Неожиданность

— Воровать зашел? Тащи, все, что можно! Я по любому не встану.

Да, похоже, насчет качества моей одежки боярин-постельничий был прав. Надо знакомиться, а то подсунусь сдури поближе в лечебно-диагностических целях и получу подарок между глаз от лежачего больного.

— Я — Владимир, друг вашего сына, гулял с тобой вместе на его свадьбе.

Путята пригляделся, рыкнул.

— Ты тот поганец, что его на лесопилку с ушкуя сманил! Самого молодого атамана!

— Тот, тот, — не стал отпираться я.

— И чего приперся?

— Тебя из лавки сманивать.

Блеск в глазах у пациента погас.

— До ближайшего погоста можешь сманить. Только не взыщи — волоки сам. Я от болей уж и шевелиться бросил. Не ем третий день, жена только губы смачивает.

— Сниму сейчас боли, выслушаешь меня спокойно?

— Дерзай. Только дело это дохлое.

Дохлое дело я исполнил секунд за пять, волхв Добрыня выучил в свое время от души.

— Хорош валяться! Вставай — поесть тебе пора, пока не помер с голодухи.

— Да боли…

— Забудь, пока я рядом. Еда-то в доме есть? А то до харчевни прошвырнемся, я угощаю.

Вначале не поверил. Потом тихонько завозился. Повернулся на бок. Отлежал, спину-то, поди, за трое суток.

— Хорош волынить, вставай!

Осторожненько сел. В голубых глазах плескалась тихая радость.

— Неужели и встать можно?

— Прыгать и таскать тяжести — не советую. Сидеть и вставать можно. Идти на кухню — нужно!

Тут пришла жена.

— Господи! Сел!

— Переодень меня, обделался весь, перед человеком неудобно.

Я прошел на кухню. Путята появился через пару минут, голодный, как волк. Рявкнул:

— Поешь со мной!

Я от еды отказался.

— У сына вашего отобедал, сыт пока. Ты кушай, а я пока погляжу кое-что по лечебной части.

Настаивать он не стал — не до того было, вгрызался уже в бараний бок, смачно перекрывая его обильно промасленной ячневой кашей. От ломтя ржаного рвал зубами здоровенные куски. Эх, поедим!

Я занялся делом. Через минуту все стало ясно. Грыжа межпозвонкового диска в поясничном отделе позвоночника вылезла на нервный ствол — отсюда и дикие боли. Я их снял временно, на 10–12 часов. Теперь надо эту болячку реально вылечить. Проверил цела ли оболочка диска, нет ли онкологии, не сильно ли вылезла эта гадость — все было приемлемо.

Путята уже ел поспокойнее.

— Много не ешь, — предостерег я его, — а то очень плохо станет. Лучше попозже еще раз навалишься.

Мужик оказался разумным. Вздохнул, рыгнул, отставил тарелку, положил ложку, запил каким-то отваром, и мы вернулись в его комнату. Жена осталась ковыряться на кухне.

— Так я тебя слушаю.

— Болезнь у тебя поганая. Ни волхвы, ни костоправы не помогут. Я могу вылечить.

— А ты что за кудесник?

— Я пришел из очень далеких мест, и лечу совершенно иначе, чем местные.

— А чего там лечить? Не болит же ничего!

— Это ненадолго. К ночи или завтра к утру прихватит пуще прежнего.

— Да все прошло, одолел ты эту напасть!

Я вздохнул.

— Это было, как в драке. Стукнул противника по носу кулаком, он и отвлекся. А к ночи вражина отойдет от моей плюхи, и начнет тебе жилы рвать пуще прежнего.

— Не верю!

— Тогда прощай. Когда поверишь, найдешь меня через побратима Матвея — Ермолая.

И, понимая, что дальнейшие беседы пока бесполезны, ушел.

Глава 21

Возле приемного покоя толпились женщины. Слабый пол окреп духом от общения с Игорем — ведун всегда на месте, в отличие от прежнего работничка, извечного шлюна. Лечение продолжается целый день, а не так как раньше — этих приму, а остальные пошли вон! А сегодня вообще не приму! Денег берет так же, а лечит гораздо дольше — значит, лучше, внимательнее.

Богуслав, сидя на лавочке, глядел в глаза Марфе, и что-то ей втолковывал — ума, видать, заливал. Мне махнул — проходи, не мешай.

На кухне Федор обрабатывал говядину для пеммикана — отделял мясо от пленок и жил, а Ваня с Наиной меленько нарезали рябину. Стал втолковывать повару суть рецепта.

— Тебе потом надо будет мясо настругать тонкими ломтиками, и долго, ну скажем с полдня, сушить на горячей, но не огненной плите. Лучше пересушить, чем не досушить. Увидишь, что полностью просохло, разотри ломтики в порошок. Перемешай с кусочками ягод рябины. Ягоды сверх меры не клади, сильно кислить будет. Залей все топленым жиром, еще раз замеси.

— А чего сколько брать?

— Мяса втрое больше чем сала.

— Жирно будет!

— Об этом не горюй. Кому жирно — сухариков из хлебца порубает. Через пару дней с голодухи пеммикан на лету ловить будет. Мне, главное, чтобы не портилось, а вкус дело десятое. Поэтому — круто посоли, ну и немного специй добавь. Выложи все это тонким слоем, толщиной, скажем, в два пальца (до дюйма еще несколько сотен лет! Интересно, а у дошлых англичан, известных химиков-механиков, он уже появился?) на противень. Грей посильнее, чем когда чистое мясо сушил, но особо не кипяти. Будет переть лишнее сало, ножичком счищай. Не торопись! Надо, чтобы оттуда с паром, вся лишняя вода вышла. Все переделал, дай остыть и нарезай ломтиками с пол ладони каждый. У тебя тут жарко, поэтому оттащи в гостевую комнату, на стенку в какой-нибудь сумке повесь — пусть в холодке до нашей отправки побудет.

— Не испортится?

— А если испортится, всей голодной толпой тебя дубасить будем. Особо Богуслава берегись — он у нас зверски злобен, одно слово — боярин. Выручит тебя только Матвей. Он из ушкуйников — сразу зарежет. Хочешь уберечься, суши и соли от души! Так что возись спокойно, а мы, чтобы тебе не мешать, на рынок пойдем.

— А чего будем покупать? — оживилась деловитая кудесница.

— Оденемся все трое для похода.

— А у нас денег нету…

— У меня есть. Все расходы оплачу.

Наину это сильно порадовало — одеться за мужской счет — это заветная мечта почти каждой женщины.

— Идем скорее! — начала горячиться она.

Сейчас побежим, подумалось мне. Вслух сказал иначе:

— Надо денег с собой взять. И посоветоваться с кем-нибудь поопытнее нас.

— Не надо ни с кем советоваться! Я все знаю!

Ну разве было в этой жизни иначе у спутниц нашей жизни!

— А денег надо взять побольше.

И это обычнейшее женское предложение, когда нужно купить что-то им лично.