Непристойное предложение. Книга 2

Слегка оголила правую ногу, убрала рукава. Отрезала верх старой чопорной рубашки, обшив его кружевом, на груди сделала более облегающей, но не слишком... Иначе мне не хватило бы храбрости предстать перед герцогом в таком виде.

Пэгги считала, что работа способна спасти человека от всех горестей. Именно поэтому я вышивала, когда становилось грустно. Должно быть, именно поэтому работа над ночной рубашкой приносила столько удовольствия.

Я давно не чувствовала себя настолько вдохновленной. Все мысли уступили место тому, какой должна быть ночная рубашка у невесты герцога. Той, что занимала роль любовницы.

Храбрая и наглая Элеонора Ле Фокс, которая бросила вызов обществу и приняла предложение стать содержанкой. Она не пряталась, как остальные, выходила в свет с гордо поднятой головой. Рядом с такой женщиной чувствовалась сила и энергия.

Даже сам герцог не устоял и сделал ей предложение. Именно такую женщину я хотела увидеть, именно для нее я шила этот наряд.

С шальной улыбкой и в великолепном ночном одеянии. Она должна впорхнуть в покои герцога и не оставить ему и шанса передумать. Мы должны выглядеть влюбленными, страстными, сходящими с ума друг от друга.

И когда я закончила свою новую ночную рубашку, то поняла, сразу поняла — это та самая одежда, в которой я должна быть.

У меня получилось совместить все, что хотела. Рубашка тщательно прикрывала все места, которые показывать Адриану даже ради нашего представления я не была готова. Но в то же время открывала такие, которые делали меня соблазнительной.

Оставила обнаженными плечи и оголила правую ножку. Расшила рубашку кружевом и идеально подогнала по талии. Великолепная работа.

Мне не нужны были украшения или прическа. Я скинула платье, распустила волосы и слегка взъерошила их. А дальше облачилась в сшитый мною наряд.

Вид у меня был непривычный. Всегда думала, что красиво одетая женщина может быть только в дорогом платье. Но сейчас я была в ночной рубашке, но при этом выглядела намного интереснее, чем в роскошном наряде.

Кинула еще один взгляд на часы. Больше всего волновалась, что скажет Адриан. А если я встречу по пути Маргарет? На кровати сиротливо лежало синее платье. Время переодеться еще было.

— Я не трусиха, — сказала себе. Снова вздохнула и тихо выскользнула в коридор. Оглянулась в поисках младшей сестры и как можно скорее побежала в покои Адриана.

Меня одолевали странные чувства. Волнение смешалось со страхом, но, вместе с тем, было и предвкушение. Я ждала, что же будет дальше… Ведь у меня не было совершенно никакого опыта, чтобы предположить, что сделает герцог. А вдруг он будет зол, как на первом совместном приеме? Пока я дошла до покоев, успела тысячу раз пожалеть о своем наряде и еще тысячу решить, что это лучший ход с моей стороны.

Когда добралась до заветной двери, замерла. Стоит ли стучать? Адриан ведь должен меня ждать. А если он не одет? А если стук услышит Маргарет и придет сюда?

Легонько надавила на ручку, и дверь тут же поддалась. Адриан меня ждал, как и сказал. Последний раз глубоко вздохнула, велела трусихе Эли остаться за дверью. Сама же выпрямила плечи, улыбнулась и вошла в спальню.

Свет был приглушен. Адриан стоял у окна. Стоило мне войти, он обернулся и замер. Я отметила, что, в отличие от меня, он был одет как подобает — в чистом костюме, с уложенными волосами.

Я почувствовала лёгкий стыд. Но сразу же его поборола.

«Хватит нервничать, Элеонора», — сказала я себе. Будь Адриан раздет, вряд ли почувствовала бы себя увереннее.

Адриан молчал, он окинул взглядом ножку, которая красиво выглядывала из-под ночной рубашки.

Молчание начало меня беспокоить. Больше всего я боялась его недовольства. Тишина давила. Пусть скажет хоть что-то! Но Адриан без слов разглядывал меня, а в темных глазах было сложно прочитать хоть какие-то эмоции. Впрочем, на эмоции герцог не был способен.

Наше представление уже началось. И, видно, я сделала ход первой. Может, я так обескуражила Адриана, что он был не в силах что-то сказать?

Но он должен сказать хоть что-то! И, очевидно, сегодня моя очередь его к этому подтолкнуть. Я слегка прислонилась к двери, еще шире улыбнулась и приняла игривый тон.

— Ты ждал меня? — спросила, желая прервать нервирующую тишину.

Адриан

— Ты ждал меня? — спросила Элеонора. На ее лице была шаловливая улыбка, а рукой она опиралась о стену. От этой позы с одного плеча сползла бретелька ночной рубашки, делая верх еще более открытым. Хотя, казалось, более открытой легкую ткань на бретельках уже не сделать.

Когда я увидел Элеонору, взбудораженную, первым чувством стало беспокойство за девушку, которой такое поведение было несвойственно.

Но эти мысли быстро потерялись, как и все прочие. Я смотрел на Элеонору в одной рубашке с кружевом, с улыбкой на лице, и понял, что не хочу больше думать.

Сейчас внутри бушевали чувства. Желание смешивалось с нежностью, я одновременно мечтал сорвать рубашку и вместе с тем легонько провести пальцами по коже.

Эмоции! Какими бы они ни были, но сейчас я точно знал, что могу чувствовать. И все это благодаря Элеоноре.

Подался вперед и даже с больной ногой оказался рядом в пару шагов. Она не отступила, напротив. Сама сделала шаг, оказавшись у меня в руках.

Сквозь ткань я почувствовал манящие изгибы. Но не мог отвести взгляда от ее глаз. Пытался понять, что именно она чувствует сейчас.

Элеонора положила руку мне на грудь — я горел от простого жеста. Сколько прошло лет, сколько выпитых зелий. А эмоции вызывала одна девушка, которая была непредсказуемой. От этого я почувствовал легкую улыбку. Элеонора — один большой сюрприз.

— Ты ждал меня? — повторила она шепотом, практически выдохнув этот вопрос в мои губы.

Я ждал тебя так сильно, что исходил всю комнату, даже несмотря на боли в ноге. Так, что каждая секунда казалась вечностью, и я полностью осознал, что не смогу тебя больше отпустить.

Но вместо слов напомнил себе, что все происходящее вокруг лишь игра. Наигранная улыбка, сшитая Элеонорой рубашка.

Я почувствовал горький вкус, рассматривая тонкую шею, на которой билась венка, чувствуя мягкие руки, которые словно соприкасались с кожей. Эмоции оказались не только приятными, они могли быть болезненными.