Несовместимые

Его дыхание обжигает кожу груди, выгибаюсь в пояснице, прикусив губу. Неправильное счастье. Не о таком мужчине мамы мечтают своим дочерям, уверена, моя мама пришла бы в ужас. Папа бы не стал скрывать от нее правду о личности мужчины дочери.

Широко распахиваю глаза, когда меня тянут с кровати. Непонимающе смотрю в серые глаза, затуманенные желанием. Проводит рукой от шеи до живота, задевая грудь, разворачивает. Я смотрю на стену, упираюсь руками в мягкую обивку кровати. Жду. С нетерпением жду, а он дразнит, не спешит собой заполнить меня до отказа.

— Пожалуйста... — хнычу, невозможно терпеть эту сладкую пытку.

Сзади раздается смешок, Герман медленно вводит член. Прикусываю губу, подаюсь навстречу, но меня удерживают за бедра.

Его взгляд скользит по позвоночнику, мурашки бегут следом. Как можно больше прогибаюсь, открываюсь ему, доверяю. Вздрагиваю от поцелуя в плечо, задерживаю дыхание, когда обхватывает шею, перекрывая мне доступ кислорода.

Мозг в панике бьет тревогу, пытается внушить мне о недопустимости такого жеста. Прикрыв глаза, я доверяю ему. Медленные толчки сменяются на более резкие и глубокие. Все ощущается острее, чем ранее. Может быть из-за того, что дышу я урывками, стараясь разумно тратить крошечные глотки воздуха.

Моя спина прижимается к его груди, передергиваюсь. Кожа прохладная, влажная, а внутри все горит. Впиваюсь ногтями в обивку, его пальцы на шее сжимаются. Инстинкт самосохранения оказывается сильнее доверия, обхватываю его запястье, пытаюсь ослабить хватку.

— Ш-ш-ш... Расслабься. Верь мне, Марьяш. Верь... — искушает шепотом, обхватывая одной рукой за талию, а на шее немного расслабляет. Прикусывает мочку ушка, я вздрагиваю и вскрикиваю.

Зажмурив глаза, хватаю ртом воздух, который резко врывается в мои легкие. Несколько мощных толчков, Герман крепко сжимает мое предплечье, вжимается в мои бедра. Собирает в кулак волосы, тянет на себя. Откинув ему на плечо голову, отвечаю на поцелуй на грани нежности и дикости.

— Сладкая, — трется носом об мою щеку, отпускает.

Я ложусь на живот. Герман тоже ложится, только на спину. Закидывает руку за голову, прикрывает глаза. Постепенно дыхание его выравнивается. Понимаю, что уснул.

Тихонечко встаю с кровати, иду в ванную. В зеркале на меня смотрит довольная мордашка. Улыбаюсь своему отражению, раздеваюсь. Включаю душ и встаю под струи воды.

Мы не предохраняемся. Я с нетерпением жду следующий месяц. Жду его с приятной новостью. Когда созваниваюсь с Дианой, по-другому уже смотрю на Еву, на Марка, мысленно представляю нашего с Германом ребенка. Получается плохо, поэтому смеюсь над собой.

Завтракаю в одиночестве, ухожу в одну из комнат, которую переделала в свой кабинет. Пока Герман спит, можно спокойно поработать и не прислушиваться к его шагам.

— С утра пораньше и уже за работой, — раздается через три часа голос в дверях.

Вскидываю голову, улыбаюсь. Герман после сна слегка взъерошен, глаза еще сонные. Он без футболки, резинка серых трико находится слишком низко. Вид домашний и одновременно сексуальный.

— Ты мало поспал, — недовольно замечаю. — Тебе нужен отдых. Выглядишь уставшим.

— Это ты верно заметила, — он подходит к креслу, заваливается на него, устремляя на меня добродушный взгляд. — Может, съездим на море?

— Куда?

— Не знаю. Туда, где мало народу. Только не Мальдивы.

— Чем тебе не угодил этот райский уголок?

