Неукротимый босс
Шрифт:
— Мне в машине подождать?
Этот настороженный вопрос на самом деле значит намного больше, чем кажется на первый взгляд. Он глубже. Острее.
На самом деле он означает: мы так и будем прятаться или я могу беспрепятственно находиться рядом?
Ты, наконец, впустишь меня в свою жизнь или мне снова ждать «у обочины»?
Ты готова быть моей женщиной безоговорочно или всё ещё мне не веришь?
— Нет, не нужно. Поднимайся сразу.
— Лилиль!
Артём сразу же бросается Камилю под ноги и виснет на отглаженной штанине, оставляя заломы на ткани.
Зато мама выжидательно
— Антонина Петровна, — представляется сама, а я понимаю, что очень торможу. Как-то всё очень быстро получилось всё же. Я не сориентировалась.
— Да, это мама моя. Мам, познакомься, это Камиль.
Мужчина подхватывает счастливого Тёмку на руки и вежливо замечает:
— Рад наконец-то познакомиться с мамой своей девушки.
Камиль отвешивает маме пару комплиментов, и я вижу по её реакции, что мужчина ей нравится. Её губы дрогнули и теперь представляют собой лёгкое подобие улыбки.
— Взаимно. Я домой уже собираюсь. Алин, может, Тёмочку с собой забрать до завтра?
Я понимаю, что, возможно, это и неплохое предложение. Именно сегодня.
Но именно сегодня разговор будет серьёзный. И я бы хотела, чтобы Камиль понимал: вот она — моя жизнь. Уложить Артёма, почитать ему сказку на ночь. Уделить ему время и внимание. Что сын — неотъемлемая часть моей жизни, которую уже никуда не выкинуть.
И то, будет ли Артём сегодня с нами или нет, словно является отражением решения Камиля. Принимает ли он всё как есть. Есть ли в дальнейшем мы. Или отдельно я и он…
Перевожу вопросительный взгляд на мужчину, молчаливо спрашивая его мнения. Мне это нужно. Мне нужно понимать, к чему мы идём.
Артём обнимается. Камиль крепко прижимает к себе моего сынишку и, твёрдо глядя на меня, показательно мотает головой.
Нет. Он не разрешает отдавать Артёма. Он думает о том же, о чем и я.
— Нет, мам, мы вместе сегодня.
— Ну смотрите. Как скажете.
Как только дверь за её спиной закрывается, Камиль проходит и свободной рукой обнимает за талию. Прижимает к себе и обрушивает на меня голодный поцелуй.
— Разувайся. И руки не забудь помыть, — шутливо замечаю, и Камиль улыбается.
Артёмка уснул быстро. Но перед этим целый час они с Камилем играли: смеялись, бросались шариками из бассейна, устраивали гоночные соревнования. Я даже купать сына не стала. Он уже еле на ногах стоял. Время давно перевалило за привычные десять вечера.
— Ну что, уснул? — уточняет Камиль, как только я оказываюсь на кухне.
— Да. Почему ты отказываешься от ужина? Ты ведь голодный.
— Успеем.
Подходит и обнимает меня, бережно прижимая к себе. Пятится назад и опускается на стул, а я, получается, уже сижу у него на коленях.
И выдаю один из главных вопросов, что жужжат в голове и не дают покоя.
— Почему ты пошёл на такой шаг? Ты рисковал и собой, и братом, и перспективами своей личной жизни.
— Кроме меня некому было вступиться.
— Нет, не поэтому. Она для тебя много значила. А сейчас что?
— Ты хочешь посмотреть на всё моими глазами?
— Если ты не против.
— Хорошо. Слушай…
Вздыхает.
— Мы с Машей вместе учились в школе. Как это бывает: дергал её за косички. Просил списать домашние
задания. Потом подросли. Повзрослели. Стали время проводить в общих компаниях. У неё мальчишек много было. У меня — девчонок. Дружили просто. Без всякого. Потом вышка. В разных ВУЗах были, но гуляли также вместе. Её парень как-то бросил. И она какое-то время перестала в наших кругах быть. Говорила, не хочет в шумную компанию. Ну я её стал гулять звать. Мы с ней сблизились. Не в том смысле! — мгновенно реагирует Камиль на мой прищуренный взгляд.— А потом я девушку встретил. Думал тогда, что она самая красивая. Дурак такой был мелкий. Знал бы, что моя самая красивая будет меня ждать через несколько лет… в будущем… внимания бы даже не обратил. Но тогда влюбился по уши. Сама знаешь, в юношестве всё воспринимается очень остро, а чувства первые тем более. В общем, долго я за той девушкой бегал. А она держала меня на расстоянии. Говорила, что вся такая правильная. Ни с кем ни-ни. А я капец как хотел первым у неё быть. Прям свет клином на ней сошёлся. Думал, любовь до гроба. Я за ней ходил как привязанный. А потом знаешь что? Она как-то пришла ко мне вся в слезах и заявила, что беременна от друга моего. Это такой удар был… страшное потрясение. Я слишком близко к сердцу это воспринял. Перестал общаться со всеми ребятами из нашей компании. На универ забил. Думал, что я лопух никчемный. Что все не так делал и ни на что не способен. Мою самооценку нужно было отскребать от плинтуса. И знаешь, кто сделал это?
— Маша?
— Угу, — обнимает крепко и щекой моего виска касается, — она меня за уши вытянула из запоев. А я тогда уже у брата ключи от машины тырил. Он узнал как-то… ты ж знаешь, да, что он всю жизнь киукушином занимается? В общем, я после этого поспешил тоже на рукопашку записаться. Тот период моей жизни был не слишком приятным. Гордиться мне нечем. И отец постоянно нотации читал, что я под откос пошёл.
— А мама?
— А мамы у нас с Марибом, можно сказать, не было. Она от отца ушла, когда мне три года было.
— Ужас.
— Ну да. У нас в семье это не обсуждалось никогда. Не принято у нас разводиться. В общем, отец с Марибом меня лишь добивали. А Маша… ну как-то она меня вытянула из этого постоянного блядства. Но у нас ней реально ничего никогда не было, Алин. Мы просто сдружились. Везде вместе ходили. Совета друг у друга спрашивали. Потом она со мной поделилась, что познакомилась кое с кем. Пропадать стала. Рассказывала мало. Говорила, что старше он. Подарки дарит. К себе забирает часто. А потом я её как-то нашёл на улице. Всю в слезах. И кровоподтеках. Ты думаешь, я бы мимо прошёл? Я к Марибу, а он… чуть голову мне не открутил. Сказал даже не приближаться к Маше и не лезть. Мол, меня в могилу положат и живьём закопают. Вараздат Машкин — отмороженный. Он по наркоте главным был. И там общие правила не работали.
— И ты предложил расписаться, чтобы Мариб не мог отмахнуться?
— Да. Я и брата подставил. Но этот псих бы её убил, понимаешь? За то, что с ним не хотела быть. За то, что знала, что не следует знать. Меня когда тронули, Мариб вступился. Тогда чуть ли не война началась, но братишка выстоял. И нас отстоял. Со мной даже словом после этого не обмолвился. Отец тогда погиб при странных обстоятельствах. Я до сих пор думать не могу, что из-за меня это. Но врачи сказали — сердце. И брат подтвердил. А Машка вон жива, здорова. И я тоже.