Небо за стёклами (сборник)

Как всегда, Алексей явился домой поздно. Двери ему отворил, как нарочно, тот самый Галкин. Видно, он еще не ложился. Вышел на кухню в очках, в которых читал и работал.

Ничего они друг другу не сказали. Галкин пропустил соседа и запер двери.

В комнате Алексей снял баян, бережно опустил его. Спать не хотелось. Что-то давило, мешало сразу заснуть.

Зиме уже надо было бы побелить крыши домов, а с них по трубам все еще "лилась вода. Не к месту, не ко времени снова пришла оттепель. В городе началась эпидемия. Грипп укладывал людей в постели в каждой квартире. Сбивались с ног районные врачи.

Уткнув лицо в бушлат, воротник которого он придерживал за концы правой рукой, Алексей с буханкой хлеба спешил домой.

Два дня назад его начало знобить. Не помогали ни натопленная печь — было у него теперь немного дров, — ни водка с горячим чаем, которой пытался отогнать одолевавшую хворь.

Ни что такое простуда, ни какое другое болезненное состояние — прежде Алексей не знал. Тяжелое ранение не в счет. Тут случай особый. Правда, на передовой, какая бы там погода ни бывала — что слякоть, что мороз, — никто вообще не болел. По палатам фронтовики залегли после того, как вылезли из окопов. И каких только тогда не пооткрывалось болезней, о которых четыре года не имели и понятия.

Но Алексей хворать не собирался, этого еще не хватало. Нет, он не поддастся. Познобило и перестало. С утра на третий день почувствовал себя вполне нормально. К тому же явился такой аппетит, что стало ясно — хворь миновала.

Вот и торопился домой с буханкой. Думал соорудить чаю и навернуть хлеба с маргарином, которым был "отоварен" перед болезнью. Прошел двор и поднялся на свой этаж по пустынной, со слезливыми от сырости стенами лестнице. Свернув на последний пролет, увидел — у черного входа в квартиру стоит молодуха. Голова обвязана серым платком. Одета в пальто в талию. На ногах армейские сапоги. Возле, на полу, большая, перевязанная веревками корзина с замочком и узел в байковом одеяле, также в веревках со всех сторон, как в шлее. К узлу еще приторочен старенький эмалированный кофейник без крышки и кастрюлька. Стояла эта невысокого роста молодая женщина и нажимала кнопку неработающего звонка.

— Стучать надо, если сюда, — сказал Алексей, поднимаясь на последнюю ступеньку.

— Стучала, — ответила женщина. — Никто не выходит. Я по ордеру. Комнату тут дали. Я с той лестницы звонила — никого. Дворничиха сказала: "Ты с черной попробуй, может, там отворят".

Голос у нее был чистый и настойчивый, так, во всяком случае, Алексею показалось. Насколько можно было разглядеть при тусклом лестничном свете, была она совсем молоденькой. Лицо в платке чуть скуластенькое, а глаза карие, быстрые. Говорит и будто виновато улыбается. Она раскрыла сумочку с замочком (шариками на козьих ножках) и вынула оттуда желтый листок бумаги.

— Вы, наверно, отсюда? Вот ордер. Проверьте, если хотите.

В жизни Алексей не терпел никаких бумажек. Оттого иногда и случались у него разные недоразумения. Зачем ему этот ордер?!

— Я тебе что, комендант, документы проверять! Сюда так сюда. Мне все одно.

Отыскал в кармане бушлата ключ, всадил его в скважину и распахнул перед приезжей дверь — дескать, входите, будьте любезны. Поселяйтесь где хотите, дело не наше.

Она кивнула, проговорила что-то вроде "спасибо, вот спасибо" и наклонилась, чтобы сразу нести корзину и узел. Но, видно, не очень-то легко это ей было. Вздохнула и снова растерянно улыбнулась.

— Дай-ка, — сказал Алексей.

Свободной рукой хотел легко подхватить корзину, но она оказалась неожиданно тяжёлой.

— Что там у тебя, камни?

— Книги, — будто виновато проговорила девушка. — Учусь.

— А-а, на профессора кислых щей?

— Нет, не на повара, — ответила она, то ли не поняв его шутки, то ли не желая ее понимать. — На водителя троллейбуса учусь. Там книги по электричеству. Ну и тетради. Выдали нам.

— По электрике, — непонятно пробурчал Алексей, подцепил свободной рукой корзину и, стараясь как можно меньше хромать, понес ее впереди девушки к двери в закрытую комнату. Приезжая с узлом доверчиво шла за ним.

— Сюда, наверно, — сказал он, опустив корзину возле двери. — Больше тут селиться некуда.

Девушка подергала ручку запертой двери и спросила:

— А вы в которой живете?

— Я?

Новое дело, зачем это ей еще знать? Алексей помолчал и ответил:

— Я по соседству. Рядом.

— Тогда правильно, — оживилась приезжая. — Управхоз сказал, за стеной живет моряк…

Она не договорила. Похоже было, что осеклась на слове "инвалид", скользнула взглядом по ногам Алексея.

— Пребывает такой, — кивнул он. — Догадливый ваш управхоз.

И пошел, больше не говоря ни слова, с хлебом в руке в свою комнату, вход в которую был из кухни.

Никого из жильцов в этот час в квартире не находилось. Никто не вышел посмотреть, кто это с багажом появился в коридоре. Из своей комнаты Алексей услышал, как приезжая шебаршила ключом в замке, не в силах его отомкнуть.

В старой тельняшке, с медной бляхой на ремне, он опять появился в коридоре. Девушка скинула платок на корзину. Расстегнув пальто, она напрасно пыхтела, пытаясь отворить дверь.

— Дай-ка, — опять сказал Алексей. — Ключ-то тот?

— Управхоз дал.

Покорно отдала ключ, взглянула на соседа с надеждой. Волосы у нее были мягкие, непонятного цвета. Он вставил ключ в замок, крутанул туда-сюда. Замок не поддавался. Пришлось поднажать. Заскрежетало и хрястнуло. Двери были отперты.

— От Петра Первого, наверно, не отворяли, — сказал Алексей.

Из комнаты потянуло сыростью. В раскрытую дверь увиделся покрытый пылью стол и венские стулья.

— Все, — сказал Алексей. — Можете располагаться.

Он вернулся к себе и прилег на кровать. Через заклеенную обоями дверь слышал, как девушка волоком втащила в комнату корзину. Потом были слышны шаги, она задвигала стульями. Вскоре в двери к нему постучались. Алексей поднялся и вышел на кухню.

— У вас не найдется, чем бы забить гвоздик?

Теперь она была без пальто, оказалась одетой в побелевшую от стирки гимнастерку и черную юбку.

Молотка у него не было, но ящик стола, где лежал чей-то квартирный молоток, он знал. Он указал девушке на стол.

— Вон там есть, возьмите.

За стеной вбивали гвозди. "Устраивается, скажи пожалуйста", — думал он про себя. Вынул из футляра баян и, усевшись, начал играть. Играл как всегда, незаметно переходил с мелодии на мелодию. Потом вдруг оборвал игру. Еще, чего доброго, решит — нарочно музыку для нее развожу, завлекаю… Упрятал инструмент в футляр. Немного побыв в комнате, надел бушлат, повесил на плечо баян и отправился из дому.

Когда спускался по лестнице, подумал о том, что новая жилица была ему как-то совсем ни к чему. Так он жил отдельно, в стороне от всех. Теперь за стеной будет эта девчонка. Станет там расхаживать, смеяться или петь, еще гостей приведет. Ему тут давно сделалось привычно быть одному, никого не слышать. Вот еще, новое дело. Откуда и взялась такая!