Непозволительно отважный

Да, может, оно таким и было; я подождала в маленьком переулке за углом, пока она не спустилась вниз в подвал к папе, и прокралась снова наверх, чтобы всё утро оставаться в моей комнате, в то время как они думали, что я в школе. Но это не было серьёзным преступлением. Из моих ребят уже каждый когда-либо прогуливал школу.

– Я не могу вам этого рассказать, - ответила я с горечью и без всякой надежды на то, что меня поймут.
– Просто не могу.
– С какой бы стороны я на это не смотрела: Маме и папе не хватало информации, что мы уже в течение года даём приют нелегалу, который очень болен.

Как я могла уйти из дома, после того, как Леандер так сильно кашлял, что снова выплюнул свой скудный завтрак? А потом при каждом вздохе испытывал боль?

Это было невозможно, пойти в школу. Если уж он отдаст Богу душу, то я хотела по крайней мере быть рядом. Но прежде всего я всё ещё надеялась на то, что именно этого не случиться. Когда мне самой было плохо, я не хотела оставаться одна. Может быть, я дам ему как раз ту силу, которая нужна, чтобы выздороветь.

– Этот ребёнок очень упрям, - пробормотала мама беспомощно.
– Люси, раньше мы всегда всё рассказывали друг другу. Мы ведь делали это, правда?

Нет, не делали, я бесчисленное количество раз обманывала маму и папу или рассказывала извращённые истины. Всё же теоретически я могла бы делать это. Всё им говорить.

Но теперь, я больше не могла делать этого. А так же больше не хотела. С удовольствием я рассказала бы кому-нибудь о Леандере, чтобы разделить тревогу о нём, но то, что мы поцеловались, а с недавних времён спали в одной постели - даже если это случилось из-за необходимости, нет, этого я не хотела позволить маме и папе узнать.

Я тупо смотрела на пол, не отвечая, и почти могла слышать, как у папы лопнуло терпение.

– Моя дорогая Люси Марлен Моргенрот, до тех пор, пока твои ноги находятся под нашим столом...

– Остановись Хериберт!
– прервала его мама властно.
– Мы поклялись самим себе, никогда не говорить это предложение нашим детям. Никогда!
– Детям? Она сказала «детям»? Значит, они планировали завести нескольких?

Об этом я ничего не знала - только что после меня маме нельзя было рожать. Слишком рискованно. Но эта тема так и так в прошлом; Мама была слишком старой для детей.

– Это предложение запрещено!

– Но ...

– Никаких но. Хериберт, нет. Мы поклялись себе в этом. Это ужасное предложение, я его ненавижу. Я думаю, будет лучше, если ты сейчас снова спустишься в свой подвал.

Усы папы задёргались, как будто он стоит под напряжением, и я почти ожидала того, что он возразит маме. Но он дёрнул лишь ещё один раз усами, одарил меня снова своим новым ледяным взглядом и беззвучно исчез из кухни.

Они должно быть договорились об этом заранее. Если допрос ничего не принесёт, то мама начнёт оказывать на меня давление с глазу на глаз и с помощью одной из её страшных тактик доверительного разговора. Но для этого у меня не было времени.

Внезапно я поняла, почему другие начинали грызть ногти или привыкали к другим причудам. Сейчас бы для этого был как раз подходящий момент. У меня появилось такое чувство, что я взорвусь от напряжения и нетерпения, если не смогу в скором будущем встать с этого стула и сбежать в мою комнату.

– Люси, моё сокровище.
– Строгость ушла из её голоса, как будто её там никогда и не было. Вместо этого только ещё материнская заботливая слащавость. Слишком слащаво, подумала я.
– Если ты не хочешь говорить с нами, то может с кем-нибудь, кто не имеет ничего общего со всем этим? Кем-нибудь посторонним, кто лучше всего знает, как выглядит внутри девушек твоего возраста?

Вопросительно я подняла на неё глаза. Кто это по-твоему должен быть? Бог? Но так как мама не верила в Бога, то он не входил в её список. Кроме того в моей голове выглядело вовсе не так, как в головах других девушек. На всякий случай я ничего не ответила, что вдохновило маму, после нескольких тихих секунд, говорить дальше.

– Ты смогла бы выговориться о том, что тебя так удручает. Также о твоих ребятах и ... изменениях твоего тела и ...

– Моё тело не изменяется!
– прервала я её возмущённо.
– А если будет изменяться, я точно не захочу с кем-то об этом говорить.

– Но психолог мог бы тебе ...

– Психолог?
– Теперь меня ничто не удержит на стуле, я вскочила и прошла вокруг стола, потому что не знала, куда деть энергию.
– Вы что, совсем рехнулись? Что мне делать у психолога?
– Может рассказать о Леандере - чтобы меня потом заперли в психушку?
– Мне не нужен психолог!

– Господин Рюбзам тоже говорил, что ты выделяешься, Люси, уже какое-то время, не только после того, как твоя собака ...

– Не впутывай сюда Могвая! Пожалуйста, мама! Он к этому никакого дела не имеет!
– Мой голос предательски сорвался, потому что мне внезапно так захотелось, чтобы моя собака оказалась здесь, что у меня заболело сердце, как будто бы оно сгорало. Я хотела схватить его, привязать к поводку и исчезнуть на улице, чтобы прогуляться вокруг квартала и не надолго сбежать из этого дурдома.

– Хм. – Мама, казалось, размышляла, стоит ли ей продолжать донимать меня дальше или обнять. В случае сомнения лучше пусть донимает. Даже если это ни к чему не приведёт.
– Мне только хочется понять, почему ты не пошла в школу. Может это ... я раньше не хотела об этом говорить, потому что отец реагирует иногда ... ну ... Это из-за господина Мэйя?

– Что? Почему вдруг это?
– На одно мгновение у меня появилось такое чувство, будто я застряла в сильно действующем на нервы сне. Изменения тем разговора мамы ещё больше сбивали меня с толку, чем тогда, когда это делал Леандер. Зачем она упомянула моего сумасшедшего учителя физкультуры?

– Господин Рюбзам рассказал мне, что существует небольшая родительская инициатива, потому что некоторые девочки сказали, что он ... что он приставал к ним. Не напрямую, - прошептала мама многозначительным тоном. Я озадаченно молчала. Как можно к кому-то приставать не напрямую?

– Ты не знаешь, что я имею в виду?

– Нет.

– Они сказали, он ...
– Мама сглотнула.
– Показал слишком много своего тела.

– О, нет, - застонала я. Теперь конечно я знала, что она имела в виду. Господин Мэй и плохо сидящая внутренняя подкладка его слишком коротких, сиреневых шорт.

Да, во время разминочных движений он подсел к нам в круг на пол и сделал ногами ножницы. И, к большому сожалению, внутренняя подкладка не выдержала того, что обещала. Мы коллективно завопили и отвернулись в сторону, но он был так занят своим упражнением, что не понял, что нас так вывело из себя.

Господин Мэй был идиотом. Но родительская инициатива? Это было совершенно преувеличено.

– Мама, да он же абсолютный гей. Ему ничего не нужно от девчонок. Поверь мне. Он интересуется только нашими духами, причёсками и лосьонами для тела.