Неразгаданные тайны
Шрифт:
Марина сидела на своем посту в клинике, когда появился сам Борис Михайлович. Она встретила его со смешанным чувством. С одной стороны, она была очень рада, а с другой — должна была сообщить неприятное известие.
— Я вижу, вы, Мариночка, пребываете в некотором унынии, — заговорил Борюсик, по-своему истолковав ее поведение. — Не вешайте нос. Я на свободе. И пока снова не сел, мы с вами поработаем. Я, признаться, соскучился по своей клинике.
— Борис Михайлович, не знаю, как сказать… — замялась Марина.
— Говорите, как есть. Меня после тюрьмы трудно испугать.
— У нас нет пациентов, —
— Вот как. И куда они подевались? — все еще весело спросил Борюсик, до конца еще не осознав, что ему сказала Марина.
— Часть — к Могилевичу ушла…
— Ничего, вернем, — оптимистично ответил Борюсик.
— Не получится. Я пыталась — всех обзвонила. Ведь наши клиенты — в основном женщины. Они испугались… По городу пошел слух о врачебной ошибке… или преступной халатности… приведшей к смерти пациентки… ну, вы сами знаете. Некоторые так прямо и говорят: врач-убийца.
Марине было очень тяжело произнести эти слова.
Борюсика словно подбросило:
— Но ведь это неправда!
Борюсик все еще находился под впечатлением от слов Марины, когда в приемную вошел Артем. Борис Михайлович спросил его:
— Ты с ней говорил?
— Только что, — кивнул тот. — Ей больше нельзя там сидеть, ее надо вытаскивать.
— Как ей мой план?
— Она не подтвердит ни одного вашего слова. Доминика не хочет принимать в жертву вашу карьеру.
— Как мне только что сказала моя верная Мариночка, закат моей карьеры уже наступил. Мне нечего терять. — Борюсик попытался улыбнуться.
Марина встрепенулась.
— Я такого не говорила, Борис Михайлович, — поправила она его, — зачем вы так? У нас осталось несколько верных пациенток: Ольга Алексеевна, Пашаева…
— Слушай меня, адвокат, — твердо сказал Борюсик. — Хочет того Доминика или нет, но я пойду с повинной в ментовку. — Он решительно снял трубку и позвонил НикНи-ку: — Алло, Николай Николаевич, это доктор Медведев вас беспокоит. Прошу меня принять. Да, сейчас. Хочу сделать признание. Нет, до утра ждать не могу. Спасибо.
Борюсик повесил трубку.
— Мариночка, если вы мне принесете передачку, я буду счастлив. Еще один звонок и все.
Он снова набрал номер.
— Маргариточка, здравствуй, — как можно нежнее сказал Борюсик.
Ритка схватилась за сердце и чуть не упала со стула.
— Здравствуйте, Борис Михайлович, — натянутым голосом ответила она.
— Как я рад тебя слышать!
Борюсик был просто счастлив, услышав Риткин голос, и его как холодной водой окатило ее холодное:
— А я нет.
— Почему ты так говоришь?
— Не звоните мне больше, Борис Михайлыч… и поищите кого-нибудь другого для своих экспериментов.
— Маргариточка, ты разрываешь мне сердце…
Он действительно почувствовал боль в груди.
— А вы… а вы… а вы меня послали на смерть. — Ритка бросила трубку, отвернулась к окну и заплакала.
Борюсик осторожно, как стеклянную, положил трубку.
— Вот теперь действительно все потеряно, — грустно пробормотал он.
Борюсик, пешком добравшись до здания милиции, долго стоял, о чем-то раздумывая. Наконец твердым шагом вошел внутрь.
НикНик внимательно изучал бумаги, сидя за столом в своем кабинете, когда к нему вошел Борюсик.
Следователь спросил, не отрываясь от бумаг:— Что вы придумали на сей раз?
— Я ничего не придумал, я просто вспомнил, — ответил Борюсик. — Сейчас вышел на свободу и вспомнил. Не было никакого Сидорова, это правда.
— Значит, все-таки не было, — поднял голову следователь. — Одумались? Это хорошо. Господин Медведев, вы свободны, я вас не держу.
— Я колол этим препаратом Никитину. — Следователь бросил на врача удивленный взгляд. — Я очень торопился на программу. Заехал к ней буквально на минуту. Замотался, знаете, голова была занята разным… уколол, машинально сунул препарат к другим лекарствам. И быстро на телевидение. Там тоже волнение. Я и перепутал. Я виноват. Отпускайте Никитину.
— Я поражаюсь вашей фантазии и неуемности, доктор Медведев. — Следователь даже рассмеялся. — И не надоело вам эти басни выдумывать, одна другой интересней? Первый раз вы кололи Сидорова, сейчас — Никитину. Кто окажется вашим пациентом в следующий раз? Юрий Владимирович? Дианочка?
— Я вам говорю правду, — как заученный текст, твердил Борюсик. — У меня есть факты. Вы обязаны выслушать меня.
— Ладно, вас я выслушал, но кто подтвердит ваши слова? Дежурные в санатории? Да мне же стоит только пригрозить им уголовной ответственностью за дачу ложных показаний…
Борюсик хотел оправдаться, но не нашел слов.
— Никитина подтвердит? — спросил НикНик, упершись руками в стол. — Сами понимаете, какова цена ее слову.
— Их может подтвердить моя медсестра Марина. Она засвидетельствует…
— Как в прошлый раз? — перебил Борюсика следователь. — Пусть ваша Марина лучше ставит свечки и молится, чтобы я не привлек ее за махинации с карточкой лже-Сидорова. Факты, господин Медведев, дело упрямое, и они на моей стороне.
Теперь следователь уже не смеялся. Его на самом деле начал раздражать спектакль, каждый раз по-новому переигрываемый Борюсиком.
— Почему же я ни в чем не могу вас убедить? — отчаянно воскликнул врач.
— Да потому что врать — это тоже искусство. А в этом деле вы — дилетант. И все ваши выдумки — дилетантские. Если хотите, я продолжу свои рассуждения дальше. Я не поленился и сходил к вашему Могилевичу.
НикНик выжидательно посмотрел на доктора.
— Он ни в чем не виноват.
— А я не обвинять ходил, а навести необходимые справки. Он сказал, что- перепутать найденный у Никитиной препарат с теми, из которых вы делали смесь для укола, невозможно. Они находятся в абсолютно разных ампулах. Это подтверждает мой вывод, что вам в суматохе была подменена не ампула, а шприц с готовой смесью.
НикНик вышел из-за стола и направился к зеркалу.
— Уже поздно, доктор Медведев, — сказал он, приглаживая волосы. — Не морочьте голову ни мне, ни себе. Идите домой, к любимой женщине. Неужели вам больше нечем заняться?
— Но Никитина не виновата!
Полный отчаяния возглас Бориса не вызвал у следователя никаких эмоций.
Анжела уже сворачивала торговлю, когда появился Васька с пакетом в руках. Анжела чутко потянула носом:
— Ты снова пьян?
— Пьяница проспится, а дурак — никогда, — философски заметил Васька. — Меня Риткин доктор напоил.