Таючит. Потом уже отдых. Если вы положите нас в одной комнате, за нами будет легче наблюдать. А я засну с легким сердцем, зная, как дела у принца.

– Тебя может расстроить ужасное состояние друга, – возразил лекарь. Потом скользнул взглядом по шрамам на груди Льешо: – Впрочем, кажется, боевые ранения тебе не в новинку. Итак…

Ибн Аль-Рази опустил глаза, пряча какой-то образ под ресницами.

– Твой друг крепко спит. Он не поймет, что ты рядом – мак не оставляет пациенту выбора. Но если тебе станет лучше в его обществе, я устрою вас вместе. Хотя бы ненадолго.

Лекарь махнул рукой: слуги вышли вперед и сплели руки, предлагая принцу сесть на них. Фибский король мог бы заявить, что пойдет сам, но путешествие в уборную лишило его духа авантюризма.

Льешо позволил отнести себя в соседнюю комнату, похожую на его собственную, где метался в забытьи принц Таючит.

– Его разум стремится обратно в реальный мир, – объяснил Аль-Рази, – но ему нужен покой…

Лекарь отошел в сторону и взял тонкий серебряный прут, полый внутри, как тростник. Один конец Аль-Рази опустил в пузырек темно-зеленого цвета, а другой сунул в рот и начал всасывать воздух, пока маковое зелье не заполнило прут.

Вынув его изо рта, он заткнул отверстие пальцем. Потом вложил прут между губ Тая, просунул дальше. Потом убрал палец с отверстия.

Принц Тай булькнул и подавился: лекарь начал массировать ему горло.

– Ну-ну, все будет хорошо, – сказал он, и Таючит быстро успокоился, забыв про боль и видения, которые заставляли его метаться по кровати.

– Извини, – проговорил Ибн Аль-Рази. – Но ему нельзя двигаться, пока не начнет заживать рана.

– Я помню, – с горькой улыбкой согласился Льешо.

В Шане ему не давали мак, а травы брата помогали лишь немного заглушить огонь, терзавший нутро.

– Я благодарен за все, что бы вы ни сделали для него.

Лекарь кротко улыбнулся.

– Теперь осмотрим тебя, юный король?

– Хорошо.

Льешо уже зевал, а в голову лезли смутные и бессмысленные вопросы, вроде: «Почему все называют меня «юный король», вместо того чтобы обращаться согласно титулу?». Или: «Почему я до сих пор сижу?»

Ответ на последний вопрос дал лекарь, мягко откинув Льешо на пуховую перину.

– Оставайся с ним, если хочешь, – прошептал Аль-Рази и на цыпочках вышел из комнаты.

– Спасибо.

Голос Менара, занимающего место подле брата. А дальше поэт принялся читать стихи:

Король с утренней зарей в глазахВышел из солнца…

Льешо подметил упоминание о солнце и понял, что в поэме говорилось о короле нового дня. Но с другой стороны, потерявшись в хаосе бессвязных мыслей, он увидел образ короля, оплакивающего потери.

Ни в том, ни в другом он не ошибся.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Отец грозы и дочь небес!Вы, кто принес ему дары!Избавьте сына от страданий и войны,Верните ему молодость и жизнь!