Неизвестная революция 1917-1921
Шрифт:
Из № 7 от 9 марта мы приводим две небольшие статьи. Одна, полемическая, озаглавлена «Слушай, Троцкий!»
«Коммунисты в своих радио выливали ушаты грязи на вождей Третьей Революции, отстаивающих истинную власть Советов, а не бесчинства комиссаров.
Мы не скрывали этого от населения Кронштадта и целиком печатали в своих «Известиях» все их клеветнические выпады.
Нам нечего было бояться. Граждане знают, как произошел переворот и кем он сделан.
Рабочие и красноармейцы знают, что среди гарнизона нет ни царских генералов, ни белогвардейцев.
Со своей стороны и Врем. Рев. Комитет отправил в Петроград радио с требованием освободить из переполненных тюрем взятых коммунистами заложников — рабочих, матросов и их семьи, а также политических заключенных.
Во втором радио мы предложили выслать к нам в Кронштадт беспартийных делегатов, которые, видя на месте ход событий, могли бы открыть глаза питерскому трудовому населению.
Что же сделали коммунисты?
Они скрыли это радио от рабочих и красноармейцев.
Перешедшие на нашу сторону части войск фельдмаршала Троцкого привезли нам петроградские газеты, и в них ни слова о наших радио!
А давно ли эти шулера, привыкшие играть краплеными картами, кричали, что от народа не должно быть никаких тайн, даже дипломатических?
Слушай, Троцкий! Ты можешь, пока не ушел от народного суда, расстреливать невинных целыми пачками, но правды расстрелять нельзя!
Она выльется наружу, и тогда тебе и твоим опричникам придется дать ответ».
Другая статья, конструктивного характера, была напечатана с целью начать дискуссию на тему «Переустройство союзов»:
«При диктатуре коммунистов задачи профсоюзов и их правлений в частности сведены до минимума.
За четыре года революционно-профессионального движения в Социалистической России наши профсоюзы абсолютно не имели возможности быть чисто классовыми организациями. То явление произошло не по их вине, а лишь благодаря политике правящей партии, стремящейся к централизованному «коммунистическому» развитию масс. Поэтому работа профсоюзов сводилась лишь к одной, совершенно ненужной переписке по составлению сведений о числе членов того или иного производственного союза, специальности, партийности и т. д.
Относительно же хозяйственно-кооперативного строительства Республики и культурного развития рабочих профсоюзами ничего не предпринималось.
Вот это-то явления, без сомнения, отшатнули рабочие массы от союзов, т. к. последние превратились в коммунистическое жандармское ядро, сковывающее трудовые классы.
С свержением же диктатуры Р. К. П. роль профсоюзов должна в корне измениться. Поэтому вновь переизбранные союзы и правления в профсоюзном движении должны выполнить великую боевую задачу по воспитанию масс в культурно-хозяйственном строительстве страны. Они должны влить в свою деятельность новую оздоровляющую струю, сделаться выразителем народных интересов.
Только тогда Советская Социалистическая республика может быть сильна, когда управление ею будет принадлежать трудящимся классам в лице обновленных профсоюзов.
Возьмемся же за дело, товарищи рабочие! Создадим новые, свободные от всяких давлений союзы — в них наша сила».
№ 8 от 10 марта посвящен в основном военным событиям: нападению коммунистов на Кронштадт и его обороне.
№ 9 от 11 марта публикует пламенный призыв «К товарищам рабочим и крестьянам», отрывки из которого мы приводим:
«Кронштадт начал героическую борьбу с ненавистной большевистской властью за освобождение рабочих и крестьян.
[…]
То, что сейчас происходит, подготовлено самими же коммунистами, их трехлетней кроваво-разрушительной работой. Письма из деревень полны жалоб и проклятий коммунистам. Наши товарищи, возвратясь из отпуска полные гнева и возмущения, поведали нам об ужасах, творимых большевиками по всему миру русской земли. Да, наконец, сами мы чувствовали, видели и слышали все, что делается кругом. Со всех концов доходил до нас великий и тяжкий вопль сел и городов несчастной России и заставил зажечься негодованием наши сердца и подняться наши руки.
Мы не желаем возврата к старому. Мы не слуги буржуазии и не наемники Антанты. Мы защитники власти всех трудящихся, а не разнузданной, тиранической власти одной какой-нибудь партии.
В Кронштадте не Колчак, не Деникин и не Юденич. В Кронштадте трудящийся люд.