— Там каждый второй отдыхает. Не хочу. Еще лететь с пересадками. Нужно прямой рейс до пункта назначения.

— Постараюсь узнать в какой деревне возле моря есть взлетно-посадочная полоса. Думаю, выбор будет ограниченный, — иронизирую, Герман хмыкает.

— Можно в Крым на машине.

— Серьезно? С толпой твоих охранников самое то. Или мы поедем инкогнито? Уверена, у тебя в сейфе на этот случай есть поддельные документы. Мы там супружеская пара? Я надеюсь, ты понимаешь, что такого уединения, как здесь, нигде не будет. И проживут ли тут без тебя, большой вопрос, — поглядываю на задумчивого Соболя, а сама в это время ищу в поисковике подходящее место в этом мире под его запросы.

— Ты поела?

— Кофе выпью.

— Тогда пойду его сделаю. Не задерживайся, я чего-то привык уже завтракать с тобой, — встает и уходит, а я с улыбкой провожаю его взглядом.

Привык...

52 глава

Морская вода приятно освежает. Губы соленые. Жмурюсь от яркого солнца, расплываясь в счастливой улыбке. Мужские руки крепко держат меня за талию под водой, а я обнимаю его за шею, прижавшись щекой к его щеке. Ногами обнимаю его за талию.

Боже, это так классно, когда просто наслаждаешься моментом, ни о чем не думаешь. Море, солнце, любимый мужчина и ты.

Уединенный пляж мы нашли сами, просто катались на машине по окрестностям. Здесь чистая вода, очень мало людей, можно сказать, их почти нет. И нет голодных взглядов девушек, смотрящих на Германа. Один раз сходили на общественный пляж, и я разделила его нелюбовь к скоплению народа.

— Мне так хорошо, — смотрю на мокрое лицо Германа, его руки придерживают меня за задницу.

— Вообще или со мной?

— Два в одном. Может, в будущем нам купить домик на побережье?

— Зачем? Чтобы платить бешеные налоги и коммуналку? Дешевле снять.

— А может, я хочу жить возле моря.

— Будешь жить со мной. В лесу, — чмокает в губы, двигается к берегу, все еще удерживая меня на себе.

На мелководье отпускает меня, вместе выходим. Здесь нет шезлонгов, громких продавцов сладостей и ягод, нет зазывал на всякие развлекушки. Только море, пляж и ветер.

Присаживаюсь на покрывало, беру в руки полотенце, промокаю лишнюю влагу. Герман тянется к мобильнику, проверяет наличие звонков и эсэмэс. Судя по тому, как поджимает губы, что-то там не по нраву, но не уходит и не углубляется в телефон для важного разговора или переписки.

— Ты в детстве часто ездил на море? — ложусь на живот, Герман лежит на спине, прикрыв лицо козырьком кепки.

— Нет.

— А дядя тебя не вывозил?

— Нет.

— А это брат отца или матери? — мои вопросы как из блиц-опроса.

Я изгибаю вопросительно бровь, когда он на меня устремляет прищуренный взгляд. Вздыхает, молчит. Вновь не отвечает.

— Странно, что органы опеки отдали тебя незнакомому человеку.

— Думаешь, в детском доме из меня вырос бы другой человек? — смеется, не злится. — Просто путь к сегодняшнему положению занял больше времени.

— И ты всегда хотел быть там, где сейчас?

— Я другой жизни не знаю, Марьян. Моего отца убили, мать тоже умерла не от хорошей жизни. Воспитывал преемник отца, вдалбливая в детскую голову мысль о мести, о том, что я должен быть лучше, выше, сильнее своего родителя. Как я мог вырасти с другими ценностями? — резко откидывает кепку в сторону, садится. — Когда мне было пятнадцать, мои ровесники влюблялись, гуляли с девчонками, думали, куда податься после девятого класса. Я в пятнадцать разбирал и собирал автомат Калашникова с закрытыми глазами, видел вокруг себя только проституток и наивных дур, соблазнившиеся криминальной романтикой.