Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи
Шрифт:
Окончательно поверил Георгий Константинович в то, что противник остановлен, в начале ноября. 2-го числа он писал в Ленинград члену Военного Совета Ленинградского фронта и члену Политбюро А А. Жданову: «Основное это то, что Конев и Буденный проспали все свои вооруженные силы, принял от них одно воспоминание. От Буденного штаб и 90 человек, от Конева штаб и 2 запасных полка. К настоящему времени сколотил приличную организацию и в основном остановил наступление противника, а дальнейший мой метод тебе известен: буду истощать, а затем бить».
Опять Жуков творил легенду, чтобы ярче высветить собственные заслуги. От Буденного и Конева он принял все-таки не 90 человек и 2 полка, а значительно больше. Тут и потрепанная, но сохранившая штаб и основные соединения 43-я армия, и спешно возвращенная с Юго-Западного направления 49-я. И несколько дивизий и бригад, сумевших отойти к Можайской
Гальдер еще 3 ноября записал в дневнике «Лично я думаю, что противник в состоянии удерживать лишь московский район (Вологда-Москва-Тамбов) и район Кавказа и намерен оставить весь промежуточный район». Советского контрнаступления начальник Генштаба сухопутных сил ожидал не ранее 42-го года или даже еще позднее. Но он понимал, что блицкриг не вышел, и предстоит затяжная борьба. В этот же день, 3 ноября, армии группы «Центр» потеряли соприкосновения с советскими войсками Дальнейшие их действия, как отметил Гальдер 7-го числа, были «скованы безнадежно плохими условиями погоды». Тем не менее вермахт подтягивал горючее и боеприпасы и ремонтировал технику для последнего наступления. Не было зимних видов смазки и антифриза. Катастрофически не хватало зимнего обмундирования. Его запасли только для 60 дивизий, которые Гитлер предполагал оставить в России по завершении осенью Восточной кампании. Однако в ноябре здесь по-прежнему оставалось более 150 дивизий. Солдаты оделись в трофейные русские шинели, в отобранные у населения теплые вещи, но все равно жестоко страдали от холода. Командиры узнавали своих только по кокардам, торчащим из-под женских платков. Все это пестрое воинство готовилось к походу на Москву, которую командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок надеялся взять до Нового года. Но состояние войск заставляло сомневаться в реальности даже ближайшей задачи — выхода к Москве-реке и каналу Москва-Волга.
О том, что будет еще одно немецкое наступление, догадывался и Жуков. 1 ноября он издал приказ «О мобилизации всех сил на отпор врагу». Там, в частности, утверждалось: «Только с 12 по 30 октября под Можайском, Малоярославцем, Волоколамском и Наро-Фоминском немцы потеряли убитыми 20 тысяч и ранеными 50 тысяч солдат. За это же время подбито и уничтожено 289 немецких танков, 198 самолетов, 142 орудия…
Дорогие товарищи красноармейцы, командиры и политработники! Земля и леса, где Вы сейчас грудью защищаете нашу родную МОСКВУ, обагрена священной кровью наших предков, борьба которых вошла в историю разгрома наполеоновских полчищ. Наша святая обязанность не дать фашистским собакам топтать эту священную землю. Силы врага подорваны и истощаются, но все же враг еще силен и продолжает наступать. Фашисты, понесшие от Вашего огня и штыка большие потери, в последние дни вновь подвезли людские резервы. Подвозят боеприпасы, горючее и готовятся перейти в наступление на Москву… Сорвав планы врага и отразив очередное его наступление, мы не только не допустим его к МОСКВЕ, но и предрешим этим над Гитлером победу. Мы скуем его танки и авиацию, мы заставим его живую силу дрожать и гибнуть в сугробах суровой русской зимы. Уничтожим ее так, как наши предки уничтожили армию Наполеона».
Предлагался и конкретный способ, как именно уничтожить врага: «Оборону осуществлять как оборону активную, соединенную с контратаками. Не дожидаться, когда противник ударит сам. Самим переходить в контратаки. Всеми мерами изматывать и изнурять врага. Беспощадно расправляться с трусами и дезертирами, обеспечивая тем самым дисциплину и организованность своих частей. Так учит нас наш СТАЛИН».
Потери противника в технике здесь выглядят правдоподобно, а вот людские потери, как всегда, многократно завышены. За весь октябрь германская сухопутная армия потеряла на всех фронтах, включая Северо-Африканский театр, 44 300 погибшими и пропавшими без вести. При этом надо учитывать, что в первой половине месяца, когда происходил прорыв фронта на московском направлении и на крымских перешейках, потери были значительно выше, чем во второй половине октября, когда интенсивность боевых действий уменьшилась и происходило преследование разбитых советских войск. Кроме того, во второй половине октября немецкая армия сражалась не
только против Западного фронта, но и против Калининского, Брянского, Ленинградского, Юго-Западного, Северо-Западного и Южного фронтов, а также в Крыму. Не мог же вермахт за полмесяца потерять почти половину месячного числа убитых в борьбе только против одного из восьми советских фронтов! Очевидно, истинные немецкие потери Жуков в приказе завысил раза в четыре, чтобы сделать их сравнимыми с потерями своего фронта. По крайней мере, с теми, что указывались в донесениях. Фактические же потери Западного фронта наверняка были еще выше, чем 20 тысяч погибших.К неоправданно большим потерям приводило стремление Жукова при малейшей возможности проводить контратаки и контрудары. В результате части бросались в бой неподготовленными, теряли много людей и техники, но поставленных целей не достигали. Возможно, Георгий Константинович опасался, что в противном случае немцам удастся создать мощные охватывающие группировки и повторить вяземский «котел». Между тем в условиях распутицы, а позднее — морозов немцы во многом утратили преимущество в мобильности и были уже не в состоянии окружить большие массы советских войск. Использование растраченных в контрударах сил и средств в обороне принесло бы больший эффект и позволило бы нанести противнику более значительные потери.
Рокоссовский вспоминал: «Перед самым началом неприятельского наступления (оно началось 15 ноября. — Б. С.) неожиданно поступил приказ комфронта Жукова нанести удар из района севернее Волоколамска по вражеской группировке. Чем руководствовался знавший обстановку командующий фронтом, давая такой приказ, мне и до сегодняшнего дня непонятно. Ведь мы имели крайне ограниченные силы, а срок подготовки определялся одной ночью. Мои доводы об отмене этого наступления или о продлении хотя бы срока подготовки к нему остались без внимания».
В результате наступление 16-й армии окончилось провалом. Рокоссовский так описал его ход: «Поначалу нашим частям, использовавшим неожиданность, удалось продвинуться до трех километров в глубину расположения противника, но затем еле удалось освободиться от этого вклинения. Участвовавшая в наступлении конная группа Л.М. Доватора отражала удары, наносимые врагом со всех сторон. Пользуясь подвижностью и смекалкой, она все же сумела вырваться и избежать полного окружения. Почти одновременно с этим нашим так называемым наступлением двинулся на всем участке, занимаемом армией, противник». Столь же неудачным было наступление 49-й и 50-й армий под Тулой 11 ноября.
В мемуарах Жуков утверждает, что инициатором упреждающих ударов по группе армий «Центр» был Сталин — «10 ноября у меня состоялся не совсем приятный разговор со Сталиным. Сталин спросил у меня:
— Как ведет себя противник? Я ответил:
— Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление…
— Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящийся удар противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар нужно нанести в обход Волоколамска с севера, другой из района Серпухова вдоль реки Протва во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.
— А какими же силами, товарищ Сталин, мы будем наносить эти контрудары? Во фронте свободных сил нет. У нас имеются силы только для обороны, — ответил я.
— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и конницу, которая находится в районе Клина. В районе Серпухова используйте 2-й корпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.
— Этого делать сейчас нельзя, товарищ Сталин, — ответил я. — Мы не можем бросать на сомнительные контрудары последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
— У Вас во фронте 6 армий. Разве этого мало? Я ответил, что фронт обороны войск Западного фронта сильно растянулся, с изгибами он достиг в настоящее время до 500 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта. Сталин:
— Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером.
Я еще раз пытался доказать Сталину целесообразность (? — так у Жукова; по смыслу должно было бы быть «нецелесообразность». Я вполне допускаю, что здесь мы имеем дело с «оговоркой по Фрейду», когда человек бессознательно говорит то, о чем предпочел бы умолчать. Как мы сейчас увидим, Жуков на самом деле был сторонником контрударов. — Б. С.) контрударов единственными резервами, сославшись на неудобную местность севернее Волоколамска. Сталин положил трубку, и разговор был окончен».