Разум и совесть красных кронштадтских моряков, красноармейцев и рабочих нашли, наконец, тот путь, те слова, которые выведут нас из тупика и которых не могли найти царские генералы.
[…]
Вначале мы хотели уладить все мирным путем, но коммунисты не пожелали уступить.
Они больше Николая цепляются за власть и готовы утопить в крови всю Россию, лишь бы самодержавно властвовать.
И вот теперь кровожадный Троцкий, этот злой гений России, гонит на нас наших детей, а ваших братьев [sic], которые сотнями трупов покрывают лед у твердынь Кронштадта. Четыре уже дня кипит борьба, четыре дня гремят пушки, льется братская кровь. Четыре дня герои Кронштадта победоносно отбивают все натиски врагов.
Кронштадт стоит твердо. Все как один готовы скорее умереть, чем отступить.
Троцкий, как коршун, вьется над нашим геройским городом, но ему не взять его. Руки коротки.
Враги наши оперируют одними курсантами, боевыми отрядами коммунистов да обманутыми войсками, взятыми издалека и подгоняемыми сзади пулеметами.
[…]
Т. рабочие! Кронштадт борется за вас, голодных, холодных, раздетых.
Пока властвуют большевики, вам никогда не видать ничего лучшего. Три года вас кормят мерзлой картошкой, ржавой селедкой да обещаниями, а жить становится все хуже и хуже.
Но вы терпите все.
Скажите же, во имя чего? Ужели только для того, чтобы благоденствовали коммунисты и жирели комиссары?! Или вы все еще верите им?
Зиновьев в расширенном заседании Петросовета, сообщая о миллионах золота, отпущенного для закупки продовольствия, рассчитал, что на каждого рабочего придется по 50 рублей.
Если старый крепостник-помещик продавал своих рабов за тысячу ассигнаций, то Зиновьев хочет купить питерского рабочего за 50 рублей. Вот, товарищи, какая цена установлена на ваши головы большевистской биржей.
Но мы верим, что такими уловками наши враги привлекут к себе только несознательных и отсталых рабочих, а купить честных и смелых тружеников у них никакого золота не хватит.
[…]
Тов. Крестьяне! Вас больше всех обманула и обобрала большевистская власть. Где земля, которую вы отняли у помещиков, о которой мечтали целые сотни лет? Она отдана коммунарам или взята под советские хозяйства, а вы смотрите да обманываетесь. У вас отнято все, что только можно было взять. Вы отданы на поток и разграбление. Вы изнурены большевистской барщиной. С голодным желудком, с зажатым ртом, босых и раздетых, вас заставляют безропотно творить волю новых господ.
Тов., кронштадтцы подняли знамя восстания и уверены, что десятки миллионов рабочих и крестьян откликнутся на их призыв.
Не может быть, чтобы заря, которая занялась у нас, не стала ясным днем для всей России.
Не может быть, чтобы кронштадтский взрыв не заставил вздрогнуть и поднять всю Россию, и прежде всего Петроград.
Наши враги наполнили тюрьмы рабочими, но еще много смелых и честных на свободе.
Поднимайтесь, товарищи, на борьбу с самодержавием коммунистов!»
Приведем также отрывки из статьи, опубликованной в том же номере:
«Раскрылись глаза.
Временный Революционный Комитет и редакция «Известий» завалены заявлениями коммунистов о выходе из партии.
[…]
Что означает это бегство?
Боязнь мести со стороны трудового народа, вырвавшего власть у большевиков?
Нет. Тысячу раз нет.
Когда явившейся сегодня с заявлением о выходе из партии женщине-работнице заметили, что таких бегущих, как она — много, она с негодованием ответила:
— Глаза раскрылись, а не бежим.
Алая кровь трудящихся, окрасившая в угоду безумцам, отстаивающим свою власть, ледяной покров Финского залива, открыла глаза народу.
Все, у кого осталась хоть искра честности, хоть доля правды в измученном сердце — бегут. Бегут без оглядки из шайки демагогов.
Остается все уголовное и преступное.
Остаются комиссары всех рангов, чекисты и «верхи», отъевшиеся за счет голодающего рабочего и крестьянина, с оттопыренными от золота карманами, ограбившие музеи, дворцы — достояние, которое завоевал народ своей кровью.
Они еще на что-то надеются.
Но напрасно: народ, который в один миг сумел сбросить с себя гнет царизма и жандармов, — сумеет сбросить с себя и крепостнические цепи коммунистов.
Трудовой народ прозрел».
