Немецкий мальчик

По наступившей тишине Элизабет догадалась, что до ее появления подруги весело болтали и смеялись. Интересно, когда можно будет уйти?

— Сейчас Эдит принесет чай, — пообещала миссис Брайон, легла на заваленный подушками диван и обнажила плечи. — На бок повернуться, да, Вениша? Руки я так держала?

Женщина у мольберта кивнула и начала рисовать.

— Эту милую девочку надо чем-то угостить, пока чай не принесли. Кто знает, когда появится эта Эдит… — Оливия подошла к подносу с бутылками, плеснула что-то в стакан величиной с вазу, а потом до краев наполнила его апельсиновым соком из кувшина. — Вот, любимый напиток Фрэнки — русская водка. Мы свою порцию выпили с бутербродами, так что вы пока наверстывайте упущенное.

Коктейль сохранил вкус свежайшего апельсинового сока, но оказался теплым, будто в нем утонул кусочек солнца. Элизабет сделала глоток и почувствовала, как согревается желудок.

— Господи, я совсем забыла о времени! Мне пора бежать! — воскликнула Пикси Фейрхевен, американка, как и миссис Брайон. — Ну, Франческа, передать маме, что вы приедете в августе? Остальных, разумеется, тоже приглашаю. Ингрид, милая, для детей няню наймем. Итальянцы обожают малышей.

— Вы очень любезны, Пикси, — отозвалась миссис Шрёдер. — Тоби не переносит жару, но я уверена, мы что-нибудь придумаем.

Пикси повернулась к художнице:

— А вы, Вениша? Уговорите Дугласа поехать этим летом не во Францию, а к нам в Италию?

— Не уверена, — рассеянно обронила миссис Гибб и отступила на шаг, чтобы оценить набросок. На щеке у нее темнело угольное пятно. — Он говорит, что итальянцы слишком возбужденные и истеричные, не крестьяне, разумеется, а средний класс. Боюсь, мне его не переубедить.

— Совсем не нужно смотреть на итальянцев! — беззаботно воскликнула Пикси. — Дугласу незачем выходить за ворота. У нас есть бассейн, а с террасы прекрасные виды. Вениша, вы попробуйте! — Пикси повернулась к Элизабет: — Мой папа недавно купил виллу в Амальфи.

— Ваша семья переезжает в Италию?

— Нет, боже мой, нет! Я не смогла бы жить в Италии! Дом для меня — наш особняк в Нью-Йорке, а здесь, в Англии, мы живем в Блумсбери. Еще у мамы есть маленький замок на Корфу, такой аккуратненький, не чета шотландским, и шале в Инсбруке, мы там катаемся на лыжах. Вилла в Амальфи — просто мечта, хочу, чтобы все ее увидели! Здорово проводить отпуск на собственной вилле в кругу любимых друзей, правда, мисс Оливер?

— Да, конечно, — кивнула Элизабет.

— Американцы зарабатывают деньги с такой скоростью, что без нашей помощи не успевают тратить. — съязвила Оливия.

Пикси Фейрхевен не обиделась.

— Мой папа занимается биржевыми операциями, мисс Оливер. — Очевидно, она сочла, что Элизабет нужны пояснения. — На бирже покупают деньги. Странно, правда? Зачем покупать деньги, а не вещи или драгоценности? — Пикси захихикала.

— Деньги — это те же вещи, — заметила миссис Брайон. — Сегодня у них одна ценность, завтра — другая. В газетах пишут, что игроки Нью-Йоркской биржи слишком богаты.

— Мне нравится быть слишком богатой, — честно призналась Пикси.

— Все «быки» однажды превращаются в «медведей», — заявила Оливия.

Все молчали. Маленький Тоби Шрёдер как ни в чем не бывало рисовал у камина. Эдит принесла чай и надменно проигнорировала грязную посуду. Элизабет потягивала коктейль.

— Вениша, милая, а что ты решила с Лефевром? — поинтересовалась миссис Брайон.

— Ах, даже думать тяжело! Мне надавали столько рекомендаций, сделали столько замечаний… Андре сказал, что портрет неплох, хотя голова малость непропорциональна туловищу.

— Бедная ты, бедная! — покачала головой миссис Брайон.

— Он заставил меня все переделать, — продолжала миссис Гибб. — Сейчас эмоции улеглись, и можешь называть меня необъективной, но прежде портрет нравился мне гораздо больше. Лефевр не для меня. Они настолько консервативны, что готовы вернуть моду на классику. Дугласу это в самый раз, он в любом стиле пишет, а я задохнусь. Пожалуй, я все отменю и к июню вернусь в Лестер, где мой стиль понимают и ценят.

— Мудрое решение, — одобрила миссис Брайон.

— Не слушайте их, мисс Оливер! — засмеялась Пикси Фейрхевен. — Я вот сразу уши закрываю, чтобы с ума не сойти. Для девушек вроде нас с вами искусство — дремучий лес. Хвала небесам, что мы не обязаны в нем разбираться!

Пикси Фейрхевен явно считала, что они с Элизабет обе совершенно не разбираются в искусстве. Нелестное предположение, но ведь Элизабет впрямь не знала, кто или что такое Лефевр, да еще от коктейля разморило.

— Откуда вы знаете Майкла? — полюбопытствовала Оливия.

В гостиной тотчас воцарилась звенящая тишина.

— Я дружу с его младшей сестрой Рейчел. В августе собираюсь к ней в Кент и надеюсь встретить там Майкла. — Элизабет не лгала: Майкла в Кенте не будет, но надеяться-то можно. Она украдкой взглянула на миссис Брайон — та закрыла глаза.

— Фрэнки совсем разуверилась, а вот я думаю, что Майкл к нам вернется, — заявила Оливия.

— У него дела, — парировала миссис Брайон.

— Его письма всегда такие непонятные! — воскликнула Элизабет куда эмоциональнее, чем хотела. Она собиралась спросить, где сейчас Майкл, но теперь уже не спросишь. — Майкл пишет, что часто думает обо мне. Надеюсь, он серьезно?

— Конечно, серьезно. — мягко и искренне ответила миссис Брайон.

Оливия протянула Элизабет чашку чая и кусок пирога.

— Коктейль у вас не крепкий, но, может, и пирог попробуете?

«Неужели они считают меня наивной глупышкой, не знающей, как действует алкоголь?» — с досадой подумала Элизабет.

Пикси Фейрхевен так и не ушла домой, и они с Ингрид Шрёдер курили цветные сигареты в мундштуках. Миссис Гибб еще не дорисовала Франческу Брайон, и Пикси с Ингрид сказали, что подождут. Угостить сигаретой Элизабет никто не подумал.

— Мисс Оливер — медсестра, — сообщила хозяйка дома. — Чудесно, правда? Выхаживает заразных детишек.

— Вот это смелость! — похвалила Вениша Гибб. — Чтобы бороться с чужой болью, нужно благородство и великодушие.

— И зрелая самоотверженность, — добавила Ингрид Шрёдер.

— Я так вами восхищаюсь! — воскликнула Пикси Фейрхевен. — Медсестры — самые настоящие ангелы. Честное слово, я считаю вас святыми!

Возникла пауза, и Элизабет поняла, что теперь ее черед говорить.

— Можно мне сигарету? — Перед глазами поплыло. — Я больше не медсестра. Меня уволили. Мой любовник, хирург, оказался женат. Он водил меня за нос, и я назвала его грязным лгуном.