Необручница: На острове любви

К возвращению хозяина госпожа успела искупаться (О, её купания достойны отдельного рассказа!), поужинать и лечь в кровать. Меня отпустили к себе, попросив не ложиться спать до возвращения господина, потому что, возможно, потребуется моя помощь. Госпожа читала книгу у себя, я через стенку разбирала пряжу и нитки для вышивки, периодически клюя носом.

Было уже достаточно поздно, когда я сначала услышала стук двери в их комнату, затем проснулся колокольчик. Расправив складки на платье, я поспешила на зов. Не отрываясь от чтения, госпожа попросила помочь сиру Брису принять ванну:

— Я устала и не хочу мокнуть, — спокойным и в некоторой степени равнодушным голосом сказала она.

Поражённая заданием, я осталась стоять на месте, наверняка краснея, потому что лицо моё запылало. Сир Брис тем временем медленно раздевался, сидя на кровати, и будто бы выглядел немного пьяным.

— Ана, ты свободна! — тягуче и раздражённо произнёс он.

— Я уже легла, Брис. Не упрямься. Ана видела твой зад по меньшей мере раз десять.

— Значит, я не буду сегодня мыться.

— Ты принёс с собой такой букет ароматов, что меня стошнит ночью. Ана, не стой, как вкопанная, ты знаешь, где артефакты!

Я покорно на ватных ногах отправилась в купальню. Чистая вода в лохани уже была приготовлена, как и простыня внутри. На полке стоял ящик с ложементом для артефактов, заряженных магией огня. Один был взят, активирован и брошен в воду. Та нагрелась буквально за минуту, и я вытащила артефакт, чтобы отключить его.

Господин, раздетый до подштанников, зашёл в купальню, убедился, что вода готова и потянулся к поясу.

— Отвернись! — рявкнул, хотя я без того стояла боком, делая вид, будто меня нет.

Пришлось повернуться и уткнуться взглядом в металлическую блестящую поверхность висящего на стене плоского таза. Госпожа не пошутила, когда сказала, будто я видела её супруга голым. Меня часто отправляли за какой-нибудь мелочью вроде лёгкого перекуса или воды для питья, вином, при этом никто не ждал, когда я вернусь, а начинали сразу заниматься делом. Первый раз я вошла и замешкалась, не зная, куда деть свои глаза, можно ли выйти и когда вернуться. Сир Брис сидел на краю кровати, а госпожа устроилась у его ног и закрывала приспущенные штаны своей головой. Господин явно был недоволен моим вторжением, но госпожа лишь приподняла голову и, не оборачиваясь, приказала поставить вино на столик, отправляться к себе и ждать вызова, если понадоблюсь.

На следующий день она мне объясняла: я не просто её служанка, а фактически незаменимый её спутник, поэтому в любом случае буду знать, что она делает, что ест и как спит. Моё молчание устраивало обоих супругов, никому из них в голову бы не пришло, что я, увидев эту сцену, пойду рассказывать слугам. Что правда, то правда, рассказать никому я не могла. Даже поговорить на эту тему с виновниками моего смущения.

Но застав в пятый и шестой раз откровенную сцену, я перестала краснеть и просто торопилась выполнить указание, а затем исчезнуть, словно тень в полдень.

И вот сир Брис, пошатываясь, сбрасывает с себя штаны и идёт к лохани. Его мужественный орган напряжён, и я впервые вижу господина полностью раздетым и стоящим ко мне лицом. Мои глаза зажмуриваются, потому что хозяину стоит поднять голову, как он поймёт, что я подсматриваю.

— И долго ты будешь пялиться в стену? — недовольно говорит он, разворачивая словами к себе. — Помой мне спину и голову, остальное я сам сделаю.

Мои руки дрожали, пока я смачивала вихотку и поливала её мылом, распускала пену. Сир Брис, конечно, был молодцом, считая, будто из-за воды в лохани ничего не видно, но его орган жил своей жизнью, будто наблюдал за мной и подрагивал, пока его хозяин расслабленно лежал, закрыв глаза и наслаждаясь горячей купальней. Я встала со стороны спины, прислонённой к наклонному бортику, и ждала, когда на меня обратят внимание.