Наиболее интересные материалы из № 10 от 12 марта мы уже процитировали. Приведем, однако, отрывок из статьи, озаглавленной «Этапы революции»:
«Вырастало новое коммунистическое крепостничество. Крестьянин обращался в Советских хозяйствах в батрака, рабочий в наемника на казенной фабрике. Трудовая интеллигенция сводилась на нет. пытавшихся протестовать истязали в чрезвычайках. С продолжавшими беспокоиться поступали короче… ставили к стенке.
Стало душно. Сов. Россия превратилась в всероссийскую каторгу».
№ 11 от 13 марта посвящен в основном военным действиям. В нем опубликованы также заявления и призывы, подобные тем, что напечатаны в других номерах газеты.
А в № 12 от 14 марта мы обнаруживаем любопытную статью:
«С волками жить, по волчьи выть.
Можно было ожидать, что в великий момент борьбы трудящихся за свои права Ленин не будет лицемерить, скажет правду.
Как-то в мнении рабочих и крестьян разграничивалось понятие о Ленине, с одной стороны, и о Троцком и Зиновьеве, с другой.
Если не верили ни одному слову Зиновьева и Троцкого, то доверие к Ленину еще не было потеряно.
Но…
8-го марта открылся 10 съезд Р. К. П., и Ленин повторяет обычную ложь коммунистов о восстании Кронштадта. Он утверждает, что движение сил происходит под лозунгом свободы «свободной торговли», а потом добавляет: «Оно было за Советы, и лишь против диктатуры большевиков», — не забывая припутать «белых генералов и мелкобуржуазную анархическую стихию».
Мы видим, Ленин, говоря гадости, сам запутывается, проговаривается, что корнем-то движения была борьба за власть Советов и против диктатуры партии.
В растерянности он заявляет:
«Это контрреволюция иного порядка, она крайне опасна, как бы ни были на первый взгляд ничтожны их поправочки к нашей политике».
И есть от чего испугаться. Удар революционных кронштадтцев силен, и главари зарвавшейся партии чувствуют, что их самодержавию пришел конец.
Безграничная растерянность Ленина так и сквозит во всей его речи о Кронштадте. Слова «опасный» и «опасность» повторяются неоднократно.
Он говорит:
«Чтобы кончить с этой мелкобуржуазной опасностью, необычайно опасной для нас, ибо она не объединяет пролетариат, а разделяет его, нам нужен максимум сплоченности».
Да, главе коммунистов приходится трепетать и призывать «к максимуму сплоченности», так как трещину дала не только диктатура коммунистов, но и сама партия.
Мог ли вообще Ленин сказать правду? Не так давно на дискуссионном собрании о профсоюзах он говорил: «Все это мне смертельно надоело, и я независимо от своей болезни рад бы все бросить и бежать куда угодно» [143] .
Но бежать ему не дадут его единомышленники. Он находится у них в плену и должен клеветать так же, как и они. А с другой стороны, и сама политика партии такова, что проведению ее в жизнь препятствует Кронштадт, требующий не «свободной торговли», а подлинной власти Советов».
143
Цитата, приводимая «Известиями», не точна. Подлинные слова Ленина см. в гл. 8, с…. — Прим. перев.
В том же номере опубликована суровая филиппика против Зиновьева:
«Напрасные надежды.
Петроградская «Правда» от 11-го марта печатает письмо Зиновьева к беспартийным товарищам.
Этот распоясавшийся хам выражает сожаление, что на петроградских заводах стало мало рабочих-коммунистов, и поэтому «коммунистам надо во что бы то ни стало вовлекать в советскую работу честных беспартийных рабочих и работниц».
Что коммунистов стало мало на заводах — это понятно: все бегут из партии предателей; понятно и то, что чекисты хотят всеми правдами и неправдами заткнуть глотку беспартийных рабочих привлечением их к сотрудничеству с ними.
«Давайте же, — пишет этот провокатор, — организованно приступим к систематическому вовлечению беспартийных в работу».
Но какой честный рабочий пойдет в эту шайку грабителей, комиссаров и чекистов?
Рабочие отлично понимают, что этим новоявленным жандармам необходимо всеми уступками заглушить их ропот, усыпить их бдительность, чтобы потом еще сильнее сдавить железными клещами.
Рабочие видят, как расправляют они с их беспартийными товарищами в Кронштадте.
«С Балтийским заводом, — плачется далее Зиновьев, — у нас было в последнее время крупное недоразумение. Но если Балтийский завод первым проведет намеченный план и покажет пример другим, то многие ошибки простятся ему».
