Нелюдимый
Шрифт:
— Я хочу выйти… Отпусти меня.
Костя замер на пару секунд, а потом быстро поцеловал меня в шею и открыл дверь кабины.
Вцепившись в знакомое полотенце, я быстро закуталась в него и попыталась поскорее убежать из ванной комнаты, но Костя не позволил мне это сделать.
Обхватив меня сзади за талию, он уткнулся носом в мои волосы и тихо сказал.
— Не убегай. Подожди… вместе поднимемся.
Костя выпустил меня из объятий и тоже подцепил с сушки полотенце. Обернув его вокруг пояса, он развернул меня к себе и с улыбкой спросил.
—
Я опустила глаза вниз и отрицательно мотнула головой. В ответ он взял меня под руку и повел на второй этаж.
В спальне мы надели бельё, после чего Костя решил, что эту ночь мы проведем в одной кровати. Он решил, а я молча согласилась. Очень хотелось побыть наедине с собой, но и тут мне пришлось согласиться.
Из размышлений меня вытащил тихий мужской шёпот и движение сзади.
— Доброе утро…
Костя немного ослабил захват и я смогла освободиться из его объятий. Усевшись на кровати, я сверху вниз посмотрела на мужчину.
— Привет, — шёпотом начала я, — выпустишь меня?
Костя ощупал моё лицо внимательным взглядом и хриплым ото сна голосом спросил.
— Может ещё поваляемся? В гараж пойдем позже.
Сейчас Григорьев был какой-то другой. Взлохмаченные волосы, расслабленные черты лица, губы в полуулыбке… Костя выглядел моложе и можно было сказать, что он был похож на нормального, среднестатистического человека. Больного или психа он сейчас точно не напоминал.
Протянув руку, я осторожно пригладила его буйную шевелюру и снова тихо сказала.
— Ты можешь ещё поспать, а я пойду…
Костя не даёт мне договорить. Он ловит мою руку и начинает покрывать её быстрыми поцелуями. Каждый такой поцелуй запускает по телу миллионы мурашек.
— А откуда у тебя столько шрамов? — резко спрашиваю я, стараясь отвести внимание мужчины от себя.
Лицо Григорьев тут же меняется. Оно каменеет, а по щекам начинают ходить желваки. Его глаза, при этом, превращаются в две черные точки.
Я приоткрываю рот для нового вопроса, но тут тишину комнаты разрывает мелодия звонка. Очень знакомая мелодия. Моя мелодия.
Такой ловкости и скорости я не замечала у себя давно. Я бежала к телефону сломя голову. А когда увидела на экране телефона надпись: «папа», меня словно током ударило. Нажав на желанный вызов, я словно очумелая затараторила.
— Папа… папочка… Привет. Как я рада. Боже!
— Кир, — без приветствий начал папа, — ты опять начудила, девчонка! О чем ты вообще думаешь?
— Папочка, прости! Прости меня за всё. Я все поняла и теперь всегда буду слушать тебя и Диму. Обещаю!
— Димка говорит, ты ночевала в…
— Подожди-подожди. Он не так всё понял. У меня ничего не было с его другом. Я тебе клянусь. Мне плохо… пап. Я всё тебе объясню…
В трубке слышится брань, после которой Бойцов-старший шумно выдыхает.
— А какого хрена ты из дома ушла? Где ты сейчас?
— Я не ушла… — выкрикиваю я, при этом мой голос сильно дрожит, — Дима сказал мне не приходить домой, а я очень хочу домо-о-ой, пап.
— Где ты?
—
Да я… так… нигде можно сказать, — выпаливая я и кусаю губы в ожидании папиного ответа.— Езжай домой. Быстро. Я сегодня приехал в город. Будем решать что с тобой делать, дочь.
Я облегчённо выдыхаю и даже скатываюсь по стене на пол.
— Я скоро буду, папочка. Скоро…
— Давай. Ждем тебя.
Я хочу спросить с кем он ждет меня, но папа уже отключается.
Прикрыв веки, я вытираю со щек редкие капли слез и быстро поднимаюсь на ноги. Надо срочно одеваться…
И тут мой взгляд ложится на Костю. Слегка прищурившись, он в упор смотрит мне в глаза…
— Я ухожу… Папа звонил, — торопливо говорю я и отворачиваюсь.
— Я так и понял, — через минуту говорит Григорьев, — я отвезу тебя.
— НЕТ, — испуганно вскрикиваю я и начинаю бегать по комнате в поисках вещей, — не дай бог папа тебя увидит. Я ему скажу, что жила у подруги и что между нами ни тогда, ни потом, ничего не было… Не надо всё портить… Папа может передумать, если узнает, что я у тебя жила… и вообще…
Костя тяжело вздыхает, но молчит.
— И вообще… никто ничего не должен знать. Представим, что ничего не было. Нас не было… хотя нас ведь и так не было? — спрашиваю я у Кости, а у самой зуб на зуб не попадает и внутри словно что-то нарастает — больное, зудящее.
— Как скажешь… — хрипло выдавливает мужчина и накрывает голову ладонью.
— Главное сейчас не разочаровать папу, чтобы вернуться домой…
Я никогда так быстро не одевалась, даже вещи в сумку я не укладывала, а беспорядочно сваливала.
И вдруг Костя резко разворачивает меня к себе. Он пытается обнять меня, но я инстинктивно отстраняюсь.
— Не надо. Я не хочу. Как ты не понимаешь, — торопливо выдавливаю я из себя, — мне плохо здесь было… ты душил меня… Я домой хочу… Как ты не понимаешь!?
До остановки дошла довольно быстро. Ни грязь под ногами, ни мелкий дождик не останавливали меня даже на секунду. Мне казалось — вот избавлюсь от гиперопеки и любви Кости и всё непременно наладится. Постепенно, но моя жизнь войдет в прежнюю колею и я с легкостью позабуду то время, когда жила у Григорьева. Это точно случится, по другому и быть не может. Я не люблю Костю, его общество меня тяготило и нередко напрягало, поэтому эти два месяца быстро улетят в тар-тара-ры памяти… и сердца. Сердце тоже перестанет так биться, как сейчас и жутко ныть от резко навалившейся тоски.
— Всё будет хорошо, Кира! — снова и снова повторяю я себе под нос, когда бегу к подъезжающему автобусу.
Когда рассчитываюсь за проезд, в памяти всплывает тихий голос Григорьева.
— Деньги возьми. Там дождь идёт… Потратишь на автобус или лучше такси вызови…
Костя протягивает мне мятую пятисотку и у меня ком в горле застревает, а внутренний голос безумно вопит: «Я бегу от тебя. Кидаю! А ты продолжаешь заботиться… Зачем?»
Голос внутри меня блажит, но я продолжаю молчать. Вытаскиваю купюру из его ладони и как будто обжигаюсь об шершавую кожу.