Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания
Шрифт:
А через тридцать минут мы уже сидели в самолете.
Рейс Москва — Нью-Йорк.
Взлет…
Мои путешествия — это не только тайны в пространстве и во времени, но и тайны человеческой души, мышления, поступков и деяний. Каждая встреча, пусть даже самая мимолетная — тоже путешествие: к человеку, его жизни, истории, проблемам…
Пассажир рядом с нами несколько раз перекрестился. Его тоненькие седые усы нервно вздрагивали. Он смешно морщил мясистый нос, ерзал в своем кресле, озирался, бросал настороженные взгляды на меня и отца, бормотал что-то неразборчивое.
Потом он вдруг резко выдохнул, блаженно улыбнулся, расслабился и отчетливо произнес:
— Слава богу! Пронесло!
Я вопросительно взглянул на него. И сосед пояснил.
—
— А почему вас это удивляет?
— Та я ж бандеровец. Драпанул в сорок пятом у Германию, а потом у Канаду.
И много ты людей угробил? — отец покосился на соседа.
— Та никого я не гробил. Я у Стэпана Бандэры в ординарцах служил…
Тревога Америки — это моя тревога!
Америка для меня — не просто далекая страна за океаном.
Она приютила моего деда в девятьсот шестом, когда он бежал из России от царской расправы. Ему грозила виселица.
Повезло. Сумел бежать. У каждого в жизни случается свой Великий исход — жизненно важная необходимость отправиться вдаль от родных берегов, в неведомые края.
Здесь, в Америке, родился мой отец, его старшая сестра Анна и его братья.
Здесь живут мои родные и друзья.
Здесь я встречу Джейн…
Но это произойдет потом.
А пока мы с отцом мчимся в «Боинге» через Европу и Атлантику навстречу американским родным и друзьям, навстречу новым тайнам на карте Земли.
Первая прогулка по Бродвею
Асфальт — стекло. Иду и звеню. Леса и травинки — сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока - стриты. А между — (куда их строитель завез!) — дома невозможной длины. Одни дома длиною до звезд, другие — длиной до луны. Есть, что поглядеть московской братве. И за день в конец не дойдут. Это Нью-Йорк. Это Бродвей.… — Днем?! На Бродвей?! Что ты там увидишь? Это так же нелепо, как рассматривать рано утром лицо женщины, когда она еще не воспользовалась косметикой…
Советы американских друзей.
Я их выслушал и отправился… днем.
Знаменитый! Роскошный! Порочный! Таинственный! Несчастный! Удачливый! Проклятый! Сверкающий! Жестокий!..Он чувствовал себя неуверенно без рекламных огней и горящих витрин. Он растерянно жмурился от солнечных лучей. Отдыхал от ночной работы.
В тридцатых годах Илья Ильф и Евгений Петров, побывав здесь, писали: «Мы стояли на самом популярном углу в Штатах, на углу 42-й и Бродвея. ”Великий Белый Путь”, как американцы титулуют Бродвей, расстилался перед нами.
Здесь электричество низведено (или поднято, если хотите) до уровня дрессированного животного
в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Спокойное эдисоновское электричество превратили в дуровского морского льва. Оно ловит носом мячи, жонглирует, умирает, оживает, делает все, что ему прикажут.Электрический парад никогда не прекращается. Огни реклам вспыхивают, вращаются и гаснут, чтобы сейчас же снова засверкать; буквы, большие и маленькие, белые, красные и зеленые, бесконечно убегают куда-то, чтобы через секунду вернуться и возобновить свой неистовый бег.
На Бродвее сосредоточены театры, кинематографы и дансинги города. Десятки тысяч людей движутся по тротуарам. Нью-Йорк один из немногих городов мира, где население гуляет на определенной улице. Подъезды кино освещены так, что, кажется, прибавь еще одну лампочку — и все взорвется от чрезмерного света, все пойдет к чертям собачьим. Но эту лампочку некуда было бы воткнуть, нет места…»
Что изменилось на Бродвее с той поры, как о нем писали Ильф и Петров?
Многие утверждают, в облике американских городов есть что-то враждебное, холодное. Особенно достается Нью-Йорку.
Мне повезло. Я увидел Бродвей в лучах августовского солнца.
Резкие границы света и тени на домах, сочетание цветов напомнили мне картины Сарояна.
Солнце отыскивало темные закоулки и освещало их. Торопилось. Оно спешило уничтожить все, что напоминало ночь.
Скорей, пока не настали новые сумерки! Пока тысячи рекламных огней не охватили знаменитую улицу. Пока не началась другая — вечерняя жизнь Бродвея.
Прохожие шли нервно и торопливо. Будто стыдились отдыхающих витрин ресторанов и магазинов, усталых тротуаров, сонных окон домов.
Зато молодые люди с кошачьей походкой никуда не спешили.
Они вкрадчиво предлагали побывать в отеле, где гарантируется неразглашение тайны. Где всех ждет «царство полной раскованности и наслаждения».
В витрине одного туристического агентства, рядом с призывом «стряхнуть обыденность будней и отправиться на поиски приключений в дальние края», на желтой доске синими буквами было написано изречение английского путешественника XIX века Джона Дундаса Кокрена:
«Куда бы ни привел тебя твой путь, среди каких бы жестоких дикарей и хищных зверей ты ни странствовал, наблюдай за Человеком, цивилизованным или диким, к какому бы племени он ни принадлежал, какому богу ни поклонялся.
О жестокости его обычаев суди благосклонно. На обиды и дурное отношение, которые могут выпасть на твою долю во время путешествия, не отвечай тем же.
Не обращай внимания на случайные обстоятельства, не единожды заставлявшие людей отказываться от самых лучших намерений и лишившие мир многих полезных открытий. Не вмешивайся в политику. Никогда не забывай, что самым увлекательным объектом исследования является Человек…»
«Входите тесными вратами»
Ближе к полудню на Бродвее появились какие-то агитаторы и проповедники. В каждом квартале звучали разные призывы, рассуждения, речи, смахивающие на лекции.
Один из проповедников Бродвея стоял неподвижно и дивным басом запугивал прохожих:
— Остановитесь! Оглянитесь! Посмотрите на небо, на землю! Запомните! Всего этого завтра не будет! Род человеческий доживает последние дни! Мы выбрали не тот путь и за это страдаем. Мы в тупике! Перед нами — стена и обрыв!