Некого больше убивать

Но тут получилось, что не может заснуть. Сначала в голове прокрутилось забавное: «В радиоузле нет их записей!». Ай да Марлоу! Вот где поклонник «Спайдерс»! Даже не позволяет этому выродку их слушать. Незаконно? Конечно. Но есть отговорка. И вообще в этих обстоятельствах Марлоу выглядит благородно, трудно даже представить, что из этого Кэрригана сделал бы другой фанат «Спайдерс»… «Но ведь Кэрриган — тоже фанат! — поразило Кальвареса противоречие. — Только наоборот? Любовь — ревность, из ревности убивают… Из ревности к кому? Или все-таки впереди геростратова версия, хотел прославиться? Другой фанатизм. Непохоже. Ведь возражает против публикаций в прессе… Так чего убивал-то? Тогда, 20 лет назад, все было ясно: фанат. Но сейчас не просматривается… Говорит: «Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите — я не маньяк…». А кто ты, черт тебя побери?!

Кальварес пропахал пальцами шевелюру от лба до затылка, надел очки и, дотянувшись до телефона, набрал номер Марлоу.

— Извините, Фрэнк, я уж думал, попрощались.

— Все нормально… Я ждал вашего звонка. Хотели спросить, как отношусь к «Спайдерс»? Хорошо отношусь. Это… вся моя юность, понимаете?

— Это я понимаю. Вопрос в другом… Он сказал, что убил, но был только орудием убийства. Что он имел в виду? У меня копия его кейса, но там нет ничего об этом. Кэрриган ничего подобного раньше не заявлял?

— Нет.

— Может, устно?

— Честно говоря, не припомню…

— Ну ладно, попробую связаться с его адвокатом.

Кальварес заглянул в файл Кэрригана и выудил телефон Каджи Ламанга. «Индус? Пакистанец?» В офисе сработал автоответчик, дома подняла трубку девочка.

— Могу я поговорить с мистером Ламангом?

— Да, конечно.

Пока Кальварес ждал, он слышал голоса еще, по крайней мере, троих детей. Сколько их у него?

— Каджи Ламанг у телефона, — было произнесено с сильным акцентом.

(«Надо же, — подумал Кальварес, — сколько лет он здесь живет, а говорит, как в нашей бакалее»).

— Мистер Ламанг, прошу прощения, что беспокою вас дома, но вы поймете, выбора у меня не было. Я — помощник Верховного судьи Джон Кальварес. Здесь, в Нью-Йорке, в связи с петицией вашего клиента Кевина Кэрригана. Чисто инспекционная поездка. Но есть у меня к вам несколько вопросов.

— Вы хотели бы встретиться?

— Думаю, что в этом нет необходимости. Тем более, что остаток дня у меня расписан, а утром я уезжаю.

— Ну, что ж, спрашивайте.

— Мистер Ламанг. Вы ведь с Кэрриганом с самого начала…

— Да.

— А почему вы согласились вести его дело?

— Согласился? Почел за счастье! Я только закончил школу Нью-Йоркского университета, и мне предложили этот кейс про-боно. Такое громкое дело: как его ни кончишь — известность гарантирована.

— Неужели никто больше не хотел его защищать?

— Насчет таких же новичков, как я, не знаю, но ни один опытный адвокат не брался, тем более бесплатно. Дело абсолютно прозрачное. Полный комплект улик, арест на месте преступления, признание вины… А крайнюю позицию — сумасшествие и даже временное помешательство — упредили медэкспертизой… Моя роль в суде была чисто номинальной: что-то говорил о спайдермании, хотя мало что в этом понимал, о влиянии масс-медиа, о том, что подсудимый никогда прежде закон не нарушал, просил о снисхождении… Что еще я мог? Тем более, что Кэрриган плел всякую чушь, будто у него миссия, что человечество должно было отомстить Леклессу за разрушение самого великого в истории ансамбля. Никаких иных мотивов не просматривалось.

— Но вот я беседовал с Кэрриганом, он утверждает, что сейчас у него есть какие-то обстоятельства…

— Не сейчас. Примерно через пять лет после суда он нашел меня и стал говорить, будто… будто им управляли. Что он вдруг увидел, как его целенаправленно готовили к убийству. Его друг, целая группа людей из фан-клуба «Спайдерс».