Вот и проговорился провокатор.
Ведь еще на днях коммунисты уверяли в своем радио кронштадтских рабочих, что в Питере все благополучно и что Балтийский завод работает, а теперь вдруг «крупные недоразумения» и приглашение показать пример «другим заводам».
Стало быть, неспокойно и на других заводах.
Когда же обманывал Зиновьев — тогда или теперь?
Для того,
чтобы расположить балтийцев в свою пользу, коммунисты обещают им все блага мира.«Мы распределим рабочих на самые важные для данного момента работы: по продовольствию, по топливу, по контролю над советскими учреждениями и т. п.
Мы дадим возможность беспартийным рабочим через их представителей принять самое деятельное участие в закупке — за золото — продовольствия за границей для питерских рабочих, чтобы пробиться трудные месяцы.
Мы поставим на практическую ногу вопрос о борьбе с бюрократизмом в наших учреждениях.
Мы друг друга побраним, покритикуем, а все же в главном в основном столкуемся».
Вот как складно поет Зиновьев, усыпляя рабочих, отвлекая их внимание от орудийных выстрелов, направленных против их кронштадтских братьев.
Что же коммунисты молчали до сих пор? Отчего они не сделали это в течение их почти четырехлетнего царствования?
Очень просто, они не могли этого сделать раньше, не могут этого сделать и теперь.
Мы знаем цену их обещаний, и не только обещаний, но договоров (клочок бумажки).
Нет, рабочий не продаст своей свободы и крови своих братьев за все золото мира.
Пусть бросит Зиновьев эту пустую затею «столковываться».
Теперь, когда кронштадтские братья встали на защиту подлинной свободы — рабочие могут дать коммунистам только один ответ: уходите скорей от власти, провокаторы и палачи, пока еще есть возможность удрать, а не обманывайте самих себя напрасными надеждами».
Наконец, мы обнаруживаем в том же номере Призыв Временного Революционного Комитета, отрывок из которого приводим:
«Коммунистическая партия, захватившая власть, сулила вам все блага трудящихся масс. И что же мы видим?
Нам три года назад говорили: «Когда вы хотите, можете отозвать представителей, можете переизбрать Советы».
Когда же мы, кронштадтцы, потребовали переизбрания Советов, свободных от партийного давления, новоявленный Трепов — Троцкий — отдал приказ: «Патронов не жалеть».
Красноармейцы, вы видите, как дороги ваши жизни коммунистам. Вас с голыми руками посылают через залив брать твердыню Трудовой Революции — Красный Кронштадт. Брать неприступные форты и корабли, броню которых не пробивают двенадцатидюймовые снаряды.
Какое предательство!
Мы требовали присылки делегации петроградских тружеников, чтобы вы могли убедиться, какие у нас генералы, кто у нас распоряжается. Но ее нет. Коммунисты боятся, что делегация узнает и поведает вам истину».
Приводим редакционную статью № 13 от 15 марта (предпоследнего номера «Известий» восставших):
«Торговый дом Ленин, Троцкий и Ко.
Славно поработал торговый дом Ленин, Троцкий и Ко.
В бездну нищеты и разорения завела Советскую Россию преступная самодержавная политика правительственной коммунистической партии.
Пора бы и на покой. Но, видно, мало еще тружениками пролито слез и крови.
В момент исторической борьбы, смело поднятой Революционным Кронштадтом за поруганные и попранные коммунистами права трудового народа, стая воронья слетелась на свой 10-й партийный съезд и договаривается о том, как хитрее и лучше продолжать свое каиново дело.
Их наглость дошла до совершенства. Об концессиях говорят совершенно спокойно. Привыкли.
Ленин так и заявляет:
«Мы стали развивать концессионное начало. Насколько это будет успешно, зависит не от нас, но добиваться этого мы должны», — а далее он признается, что большевики довели Советскую Россию до ручки: «Ибо восстановить страну без заграничной техники мы не сможем, для того, чтобы в какой-нибудь мере догнать в хозяйственном отношении другие страны. Обстоятельства вынудили нас закупить за границей не только машины, но и уголь, которого у нас много. Такие жертвы (утешает Ленин) нам придется делать еще и вперед в области приобретения средств широкого потребления и для крестьянских хозяйств».
Где же налаженное хозяйство, ради которого рабочий обращался в раба казенной фабрики, а трудовое крестьянство — в батраков Советских хозяйств?
Но этого мало. Ленин, говоря про сельское хозяйство, обещает еще больше «благ» при дальнейшем «хозяйничаньи», как выражается он сам, коммунистов:
«И если можно иногда восстановить крупное хозяйство и промышленность, то только путем возложения новых жертв на всякого производителя, ничего ему не давая».
Вот такое «блаженство» сулит глава большевиков всем, кто покорно будет продолжать нести ярмо комиссародержавия.
Прав был крестьянин, сказавший на восьмом съезде Советов: «Все обстоит очень хорошо, только… земля-то наша, да хлебушко ваш; вода-то наша, да рыба-то ваша; леса-то наши, до дрова-то ваши».
Но беспокоиться труженику не надо.
Ленин обещает «сделать целый ряд уступок мелкому хозяину, дать ему известные рамки свободного хозяйства».
Как старый «добрый» помещик, он собирается сделать ряд небольших уступочек, чтобы потом еще крепче зажать в клещи диктатуры партии, что ясно видно из фразы: «Конечно, без принуждения не обойдешься, ибо страна страшно обнищала и устала».
Ясно. С нищего можно снять и последнюю рубашку.
Задачу мирного строительства Ленин понимает «с концессиями наверху и с налогами внизу»».
В том же номере опубликован показательный ретроспективный обзор:
«Что дала коммуна.
«Товарищи, будем строить новую красивую жизнь», — говорили и писали коммунисты. «Весь мир насилья мы разрушим и построим социалистический светлый рай», — пели они народу.
Что же вышло?
Все лучшие дома и квартиры взяты под отделы и под подотделы, где просторно, удобно и тепло устроились их бюрократы. Число жилых квартир сократилось, а рабочие живут там же, где жили прежде, но только скученнее и хуже.
Дома приходят в старость, печи портятся; крыши ржавеют и вот-вот потекут; заборы валяются, водопроводные трубы наполовину испорчены, уборные не действуют; заливают нечистотами квартиры; граждане отправляют свои потребности по чужим дворам. Лестницы не освещены, грязны, дворы загажены, помойки и выгреба переполнены. Улицы грязны, тротуары не убраны, скользки. Ходить опасно.
Чтобы получить квартиру, нужно иметь заручку в жилищном отделе, а иначе нечего об этом и думать. Только избранные имеют просторные и удобные квартиры.
Еще хуже обстоит дело с питанием. Безответственные и неумелые работники сгубили сотни тысяч продуктов. Картофель раздавали не иначе, как мороженый; мясо весною и летом тухлое. Раньше свиньям не давали того, что получали граждане от устроителей «райской» жизни.
Честная советская рыба (селедка) спасала положение, да и той в последнее время не стало.
Чтобы получить эти жалкие куски, нужно было простаивать часы во фронтах.
Советские лавки оказались хуже, чем недоброй памяти заводские, где хозяева-фабриканты сбывали всякий хлам и закабаленные рабочие не могли сказать ни слова.
Чтобы разрушить домашнюю жизнь, наши правители завели коммунальные столовые. Что же вышло?
Питание в них было еще хуже! Продукты расхищались, гражданам давались остатки. Несколько лучше обстояло дело с детским питанием. Но того, что выдавалось детям, было еще недостаточно, главное, не хватало молока. Коммунисты в свое время отобрали весь дойный скот от трудового населения на свою ферму. Половину загубили. Молоко поступило от уцелевших коров сначала управителям, служащим, а остатки детям.
Но всего хуже было с одеждой и обувью. Носили только то, что было запасено раньше. Если поступало что-нибудь в раздачу, то очень немногое (сейчас, например, в одном из союзов выдают пуговицы, приходится по 1,5 пуговицы на человека. Не смешно ли?). Особенно плохо с обувью. Путь к раю хоть и короток, а все же не дойдешь без подметок.
Впрочем, были каналы, по которым текло все, что нужно. Люди, близкие к КЕПО, и власть имущие имели все. Они имели свою столовую, особые пайки, к их услугам был ордерный стол, который раздавал блага по милости комиссаршей.
Но узнали то, что «коммуна» подорвала и в конец расстроенный производственный труд. Отпала всякая охота и интерес к работе. Сапожники, портные, водопроводчики и прочие, которые раньше работали кустарным способом, бросили все и пошли кто куда: в портовые охранники, в сторожа, в ряды отдельских работников и проч.
Таков тот рай, который взялись построить большевики.
