Непридуманная биография
Шрифт:
А море шумело, клокотало, как живое, пыхтело и отдувалось белыми барашками. Было очень похоже, что карбас окружило стадо белух. Мы же продолжали смотреть сети. Рыбы в них попало много. Карбас наполнился серебряной сельдью. Наш Федор Яковлевич так умело направлял карбас в разрез волне, что нас только изредка заливало водой. Мы сразу отливали ее и продолжали работать.
Звеньевой не спускал глаз с моря, приговаривая:
– Ребята, побыстрей, но не торопясь.
Мы работали дружно, слаженно, быстро. Высмотрели порядки. Поплыли. В реку зайти было невозможно: вода малая. Карбаса все собрались у устья реки, у большой выпуклой кошки (песчано-галечной насыпи, два раза в сутки затапливаемой водой), где можно было переждать шторм и с приливом зайти в реку.
Нас ждали. За нас переживали. Мы прибыли к этой кошке последними, но с рыбой. Нас поздравляли,
Ну, а к следующему лету мы уже были рыбаками со стажем.
Летом на свои заработанные таким образом деньги мы купили темно-красную гармошку 25x25 и самостоятельно учились играть на ней. У брата Федора получалось лучше всех. Мы играли на танцах, летом, в каникулы, на горе (место танцев), потом в интернате, на свадьбах, по праздникам. Позднее мой брат освоил и баян, а затем мы приобрели радиоприемник «Родина». По внешнему виду – это просто большая деревянная коробка величиной с теперешний средних размеров телевизор. Электричества в поселке тогда все еще не было. Однако к приемнику прилагались три большие батареи не менее двух килограммов весом каждая. Тем временем у нас с братом росла своя картошка(привезли из Нижней Пеши). До нас в Волонге картошку никто никогда не выращивал.
Осенью, когда мы были в интернате, мама сообщила нам, что выкопали целое ведро картошки. Дело в том, что меня с братом взрослые определили в семилетнюю школу в поселке Белужье, что в 40 километрах от Волонги. Жили мы самостоятельно, в отдельной комнате в доме у Калининых. Готовили еду и топили печь тоже сами, правда, изредка под присмотром хозяев. Нам выдавали продукты на 7-10 дней и одежду, обувь.
Помнится, мне очень хотелось тогда быть большим, сильным и взрослым. Поэтому я изготовил спортивный снаряд для себя из двух березовых чурок с дряблой сердцевиной, чтобы можно было вставить металлический лом. Это сооружение заменило нам штангу. А чтобы стать выше ростом, в валенки, особенно под пятку, делал вставки до 5-6 сантиметров высотой. Хотя физически в те времена мы были развиты, да и школа этому помогала. Постоянно проводились спортивные мероприятия: зимой соревнования на лыжах, летом кроссы… Сдача зачетов в младших классах на БГТО (Будь готов к труду и обороне), ГТО (Готов к труду и обороне) в старших, ГСО (Готов к санитарной обороне). Все эти значки были у меня, их вручали в торжественной обстановке вместе с удостоверением. Также у меня был 3-й разряд по стрельбе из малокалиберной винтовки (стрельба на 50 метров по мишени №7).
Учеба в Белужье шла своим чередом, хотя брат Федор учился лучше меня. Несмотря на то что жили мы на всем готовом, постоянно пытались подработать, хотя бы на кино. А иногда даже ухитрялись пройти на сеанс бесплатно. На зимние и весенние каникулы ездили домой на лошадях, реже на оленях, или ходили на лыжах.
13. Лебединая верность
Недалеко от Белужья в сторону Нижней Пеши есть речка Гусиха. К ней я и направился как-то в конце мая, взяв видавший виды дробовик, в надежде подстрелить куропатку. По берегам речки много лайды (мелкая жесткая трава), выше – тундра, а на ней дриада точечная. Это «куропаточная» трава, а значит, там должны были быть куропатки. Не доходя до намеченного места, я увидел, как по тропке бежала от меня куропатка. Прицелился. Выстрелил. Но птица улетела. Не спеша пошел дальше. Увидел озера. На одном из них далеко от берега плавали два лебедя. В то время не было запрета на их отстрел. Где-то до этого я прочитал, что лебедь хорошо видит, но плохо слышит. Отметил кочки на берегу озера. Не поднимая головы и не видя лебедей, подкрался. Выстрелил. Когда рассеялся дым, увидел, что достиг цели: кровь из шеи подстреленного лебедя тонкой струйкой лилась в воду. На радостях я поднял птицу на вытянутые руки и заметил, что второй лебедь летал надо мной, и летал долго, кружил, сопровождая меня с добычей. Направился я до дома. По дороге встретил знакомого, который, увидев мою добычу, поздравил меня с удачной охотой. Он же спросил, не я ли подстрелил куропатку, которая
еще теплая лежала на тропинке. Я забрал и ее. Шёл по поселку не спеша, гордый, с добычей. Куропатку мы съели, а лебедя послали домой в Волонгу маме. Себе оставил лишь лапы на кошельки.14. Неудачное плавание
Занятия в школе закончились. Из Нижне-Пешского интерната подъехали братья Селиверстовы (члены нашего пионерского звена) и еще несколько человек. На мотодоре (небольшое открытое деревянное суденышко) пошли в Волонгу. Еще не вышли в море, а в устье реки неожиданно налетел сильный ветер. Был прилив. Начался шторм. Малосильный мотор не мог противостоять разбушевавшейся стихии. Нас понесло обратно, да так быстро, что мы смогли лишь причалить и отстояться в речке Гусиха с вязкими, глинистыми берегами.