Меня почувствовали, голова запрокинулась, и голубые глаза холодно уставились на меня:

— Что такое, Ана?

Я молчала. Пусть сам догадается. Хозяин вздохнул, наклоняясь и подставляя мне спину:

— Твоё молчание прекрасно, но, по-моему, ты не знаешь, что иногда речь упрощает дело.

Я тёрла ему плечи, спину, сглатывая опасные мысли. Какое, всё-таки, великолепное было тело у сира Бриса! Через тонкую вихотку прощупывались бугорки, называемые мышцами, я получила настоящее эстетическое удовольствие, которое испытывает любой человек, трогая или созерцая прекрасное. Не знаю, как его мыла госпожа, я делала всё по привычке, дублируя действия, которым меня научили. Медленно, несколько задумчиво.

В результате сир Брис чуть не уснул в воде, как мне показалось. Макнул носом в воду и недовольно прокомментировал:

— Что ты там возишься?! Быстрее!

Я начала мыть ему голову. Стараясь ускориться и не оплошать, как со спиной. Но — Владычица моя! — прикосновения к его густым волосам, голове как-то совсем нехорошо отозвались в моих коленках. Почему моё тело так неожиданно отреагировало на прикосновения к волосам, я не понимала. Сир Брис сидел подобно послушному ребёнку, не возмущаясь на мои отирания лба с целью не допустить пену попасть в глаза. Наконец, мыло было полностью смыто, господин провёл рукой по лицу, смахивая с него влагу, и откинулся на край лохани, снова закрыв глаза.

— Благодарю, свободна! — только и сказал, не открывая глаз.

Я робко повесила мыльную вихотку на край, заставляя себя не смотреть вниз. Поверхность воды наконец покрылась мыльной плёнкой, но всё равно розовое пятно выдавало напряжение сира Бриса. Сделала книксен, вернулась в комнату. Госпожа взглянула на меня поверх книги и улыбнулась:

— Спасибо, Ана. Благостной ночи.

Примерно через полчаса за стеной раздался первый вскрик, за ним ещё и ещё. Картина живо развернулась перед моим мысленным взором. Как сир Брис выходит из купальни, вытираясь на ходу, отбрасывает влажную простыню на пол. Затем стягивает с жены покрывальце и накрывает своим телом. Входит в неё тем самым орудием, которое следило за мной, пока я мыла господину голову…

Сама не знаю, как получилось, рука моя потянулась вниз, развязывая верёвочку, перехватывающую штанишки, и нырнула в удивительно горячее лоно. Очередной крик госпожи стал моим, в ту ночь не госпожа стонала под сиром Брисом, то была я… Когда огонь в моём лоне взорвался на миллионы искр, только тогда я почувствовала стыд. Теперь я была свободна от желания, теперь моя голова могла мыслить здраво.

Но это было временно, разум меня обманул. Всё повторилось на следующую ночь. Однажды познав сладость, моё сознание начало хитрить, приспосабливаться. Особенно в те вечера, когда я засыпала на ходу. Во сне, едва начинала слышать знакомую песнь любви, мои пальцы неконтролируемо сами тянулись к средству наслаждения…

Повторюсь, если это была игра, подталкивающая меня к исполнению договора, то она была слишком тонкой, чтобы в те дни я могла заподозрить неладное. Если вы любите детективные романы, то должны вспомнить хотя бы один сюжет с коварными наследниками, которые постепенно внушают богачу сумасшествие или желание покончить жизнь самоубийством. В конце таких историй несчастный делает выбор, считая его своей волей, а на самом деле, исполняет чужую.

Так я изо дня в день то видела эпизоды танца страсти, то слушала ночные песни, то мне спокойно, словно об обычных вещах, рассказывали какие-то детали. При всём этом никто не настаивал, не намекал на моё активное участие. Меня подводили к этому, нарочно или бессознательно. Кроме того, за полтора месяца никто на меня не повысил голос, не прозвучало и уничижительного намёка. Одним словом, со мной обращались как с очень дорогой служанкой, будто в договоре были прописаны оглушительные выплаты за мою обиду и усталость. Даже когда я неловко разбила в кабинете сира Бриса очень ценную вещь из хрусталя, вместо пощёчины меня ещё и утешали…