Нервный срыв
Шрифт:
Он аккуратно прикладывает салфетку к ссадине, промакивая кровь, и девочка, словно по волшебству, прекращает плакать.
– Лучше, Лотти? – спрашивает ее сестра, глядя на нее с беспокойством.
– Лучше, – кивает та.
– Ну, слава богу. – Муж Джейн поднимает на меня глаза; его лицо торжественно-серьезно: – Представляете, что было бы, если бы она упала на асфальт? Как мы в детстве падали. – Он убирает салфетку. – Все прошло.
Девочка, оглядев колено, с довольным видом слезает со скамейки.
– Играть! – объявляет она, устремляясь на газон.
– Ну вот, теперь их домой не загонишь! – стонет он, поднимаясь.
– Они очень милые! – улыбаюсь я. – Красавицы.
–
– Наверное, скучают по маме, – ужаснувшись собственным словам, я на секунду замолкаю и потом, запинаясь, продолжаю: – Ой, извините… Я просто…
– Ничего, не извиняйтесь. Вы хотя бы не притворяетесь, будто не знаете, кто я. Знаете, сколько людей приезжает в Хестон в надежде встретить меня? Будто я знаменитость какая-то. Заводят разговор – обычно о девочках, а потом спрашивают про их маму: где она сейчас – дома, готовит обед? Или – а у нее такие же светлые волосы, как у дочек? Поначалу, пока я еще не сообразил, что к чему, я чувствовал себя обязанным честно все рассказывать и говорил, что она умерла. Люди интересовались подробностями, и в итоге я сообщал, что ее убили; тут они изображали удивление, приносили соболезнования и говорили, что для меня это, наверно, ужасная трагедия. Только когда одна женщина зашла слишком далеко и поинтересовалась, как полиция сообщила мне эту печальную новость, я начал понимать. – Он изумленно-недоверчиво качает головой. – Такие люди, наверно, как-то называются, но я не знаю как. Что ж, по крайней мере, в нашем пабе и в магазине торговля сильно оживилась, – добавляет он с печальной улыбкой.
– Извините, – повторяю я. Мне хочется признаться, кто я, хочется сказать, что я получила его письмо сегодня утром, но после его слов… Нет уж, еще решит, что я тоже, как и все эти люди, пришла в парк в надежде встретить его; тем более что в Хестоне мне делать абсолютно нечего. Поднимаюсь со скамейки: – Мне пора.
– Надеюсь, не из-за того, что я сказал?
Яркое солнце высвечивает в его каштановых волосах серебристые пряди. Когда они появились? Еще до смерти Джейн или уже после?
– Нет, что вы! – заверяю я. – Просто мне уже нужно ехать.
– Ну что ж, спасибо, что спасли меня! – Он переводит взгляд на играющих девочек. – К счастью, все уже забыто.
– Не за что. – Я пытаюсь улыбнуться, но двусмысленность его слов не дает мне это сделать. – Хорошего вам вечера.
– Вам тоже.
Я ухожу с тяжелым сердцем. Слова о том, что я спасла его, эхом отдаются в голове и не дают мне покоя всю дорогу до выхода из парка и потом до машины. Не понимаю, что вообще меня дернуло сюда ехать? Потребность в отпущении грехов? А что будет, если я вернусь и признаюсь, кто я, и скажу, что видела Джейн на дороге той ночью? Улыбнется ли он своей печальной улыбкой, скажет ли, что я не виновата и что, может быть, даже хорошо, что я не осталась там, иначе меня саму могли убить? Или же возмутится моим бездействием, покажет на меня пальцем и объявит во всеуслышание, что я бросила его жену в беде? Не найдя ответа, я завожу машину и трогаюсь. По дороге я могу думать лишь о муже Джейн и осиротевших девочках.