Вместо прежнего режима установился новый режим произвола, грубости, «дружбы», свойства, воровства и спекуляции, ужасный режим, когда за каждым куском хлеба, за каждой пуговицей нужно протягивать руку к власти, когда себе не принадлежишь и распоряжаться собой никак не можешь. Режим рабства и унижения».
В 14-м, последнем номере от 16 марта 1921 года, посвященном главным образом перипетиям ожесточенной вооруженной борьбы и текущим делам, опубликована еще одна ретроспективная статья, дополняющая предыдущую:
«Социализм в кавычках.
Совершая октябрьский переворот, моряки, красноармейцы, рабочие и крестьяне проливали свою кровь за власть Советов, за создание Республики труда.
Коммунистическая партия хорошо учла настроение масс и, написав на свое знамени заманчивые лозунги, волновавшие тружеников, увлекла их за собой и обещала привести в светлое Царство Социализма, которое могут построить лишь одни большевики.
Естественно, безграничная радость объяла рабочих и крестьян. Наконец-то рабство под игом помещиков и капиталистов уйдет в область преданий, думали они. Казалось, настало время свободного труда над землей, на фабриках и заводах. Казалось, вся власть перешла в руки трудящихся.
Хитрой пропагандой вовлекались в ряды партии дети трудового народа и сажались там на цепь суровой дисциплины. Почувствовав силу, коммунисты постепенно устранили от власти сперва социалистов других направлений, а затем оттолкнули от кормила государственного корабля самих рабочих и крестьян, продолжая управлять в то же время страной их именем.
Уворованную власть коммунисты подменили комиссарским попечением и произволом над душой и телом граждан Советской России. Началось, вопреки рассудку и наперекор воле трудящихся, настойчивое строительство казенного социализма с его рабами вместо свободного царства труда.
Дав расхлябаться правительству под «рабочим контролем», большевики провели национализацию заводов и фабрик. Из раба капиталиста рабочий стал рабом казенных предприятий. Стало и этого мало. Собирались ввести потогонную систему труда — систему Тейлора.
Все трудовое крестьянство было объявлено врагом народа, сопричислено к кулакам. Предприимчивые коммунисты приступили к разорению и занялись насаждением Советских хозяйств, усадеб нового помещика — государства. Вот что при большевистском социализме получило крестьянство вместо свободного труда над освобожденной землицей.
Взамен почти начисто реквизированного хлеба, отобранных коров и лошадей — наезды чрезвычаек, расстрелы. Хороший товарообмен в трудовом государстве: вместо хлеба свинец и штык.
Жизнь гражданина стала донельзя скучной, казенной, жизнь по расписанию властей предержащих. Вместо свободного развития личности, свободной трудовой жизни возникло необычайное, невиданное рабство. Всякая свободная мысль, справедливая критика действий преступных правителей сделались преступлением, наказуемым заключением, а нередко и расстрелом.
В «социалистическом отечестве» начала процветать смертная казнь, это поругание человеческого достоинства. Вот оно — светлое царство социализма, в которое ввела нас диктатура коммунистической партии. Мы получили казенный социализм с Советами из чиновников, послушно голосующих по приказу комитета партии с непогрешимыми комиссарами.
Лозунг «не трудящийся да не ест» при новом «советском» порядке повернулся наизнанку: все для комиссаров, для рабочих же, крестьян и трудовой интеллигенции остался упорный беспросветный труд в тюремной обстановке.
Стало невыносимо, и Революционный Кронштадт первый сбил оковы и вышиб железные решетки тюрьмы, борясь за социализм иного рода, за трудовую Советскую Республику, где полновластным хозяином и распорядителем продуктов своего труда станет сам производитель».
В заключением отметим, что большинство номеров «Известий» выходило под шапкой лозунгов, в которых уточнялись требования и настроения восставших. Вот некоторые из них:
ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ, А НЕ ПАРТИЯМ!
ВЛАСТЬ СОВЕТОВ ОСВОБОДИТ ТРУЖЕНИКОВ ПОЛЕЙ ОТ ЯРМА КОММУНИСТОВ.
ЛЕНИН СКАЗАЛ: «КОММУНИЗМ — ЭТО СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ПЛЮС ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ». НО НАРОД ПОНЯЛ, ЧТО БОЛЬШЕВИСТСКИЙ КОММУНИЗМ — ЭТО САМОДЕРЖАВИЕ КОМИССАРОВ ПЛЮС РАССТРЕЛЫ.
ОПОРА ТРУДЯЩИХСЯ — СОВЕТЫ, А НЕ УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.