Неспортивное поведение

— Жемчужина. — прерываю — Зрелые бизнесмены не затрагивают такие темы. — я берусь за начало тонкой бретельки ее сарафана и провожу до конца, скользя по плечу, не могу оторвать глаз от собственного движения — В конце концов империи нужны наследники.

— Верно, а мои дочери не заинтересованы в бизнесе. — у него ходит адамово яблоко — В школе им не давалась экономика.

Он не видел идеальный табель Луизы, это у старшей дочери были проблемы со многим, кроме литературы и рисования.

— Самостоятельная жизнь научила меня этой дисциплине. — она насаживает картофель на вилку и смотрит на него так, словно желает, чтобы это оказалось глазное яблоко кого-нибудь из присутствующих — скорее всего мое — Лучше рано, чем поздно.

— Ты никогда ни в чем не нуждалась. — легко отвечает Антонио.

— Вы правы. У меня было все, о чем я могла мечтать.

— В любом случае после подписания контракта с нами, в делах появится прогресс, а не то, что происходит с ВВ-tech на данный момент. Но для этого нужно еще поговорить с глазу на глаз. После ужина. — смотрю на Луизу, которая не выдерживает и встает.

— Подумала, раз вы увлекаетесь баскетболом и следите за статистикой игроков вам понравятся наши с Роландом фотографии с каждого матча Chicago Bulls. Мне нужна минутка — альбом на тумбочке в нашей спальне.

Луиза в умеренном темпе заходит в дом.

— Я перенес альбом в кабинет.

Мог бы сказать, чтобы меня простили за удаление или что мне понадобится пара минут, но зачем-то выдумываю причину побега. Нет. Погони. Я иду за Луизой.

* * *

ЛУИЗА

Не знаю, куда иду, просто направляюсь сквозь дом в противоположную от озера сторону. Из горла вырывается писк, когда меня затаскивают за дверь. Во-первых, это Роланд. Во-вторых, я в его кабинете.

Большие, но не панорамные окна, деревянный стол, хозяйской кресло и места для посетителей. Книжный шкаф с однотонными папками — интересно, как Прайс находит в них нужное. Большой экран компьютера и стационарный планшет. Здесь почти стерильно.

— Я прекрасно понимаю отсутствие человечности, но почему бы не предупредить?! — отхожу к окну, откидываю голову.

— Нужно удостовериться, что ты готова играть ради него.

Роланду лучше получить медицинское образование, если я ему действительно нужна. Потому что у меня чуть не случилась остановка сердца, когда я увидела отца. Находиться рядом с ним, в нескольких метрах — противоестественно.

У меня подгибаются ноги, но Роланд придерживает меня.

— Я…

Ненавижу происходящее, собственную слабость и тебя — вот, что я должна сказать вместо странных звуков.

— Будем считать, что ты готова продолжать. И выдумай причину отсутствия нашего «семейного» альбома, Жемчужина.

Он разворачивается, уверенный, что я пойду за ним.

— Ты зовешь меня так с первой встречи. Почему?

Неожиданно понимаю, что делаю шаг навстречу мужчине.

— Твое любопытство тебя погубит… — но приближается — Ты застряла в раковине и беспомощна. Никогда не сможешь выбраться без помощи других. — я задыхаюсь злобой и желанием ему врезать — Когда тебя пробуют освободить, то только разрушают. Я попытаюсь работать с тем, что осталось.

Роланд неожиданно мягко проводит рукой от моей талии чуть ниже и обратно. Его язык привязанности — прикосновения. Я привыкла к его рукам за вечер в музее искусств, но теперь мы одни.

— Имеешь в виду, что я бракованный товар?

— Я не довольствуюсь малым. — костяшкой указательного пальца приподнимает мой подбородок — Даже в нынешнем состоянии ты остаешься более, чем достойной. Поверь, прочие женщины — без блеска.

Я тихо смеюсь.

— Состоянии…я будто бы машина с пробегом. Знаешь, меня больше унижал только Фрэнсис.

— Ты больше не произнесешь его имя.

С жаром осознаю, что Роланд смотрит на мои губы.

— Есть такой пункт в контракте?

— Жемчужина, — улыбается, что неделю назад бы показалось галлюцинацией — ты не посмеешь и прошептать его, пока эти губы принадлежат мне.

— Так красиво звучит… — чувствую его дыхание.

— Это не пустой звук.

Он едва успевает договорить, как его рот яростно прижимается к моему. Практически вслепую Роланд доводит нас до стола, пересаживает меня на деревянную поверхность. Мужчина ожидаемо берет контроль над ситуацией, но не над собой. Он не без труда задирает мой сарафан, и стоит скользнут выше, как Роланд узнает, насколько я влажная для него с первых прикосновений еще за обеденным столом.

Мужчина мнет мои бедра, доходит до ягодиц — его прикосновения настолько жадные, что на коже останутся синяки. Большой палец мужчины касается меня через стринги, и я стону в его шею, хотя звуки скорее похожи на вскрики. Роланд и не думает останавливается, то поглаживая внутреннюю сторону бедер, то изучая немногочисленную ткань моего нижнего белья. Я же берусь за его ремень, дразня сквозь ткань брюк.

Между нами не перестают пульсируют волны жара, язык Роланда продолжает находится в моем рту. Кажется, именно поцелуй скрепляет нашу больную сделку, а не поставленная утром подпись. Воспоминания об этом отрезвляют, но только на мгновение. Прайс умеет отвлекать.

Нас окружает периферийный шум, звуки влажных поцелуев и шуршание одежды. Способен ли миллиардер выйти к гостям в мятой рубашке?

— Остановись. — он берет меня за волосы и дергает назад.

Я всхлипываю, смотрю в потемневшие глаза. Роланд хочет меня, и ему это не нравится, как и мое желание.

— Не двигаюсь.

Наши голоса звучит так, будто мы больны ангиной.

Мужчина делает громкий вздох и опускает глаза ниже, где я держу его за ремень. Быстро убираю руки и спрыгиваю со стола, что фактически соскальзывание по мужскому телу. Увеличиваю расстояние. Я стараюсь думать, понять, как себя вести. Поправляю платье и очень быстро стринги, впившиеся сзади.

— Не надо смотреть на меня так, словно я тебя принуждал.

— А на меня, будто тебе все это омерзительно. — это низко, но сейчас меня больше всего волнует отсутствие оргазма.

Я нахожу зеркальный элемент в дизайне комнаты, поправляю волосы и наблюдаю за Роландом, стоящим за спиной.

— Если мы будем считать это большим, чем ошибкой, у нас не выйдет сотрудничества.

До меня не сразу доходят его слова, но я киваю.

— Нам пора возвращаться.

Роланд пропускает меня вперед, не открывая двери. Я нахожу путь обратно, замедлившись перед выходом на террасу. Говорю, не оборачиваясь:

— Не называй меня больше Жемчужиной, чтобы я не вспоминала о произошедшем.

Мы оба без понятия, как назвать этот первобытный магнетизм кроме как ошибкой. И почему-то мне от этого тошно.

Когда я первая выхожу к отцу и Стефани, они прекращают разговор. Женщина поджимает губы, как делают, чтобы скрыть улыбку. Разумеется, они понимают, чем мы занимались. Может, одному Роланду удалось бы это скрыть, но не моим пылающим щекам.

— Поиски обернулись неудачей. — сажусь на свое место.