Немного магии

Пока мы собирались, туман рассеялся, и Тэрона на краю полигона я увидела издалека. Он брел вдоль кустов, по самому краю тропки, сутулился и смотрел строго себе под ноги. Его обогнали два студента-первокурсника, которых я успела запомнить только в лицо, но не по имени; оба оглянулись, неприятно ухмыльнувшись, но тратить драгоценные минуты не стали: поутру в столовой собирались очереди, и все спешили избавиться от нудных повинностей и поскорее получить свой завтрак.

Все — кроме Тэрона. Он, казалось, замедлился еще сильнее, чтобы не столкнуться с сокурсниками в зале, и я — неожиданно даже для себя — разозлилась.

Что такого с ним делали в детстве, что он до сих пор боится привлечь внимание? С его-то силой! Да пожелай он — и оба насмешника захлебнулись бы прямо на этой тропинке прежде, чем успели испугаться!

Я прибавила шаг. Хемайон с легким удивлением повернулась ко мне, но потом тоже заметила Тэрона и понятливо приноровилась к моей походке.

— Доброе утро, — широко улыбнулась я, поравнявшись с полукровкой.

Он вздрогнул и поднял голову.

— Доброе, — выдохнул Тэрон и с облегчением улыбнулся в ответ.

А я уставилась в невозможно зеленые глаза и вдруг осознала, что решение сразу двух моих проблем, вполне возможно, куда ближе, чем я полагала.

Кому, как не полуэльфу, знать об эльфотире? И книга — у него же была книга о контроле над даром!

А я вполне могла решить, по крайней мере, проблему с отношением студентов к полукровке. Сразу же, как только решу проблему с отношением студентов ко мне самой.

Оставалось только убедить Тэрона, что ему это нужно. Или, по крайней мере, что это выгоднее, чем съеживаться от каждого косого взгляда и постоянно ждать новых нападок — потому как ничто не провоцирует треснуть ближнего своего, чем его готовность принять удар.

— Ты в зал накопителей? — спросила я просто для поддержания разговора, чтобы пауза была не слишком заметной, и легко подхватила Тэрона под локоток — точно таким же непринужденным жестом, каким поддерживала и Хемайон.

Полукровка покосился на свое предплечье.

— Да, — с запинкой отозвался он и выпрямился с таким независимым видом, будто на самом деле каждое утро прогуливался под ручку с воспитанницами закрытых школ для благородных девиц, а уши у него всегда были красные и ничего особенного в этом нет.

— Отлично, — я улыбнулась шире. Вышло, кажется, совсем неестественно, но Тэрон был слишком занят собственными переживаниями, чтобы заметить. — Втроем веселее. И теплее. В мужском крыле тоже поутру холодно?

Сам Тэрон, по всей видимости, ничуть не мерз. От нескладного тела веяло ровным, здоровым теплом; а предплечье под моими пальцами и вовсе казалось лихорадочно горячим — настолько, что я с трудом удержалась, чтобы не шагнуть ближе. Но воспитание привычно перевесило, и я осталась на приличествующем подруге расстоянии.

— Холодно, — тем не менее, подтвердил Тэрон с легким удивлением. — Но разве для тебя это проблема?

— Сегодня — почему-то проблема, — призналась я и перестала натянуто улыбаться. — Сила почти не отзывается. Я собираюсь переговорить с Фасулаки, не его ли это эксперименты так сказываются, и в случае необходимости заглянуть в лазарет после лекций.

— Вряд ли профессор Кавьяр одобрил бы на своем занятии эксперименты, которые могут негативно сказаться на студентах, — с сомнением заметила Хемайон.

Я неуверенно пожала плечами.

На студентах — да. Но я-то вольнослушательница!

Хотя он и Тэрона в этот эксперимент втянул, не колеблясь ни секунды.

— Вряд ли, — согласилась я больше для приличий и постановила вслух: — Если не сумею найти Фасулаки сразу после занятий, отправлюсь прямиком к целителям.

Хотя бы потому, что мой дар — и все сопутствующие ему привилегии, пусть и сомнительные, — для меня куда важнее, чем чужая дипломная работа. В конце концов, разве пристало леди служить наглядным пособием ради каких-то сомнительных военных преимуществ перед участником действующего мирного соглашения?..

— Хорошо, — заметно поуспокоилась Хемайон. — Я провожу, если хочешь.

— И я, — тут же вызвался Тэрон, так загоревшись идеей, что даже забыл покраснеть.

Я с любопытством покосилась на полуэльфа, но пуститься в расспросы о целительской карьере не успела: мы наконец-то добрались до зала накопителей, и разговор заглох сам собой.

Полигон уже был истоптан десятком ног — что характерно, босых, — а розы за внушительным забором будто расцвели еще пышнее. Мы оставили Хемайон в цветнике, а сами вошли внутрь, подслеповато щурясь с непривычки. Я порадовалась, что не стала отлынивать, несмотря на странное поведение дара: сегодня в зале дежурил сам профессор Биант — как обычно, в щеголеватом бордовом камзоле, с выражением вселенской тоски на лице и полупустой флягой в руке. Я вежливо поздоровалась, скрывая раздражение (едва рассвело, а он уже с вином!), и заняла свободное место на скамье перед постаментом с выгравированным язычком пламени.

Сам постамент, как обычно, был ледяным, и я отдернула пальцы, едва коснувшись его. Сегодня руки вовсе не прилипали к камню — он будто сам оттолкнул меня, и я с нарастающим беспокойством поднялась на ноги.

Кажется, накопитель не принял ни грана силы, и я не понимала, почему. К счастью, мою растерянность заметил профессор Биант — и, разом потеряв интерес к фляге, направился к скамье.

— Что-то не так, миз Доро?

Я порадовалась, что можно проконсультироваться хоть с кем-то, и честно изложила утренние сложности с даром, опустив свои подозрения о коварстве эльфотира. Профессор, к моему облегчению, обеспокоенным не выглядел.

Довольным, впрочем, тоже.

— Фасулаки, значит, — произнес он и бездумно приподнял флягу, будто хотел глотнуть, но тут же снова опустил. — Что ж, миз Доро, поздравляю — вы запустили «маятник» раньше всех остальных студентов в этом году.

— Маятник? — неуверенно переспросила я.

Профессор казался слишком хмурым для поздравлений. Впрочем, если он не расставался с флягой со вчерашнего дня, ничего удивительного в этом не было.

— Любой дар можно усилить, — сообщил профессор Биант. — Раскачать, как маятник. Сейчас ваш дар в низшей точке, но уже через несколько часов пойдет вверх. Если в этот момент его подтолкнуть, истратить полностью на что-либо, в следующий раз точка полного восстановления окажется выше. Как если бы вы подтолкнули маятник часов в том же направлении, куда он уже и так шел. В теормаге это называется маятниковым резонансом или принципом маятника.

Он помолчал, бездумно покачивая флягой. В ней выразительно булькало.

— На вашем месте, — мрачно сказал профессор Биант, — я бы оставил все как есть и продолжал сливать силу один раз в день, в накопитель. Ни к чему вам сейчас усиливать дар, который вы и без того не способны контролировать в полной мере.

Пожалуй, я бы обошлась и без очередного напоминания об этом.

— Боюсь, я включена в список соавторов исследовательской работы господина Фасулаки и не могу отказаться от участия в экспериментах, — сухо отозвалась я. — Возможно, есть какая-нибудь методика, которая помогла бы мне с контролем над даром?