Я еду очень медленно, но к пяти часам уже оказываюсь дома. Едва заезжаю в ворота, как ко мне тут же возвращается тревожное чувство. Я точно не смогу зайти в дом, пока не вернется Мэттью, поэтому остаюсь сидеть в машине. Жарко даже в тени, и я опускаю стекло, чтобы впустить хоть немного воздуха. Звякает телефон: сообщение. Увидев, что оно от Мэри, я отключаю мобильник и погружаюсь в грустные мысли о работе, к которой еще даже не приступала. Когда в ворота въезжает Мэттью, я, совершенно потеряв счет времени, сначала решаю, что он вернулся
раньше, но потом бросаю взгляд на часы и вижу, что уже половина седьмого. Мэттью паркуется рядом, а я вынимаю ключ зажигания и выхожу из машины, делая вид, будто только что вернулась.– Я первая! – улыбаюсь я.
– Ты как будто перегрелась, – замечает он, поцеловав меня. – Без кондиционера ехала?
– Да я из Браубери, тут ехать всего ничего, решила не включать.
– По магазинам ходила?
– Ага.
– Купила что-нибудь?
– Нет, ничего.
Мы подходим к двери, и Мэттью открывает ее своим ключом.
– А где твоя сумка? – кивает он на мои пустые руки.
– В машине. – Я торопливо прохожу в дом. – Потом заберу, пить ужасно хочется.
– Подожди, я отключу сигнализацию! Ого, да она выключена…
Я спиной чувствую, как он нахмурился.
– Ты не поставила дом на сигнализацию перед уходом?
– Да нет, я подумала, что это необязательно, раз я ненадолго.
– Ну, ты лучше все-таки включай ее. Раз она у нас есть, пусть работает.
Он уходит переодеваться, а я завариваю чай и выношу его в сад. Через несколько минут Мэттью присоединяется ко мне.
– Только не говори, что ты ездила по магазинам в этих тапках!
Я смотрю на свои ноги. Не хочу давать ему очередной повод для беспокойства. Выдавливаю из себя смешок:
– Нет, только что обула.
Улыбаясь, он садится рядом и вытягивает свои длинные ноги.
– Чем еще сегодня занималась, кроме шопинга?
– Подготовила еще несколько уроков, – сочиняю я, удивляясь, что не хочу упоминать о встрече с Джоном.
– Молодец. – Он смотрит на часы: – Десять минут восьмого. Давай допивай чай и переобувайся, поедем куда-нибудь ужинать. Отметим как следует начало выходных.
У меня екает сердце: желудок еще полный после обеда с Джоном.
– Уверен? – с сомнением спрашиваю я. – Не хочешь дома поесть?
– Если только вчерашнее карри еще осталось.
– Нет, увы.
– Ну тогда поехали за сегодняшним!
– Ну ладно, – соглашаюсь я с облегчением: хорошо хоть, он не предложил поесть пасты в «Костеллос».
Я иду наверх, переодеваюсь и беру из шкафа сумочку. Пока Мэттью ставит дом на сигнализацию, я, спрятав сумочку под кардиганом, иду к своей машине и делаю вид, будто достаю ее оттуда. Мы отправляемся в Браубери, в наш любимый индийский ресторан.
– Ты знаком с нашим новым соседом? – спрашиваю я, просматривая меню. – Успел с ним пообщаться?
– Да, вчера, когда я высматривал тебя на дороге, пока ты ехала из Касл-Уэллса. Он проходил мимо, и мы разговорились. Похоже, его бросила жена, как раз перед переездом сюда.
– И куда он шел?
– В смысле?
– Ты сказал, что он проходил мимо.
– А, ну да, он возвращался к себе. Гулял, наверное. Я сказал, что мы как-нибудь пригласим его к нам на ужин.
У меня падает сердце.
– А он что?
– Сказал, что с удовольствием придет. Ты не против?
Я опускаю глаза, делая вид, будто изучаю меню.
– Если только он не убийца.
Мэттью, прыснув от смеха, уточняет:
– Это шутка, да?
– Ну естественно. – Я выдавливаю улыбку. – И как он тебе?
– Ничего, довольно приятный.
– А сколько ему лет?
– Не знаю… Шестьдесят с хвостиком, наверное.
– А мне он показался моложе, когда я его увидела.
– Он бывший пилот. Они обычно держат себя в форме.
– Ты спросил, почему он постоянно торчит перед нашим домом?
– Нет, я и не знал. Но он сказал, что у нас очень красивый дом. Может, просто любовался? – Мэттью смотрит на меня, нахмурившись: – Он что, правда постоянно торчит перед домом?