Непридуманная сказка
Шрифт:
Москва, февраль 2002 года. Александр Эмерих (1)
И всё же, как ни строила козни Татьяна, не желающая быть матерью не ею рождённого ребёнка и в то же время не собиравшаяся отпускать на свободу удобного во всех смыслах Александра, документы были собраны. Саша занялся поиском ребёнка.
Кто-то из коллег рассказал ему о Валентине Павловне, «полоумной тётке», как с первой же встречи стала называть её про себя Татьяна. Саша помчался знакомиться и вернулся в восторге. Весь вечер он, обычно немногословный, рассказывал жене о невероятной женщине,
И действительно, буквально через две недели в несусветную рань, почти ночью, раздался звонок. Саша взял трубку и вдруг изменился в лице. Из его коротких, отрывистых ответов Татьяна ничего не поняла. Он зачем-то вскочил, забегал по квартире, торопливо натягивая джинсы и любимый свитер и делая жене какие-то знаки, которые та, впрочем, не поняла. Наконец, он положил трубку и, с трудом переводя дыхание, еле слышно сказал:
– Таня, у нас будет сын… - она вытаращила глаза и разинула рот, не в силах произнести не слова, а он поправился:
– Нет, не так. У нас есть сын.
И они поехали к ребёнку. В больнице их встретила чрезвычайно активная женщина неопределённых лет. По разговору Татьяна поняла, что той около шестидесяти, но выглядела она много моложе. Не старили её ни седина в небрежно заколотой на затылке косе, ни морщинки, покрывающие улыбчивое усталое лицо. Буквально сразу заполошная тётка заохала и заахала:
– Ах, Саша, как же мальчик на тебя похож! Ох, Танечка, это всегда так. Наши дети обязательно похожи на своих родителей.
Татьяна внутренне вскипела, налилась раздражением и прошипела в спину тётке, уже устремившейся вверх по лестнице:
– Ну-ну, посмотрим.
– Что, Танечка? – обернулась та с таким доброжелательным интересом, что Татьяну чуть не перекосило от злости. Александр тоже удивлённо вскинул брови.
– Нет-нет, всё нормально. Просто оступилась.
– Ой, у нас тут такие стоптанные ступени! Ты, детка, держись крепче! – всплеснула руками «полоумная», а муж заботливо взял Татьяну под локоть. И все вместе они пошли на третий этаж.
Удивительно, но мальчик и вправду оказался похож на Александра. Да так явно, что Татьяне даже сначала пришла в голову мысль, что он на самом деле сын её мужа. А вдруг Эмериху родила его какая-нибудь любовница, а он именно для того, чтобы принять в семью родного сына, и заварил эту кашу с усыновлением? А что? Вполне! Вот ведь подлец!
Но тут Татьяна одёрнула саму себя, вспомнив, что начали собирать документы они гораздо раньше, чем за девять месяцев до рождения этого малыша, а способов до бесконечности затягивать беременность ещё не придумали. Вспомнила и оторопела, глядя на неуловимо, но при этом безусловно похожего на будущего отца мальчишку. Разве такое бывает? Как это может быть? Но факт оставался фактом. И Татьяне вдруг стало обидно, что этот чужой ребёнок совершенно не похож на неё.
Когда они ехали домой, Саша мягко спросил её:
– Танюш, а как ты хочешь назвать сына?
Задумавшись, она не сразу услышала его. А когда всё же очнулась, то несколько секунд рассеянно размышляла: о чём это он? О каком таком сыне? Потом сообразила, конечно, и, равнодушно пожав плечами, сказала:
– Давай Артемием назовём, - ей нравился артист
Артемий Данилевич.– Артемием? – удивился Саша. – А что, красивое имя. Только, может, покороче, попроще – Артёмом? А как ласково называть?
– Тёмой, я думаю, - ей было настолько всё равно, как будут звать противного мальчишку, что даже говорила она с трудом, заставляя себя делать усилия.
– Мне очень нравится. Давай так и назовём, ты замечательно придумала.
Москва, март-апрель 2002 года. Александр Эмерих (2)
А дальше всё завертелось с невероятной скоростью. Мальчишку они забрали домой через полторы недели. Все эти десять дней для окончательно деморализованной Татьяны прошли как во сне. Она не хотела участвовать и не участвовала в закупках огромного количества детских вещей и прочего добра, необходимого новорождённому. Видела только, как её совершенно счастливый муж и его вредная медсестра Антонина Сергеевна привозили какие-то бесчисленные свёртки и свёрточки, коробки и коробочки, мешки и огромные упаковки с раскосыми то ли китайскими, то ли японскими, то ли ещё какими азиатскими детьми.
– Танюш, это гипоаллергенные памперсы, корейские. Говорят, самые лучшие, - пояснил в один из приездов сияющий Александр, всё ещё надеявшийся привлечь жену к подготовке.
Она кивнула в ужасе и отправилась в ванную, умыться, будто бы это могло вырвать её из кошмарного сна, в котором она вдруг оказалась.
Но в ванной всё было ещё хуже. Засучив рукава, старая медсестра с ласковой умилённой улыбкой сортировала для стирки бесконечные шапочки, кофточки, комбинезончики и ещё какие-то крошечные вещички непонятного назначения.
– Пришла помогать, Таня? – не оборачиваясь, спросила старуха. Татьяна знала, что та её терпеть не может, и сама тоже Антонину Сергеевну еле выносила. Тем не менее, медсестра, обожающая своего Сашеньку, никогда не опускалась до откровенной грубости и с его женой старалась поддерживать дипломатические отношения, чем бесила Татьяну страшно. Вот и сейчас она лишь дёрнула плечом и процедила:
– Среди этого добра вдвоём не развернёшься!
– Это да, - миролюбиво согласилась старуха, - давай я в коридоре буду сортировать, а ты запускай уже первую стирку.
– У меня запись к парикмахеру, - Татьяна развернулась и вышла, чувствуя спиной всё то, что думала про неё противная бабка.
В коридоре она раздражённо фыркнула. Да пусть сами делают, что хотят, но ей заниматься подготовкой к встрече чужого ребёнка совершенно ни к чему. Не нужно ей такого счастья.
В будущей детской счастливый Александр, насвистывая, собирал кроватку, на очереди были комод, колыбелька и хитрой конструкции ванночка.
– Я в парикмахерскую, - бросила ему Татьяна, одеваясь.
– Давай, Танюш, сходи, конечно, - весело отозвался он, - а то потом не до этого будет!
Татьяна скрипнула зубами и вылетела к лифтам. Самой большой мечтой её в этот момент было, чтобы легкомысленная мамаша мальчишки одумалась и забрала его себе. А они бы с Александром продали или даже просто раздали всё это детское барахло умалишённым, которым зачем-то нужны дети, и зажили дальше по-прежнему.
Даже во время суда Татьяна ещё надеялась и прислушивалась к шагам в коридоре, веря, что избавление от этого затянувшегося и грозящего испортить жизнь кошмара близко.