Рулевой и еще несколько взрослых ушли в поселок, у них были длинные резиновые сапоги. А мы, пацаны, решили остаться и переночевать на мотодоре. От дождя и холода мы завернулись в паруса, вплотную прижались друг к другу, уснули. Проснулись ранним утром, огляделись, а кругом вода. Прилив оторвал мотодору от берега. При отливе нас понесло в море. В поселке нас скоро заметили и взяли на буксир (мотор от воды и дождя не заводился). Прибыли в Волонгу. Как же хорошо было наконец попасть домой!
Вскоре пошли в море на карбасах ловить селедку. А позже, в начале августа, бригадир Каратаев поставил меня на «Гигант» (большая стационарная ловушка для ловли любой рыбы, в том числе и семги).
Так и прошли мои каникулы. Пролетели быстро, незаметно. После них нас с братом Федором снова определили в Нижне-Пешский интернат.
15. Жизнь в интернате
И вновь учеба, кроты, куропатки, приработок… Но появилось и кое-что новое. Павел Александрович Дорофеев (он работал начальником метеостанции и по совместительству народным судьей) взял над нами шефство. Он не только был мудрым наставником, советчиком, отличным воспитателем, но и в какой-то мере заменил нам отца. Он направлял нас по жизни, помогал материально, покупал одежду. Научил меня фотографировать. Я учился усердно. Мне это занятие нравилось. Самый ходовой фотоаппарат тогда был «Фотокор», размер фото – 9х12. Фотографировать нужно было только со штатива. Сам аппарат был громоздкий, с железными кассетами. Каждая из них сначала заряжалась стеклянной пластинкой с нанесенной на нее эмульсией. Делалось это в полной темноте. Позже появились пленки (как сейчас рентгеновские). После фотографирования пленку необходимо было проявить, промыть в воде и закрепить в специальном растворе, затем снова промыть в воде и просушить в вертикальном положении. А затем можно было печатать фотографии при красном свете. Ввиду отсутствия электричества Павел Александрович использовал аккумулятор. Мне же в интернате приходилось печатать фотографии с керосиновой лампой, стекло которой было выкрашено бычьей кровью, а бумагу я засвечивал спичками «Белка».
16. Павел Дорофеев.
Непридуманная биография
Остров Моржовец… Маленький клочок суши в горле Белого моря, обдуваемый солеными ветрами. Угрюмый, пустынный – ни кустика, ни деревца… Сюда приехал работать старшим наблюдателем метеостанции семнадцатилетний мальчишка Павел Дорофеев из деревни Сура Пинежского района. Приехал по собственному желанию – по желанию быть там, где труднее.
Парнишке посчастливилось – его скромный труд становится частицей событий, которые переживал весь мир.
Старший наблюдатель Моржовецкой метеостанции Дорофеев обслуживал первую экспедицию на Северный полюс отважной папанинской четверки, беспосадочные перелеты через полюс в Америку. На память о тех незабываемых днях остались фотографии, сделанные на острове Моржовец. На них засняты самолеты полярной авиации, один из известных полярных летчиков Мазурук.
Через три года Павла перевели в родные места, где он возглавил метеостанцию и наладил ее работу. Тогда же он повстречал свою любовь, спутницу на всю жизнь – комсомолку Люсю, молоденькую учительницу математики.
Наверно, кое-кому из рассудительных товарищей казалось сумасбродством их решение уехать на Северный Урал. Там не хватало синоптиков-наблюдателей. Люся оставила любимую работу, чтобы помогать мужу. Из Архангельска ехали морем – железной дороги через Печору тогда еще не было. Путь был долгий. На полпути, в Нарьян-Маре, Люся родила дочку. Пришлось пережить немало тяжелых часов – если бы не известный в Ненецком округе заслуженный врач СССР Р. И. Батманова, мать и ребенок погибли бы. В честь спасительницы молодые родители назвали дочку Реной.