Негодяй в моих мечтах

Маленькую тряпичную сумочку с латками в трех местах. Два маленьких муслиновых платьица, когда-то вполне приличных, но выцветших от стирок. Старенький передничек, уже не совсем белый. Маленькие чулочки, штопанные-перештопанные. И пару крохотных изношенных башмачков с порванными шнурками.

– «Деньги перестали приходить», – тихо процитировал Эйдан. Записка, старательно исписанная печатными буквами, лежала рядом с мешочком.

Прю, никогда раньше не видевшая все эти вещи, смотрела на них с интересом.

– Думаю, что деньги перестали приходить довольно давно. – Она обвела указательным пальцем крохотную пяточку чулочка. – Здесь больше штопки, чем основы. Такими были чулки Эвана, когда у нас не было денег, чтобы купить новые. Я все штопала и штопала… пока они не начинали расползаться у меня в руках.

Колин нежно погладил ее по спине.

– Эти дни ушли в прошлое и для Эвана, и для Мелоди.

– Они такие крохотные, – медленно покачала головой Мэдлин. – Как же она выросла за эти несколько последних месяцев.

– Эта нянечка Прюит, наверное, с ума сходила от отчаяния. – Лицо Прю застыло. – Видно, что она очень любила Мелоди.

– Мы этого знать не можем, – вскинула голову Мэдлин.

Прю обвела пальцем ряд вышитых простеньких цветочков на передничке.

– Мелоди говорит, что нянечка была очень старой. Она рассказала мне, что той было трудно спускаться по ступенькам. И все же она потратила силы на то, чтобы вышить для Мелоди ее любимые цветочки. – Прю сочувственно поглядела на Мэдлин: – Смирись, Медди: ты не первая полюбила ее.

Мэдлин дернула плечом.

– Ладно, ладно, нянечка Прюит была доброй старушкой, которой не хотелось отдавать Мелоди. Но это не значит, что сейчас она в лучшем положении может взять ее снова.

Эйдан ласково отвел локон от глаз жены (необычное для него публичное проявление нежности).

– Я со своей стороны очень рад, что Мелоди любили. И мне хотелось бы поблагодарить нянечку Прюит за ее добрую заботу.

Колин оперся обеими руками на стол и пристально вглядывался в лежащие там вещи, словно принуждая их заговорить.

– Есть ли в этих вещах что-нибудь особенное? Редкое? Прю покачала головой:

– Они обычны, как трава.

Эйдан взял записку и поднес ее к льющемуся из окна свету.

– Так что это единственная наша улика.

– Подожди, – прищурился Колин. – Что это там на обороте? – Он обошел стол и, взяв у Эйдана записку, перевернул ее. – Какие-то линии, – объявил он. – Каракули. Выцветшие пометки.

Прю протянула руку:

– Можно мне посмотреть? – Подойдя к окну, она приложила записку к стеклу, и на свету пометки на обороте стали гораздо заметнее. – Мне нужен карандаш.

Мэдлин потянулась к колокольчику, но Уилберфорс оказался рядом с ней прежде, чем она успела позвонить.

Я уже послал Бейливика принести из библиотеки карандаш, миледи.

Мэдлин растерянно моргнула.

– Как это… предусмотрительно… с вашей стороны, Уилберфорс.

Уилберфорс отвесил ей легкий поклон:

– Благодарю вас, миледи.

Раздался топот ног, обутых в гигантские ботинки, и Бейдивик появился на пороге с карандашом, зажатым в массивной руке.

– Это для вас, миледи.

Прю не оборачиваясь продолжала вглядываться в прижатую к стеклу записку.

– Вообще-то Билли-вик, это для меня.

Бейливик радостно усмехнулся из-за того, что она по рассеянности назвала его так, как зовет Мелоди. Уилберфорс остался невозмутимым.

Прю взяла карандаш и осторожно обвела им слабые линии. Затем она положила записку на стол.

Эйдан разочарованно нахмурился:

– Это какая-то чепуха.

Колин склонился поближе.

– Похоже на один из рисунков Мелоди. Вот эта фигура вполне может быть топором. – Он выпрямился. – Ее творчество полно ужасов.

– И кто в этом виноват? Пираты? – фыркнул Эйдан.

Все четверо смотрели на прямоугольник, похожий на топор, от которого тянулась длинная извилистая линия, напоминающая поводок.

– Это просто какие-то каракули, – вздохнула Прю.

– Нет, – раздался голос у нее из-за спины. – Это карта.

Они все разом обернулись и увидели возникшего позади Джека. Раскачиваясь на каблуках, он рассматривал записку. Эйдан вопросительно выгнул бровь:

– Полезный у тебя талант. Хотелось бы мне так иногда подкрадываться к Медди.

– Опыт военного разведчика, – коротко отозвался Джек. – Так что это за карта?

– Если только это карта. – Колин передал бумажку Джеку. – Ты видел ее и раньше. Это оборот записки, оставленной с Мелоди.

– На мой взгляд, это всего лишь каракули, – наклонилась поближе Прю. – Почему ты решил, что это карта?

– Потому что долго командовал неграмотными солдатами. Они могли только рисовать, и то плохо. – Джек продолжал всматриваться в записку. – Эта форма кажется мне знакомой. Немного напоминает…

– Сент-Джеймс-парк! – воскликнула Мэдлин.- Куда мы водим Мелоди, кормить уток! Это поводок топора… а сам топор – это Грин-парк.

Колин склонился над запиской.

– Тогда это Стренд, улица, идущая вдоль берега Темзы на восток.

– Поглядите! – Палец Мэдлин ткнулся в какой-то значок у пересечения Стренда и еще одной линии. – Кажется, это обозначает собор Святого Павла.

Прю коснулась странного, похожего на маргаритку знака в конце Стренда. – Тогда что это может быть?

– Что? – рассмеялась Мэдлин. – Разумеется, Треднидл-стрит где скрещиваются все улицы!

– В Лондоне этот перекресток знает каждый. Колин кивнул и нахмурился. – Так зачем же кому-то понадобилась карта дороги к Треднидл-стрит?

– Не к, – пояснил Джек, – а от.

– Конечно, – выдохнул Эйдан. – От нее к «Браунсу». Все вдруг стало ясным.

– Мы нашли эту нянечку Прюит! – пробормотала Прю.

– Это Джек нашел, – уточнил Колин. – Я за это не отвечаю.