— Зачем?

— Он не знает, и я понять не могу.

— То есть в версию, что Кэрригана кто-то подталкивал, вы верите?

— Только не подумайте, что я идиот или ищу новые дивиденды в этом деле… Я верю… Я даже пытался найти его друзей, но они исчезли…

— Вы не обращались с этим в прокуратуру? — спросил после некоторого молчания Кальварес.

— Смысл? Кому нужны бредни осужденного убийцы без каких-либо фактов. Такие фантазии приходят в голову каждому второму после года отсидки. Я знаю только, что Кэрриган пробовал заинтересовать этим начальника тюрьмы. Никакого эффекта — понятно. Собственно, нужно было дождаться события, когда все это можно легально изложить и попросить проверить. Вот оно и есть, это событие — срок подачи на досрочное освобождение.

На сей раз молчание затянулось до неприличия. «Черт знает что! — размышлял, покусывая дужку очков, Кальварес. — Бред собачий! У этого ублюдка было два десятка лет на фантазии. За это время такое можно было напридумать! Кому все это теперь нужно? Убил и убил, ведь не отрицает… ведь за дело получил свою тридцатку… пусть спасибо скажет, что на стул не попал… ведь никаких смягчающих обстоятельств нет… Утверждает, что есть. Кто-то решил его руками убрать этого Леклесса… Кто? Этот мультимиллионер задолжал миллиард какому-нибудь «буки», отбил свою тщедушную японку у Капоне, он — незаконнорожденный сын английской королевы? Единственно, кому он надоел, так это ФБР и полиции из-за всяких пацифистских штучек, митингов всяких и прочего. Политикам он мешал? Да они ему памятник должны поставить за выпуск пара… Послушай, Джон, у тебя двадцать лет следственной практики в полиции и ФБР, чтобы не влезать в это жидкое говно… Правда, если этот ублюдок напридумал складно, у него теперь будет шанс обратиться в прессу, и, конечно, везде развесят сопли, что помощнику Верховного судьи Хуберта это блюдо было преподнесено, а он и пальцем не пошевелил, чтобы его попробовать… Нет, хитер, умен Хуберт, старик чувствовал, что какой-то риф в этом деле всплывет…

— Мистер Кальварес?…

— О, простите, Ламанг, простите… — снова нацепил очки Кальварес. — Вы мне не назовете имя приятеля Кэрригана, которого вы не смогли найти?… Ага, Руперт Вейн. Возраст?… Да, тогда было — 23–24. А родился-то где?… Не знаете… Он что, по делу не проходил как свидетель? Нет?… Ну а что-нибудь еще о нем?… Играл в ансамбле «Лунные мальчики». Что за ансамбль такой?… Распался в январе 81-го и никаких следов?… Откуда это известно?… Ага, выступали в «Барокамере» в Ист-Вилледже, Кэрриган там бывал… Мистер Ламанг, вы не будете возражать, если я позвоню вам через полчаса-час? Или позже…

— Нет проблем. В любое время.

Получив отбой, Кальварес немедленно связался с ФБР, с Джимом Маккензи: «Старина, я тебе сейчас пошлю E-mail по одному придурку, прошу тебя: найди его следы». Присоединил компьютер к гнезду интернета, набрал на дисплее: «Руперт Вейн, год рождения — от 1955 до 1960, играл в ансамбле «Лунные мальчики», который выступал в ресторане «Барокамера» до 1981 года». «Не густо, — подумал Кальварес, — интересно, Джим сможет сразу раскрутить?» — и нажал «Enter».

Буквально через 10 минут на дисплее засветилось: «Строишь из себя целку или в самом деле у вас в Верховном суде у всех потихоньку крыша едет? Если твой пацан нигде не засветился, ждать придется долго. Джим».

«Ищи! — усмехнулся Джон и стал одеваться в оперу. Хотя никакого желания не осталось: устал, да и знал, что Кэрригана от Доминго уже не отделит.

Вернувшись в номер, Кальварес первым делом полез в Mailbox. «Джон, — прочел он, — Таких Рупертов Вейнов 1,5 тысячи. Мы, конечно, просеяли, осталось 36. Те, что засвечены, подчеркнуты. Джим». И первое, что Кальварес увидел в списке «атачмента» гласило: