Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Мой долг повиноваться вам, моя госпожа, — склонил голову паж.

День маркизы был заполнен до предела. Уже смеркалось, когда она вышла из-за обеденного стола в сопровождении посла Британского королевства и нунция святейшего папы.

Оставшись одна, она снова нетерпеливо позвонила.

— Ну, что? Где твой мушкетер?

— Он ждет, моя госпожа. Его сопровождает граф Лимож.

— Граф мне вовсе не нужен. А Виктор Делаборд пусть войдет.

Паж вернулся в приемную.

— Маркиза просила передать вам, граф, что вы свободны и можете заняться своими прямыми обязанностями, — объявил он. — А вас, кавалер, велено препроводить к ней. Надеюсь, вы будете вести себя достойно. Своей свободой вы обязаны этой великой женщине.

— О, Леон, можешь не беспокоиться, — заверил его мушкетер. — У меня достаточно опыта обращения со знатными дамами.

— Будь откровенен с маркизой и чистосердечно расскажи ей, как все было, — наставлял его паж Леон. — Обязательно опустись на одно колено, как это подобает, когда отвечаешь любимице короля.

Виктор Делаборд в точности последовал советам пажа. Войдя, он тотчас опустился на колено.

— Встаньте и подойдите ближе, — приказала маркиза. — Я хочу расспросить вас, кавалер. Что вы делали в Бастилии?

— Отбывал наказание, мадам.

— Мне доложили, что вы дезертировали из полка. Что побудило вас сделать это? Вам тягостна служба?

— Отнюдь нет, мадам. Я душой и телом мушкетер его величества короля.

— Так в чем же дело? Что заставило вас пренебречь воинским долгом?

— У меня были на то серьезные причины, мадам, — без робости ответил мушкетер. — Это не было дезертирством. Прежнему капитану мушкетеров все было известно, и он не препятствовал моим отлучкам. На этот раз у меня просто не было письменного увольнения, за что я и поплатился.

— Мне сказали, что вас велел арестовать и препроводить в Бастилию герцог Бофор. Правда ли это? И что вы с ним не поделили? Насколько мне известно, он не имеет отношения к мушкетерам.

— Вы совершенно правы, мадам. Но у герцога были на то особые причины… Вы позволите мне быть откровенным?

— Приказываю вам! Говорите все как есть.

— В этой истории замешана женщина…

— Моя кузина, — подхватил паж, стоявший возле кресла своей госпожи. — На которую герцог имел виды…

— Но не только и не столько, — поспешил продолжить мушкетер. — Более всего герцог негодовал на меня за то, что я попытался освободить одного человека, приговоренного к каторге по его приказу. Герцог добивался вынесения ему смертного приговора…

— О ком вы говорите?

— Я говорю о родном племяннике герцога, сыне его сестры, притом единственной, — о Марселе Сорбоне. Несчастный Марсель! Ему удалось избежать позорной смерти, но он влачит свои дни на каторге.

— Позвольте! — воскликнула маркиза. — Этого не может быть! Мне доложили, что Марсель Сорбон умер…

— Как?! — в свою очередь вскричал мушкетер, и лицо его изобразило отчаяние. — Неужели Марсель был действительно казнен за попытку к бегству?!

— Тело его, как мне сказали, было предано земле где-то здесь по дороге в Тулон.

— Боже мой, так неужели же его казнили?! Безо всякой вины, лишь только потому, что герцог возненавидел его. Какой ужас!

— Это, увы, несомненно, — отозвалась маркиза, и на лицо ее набежала тень печали. — Вот и Леон знает об этом. Что ты скажешь, мой паж?

— С одной стороны, слух о смерти Марселя распространился в Версале, с другой же, моя госпожа, говорили, что он избежал казни.

По виду мушкетера можно было судить, что он совершенно обескуражен услышанным. Он переводил взгляд то на маркизу, то на Леона и наконец сказал:

— Но позвольте, ведь я не так давно виделся с Марселем, моим верным другом. Мне удалось даже поговорить с ним. Это было в Тулоне, в тамошнем тюремном замке. Сказать по правде, его попытка бежать не обошлась без моего участия…

Пришел черед удивляться маркизе.

— Так вы уверены, что Марсель Сорбон, незаконный сын Серафи Бофор, жив и пребывает в Тулоне?.. Что ты думаешь об этом, мой паж? — обратилась она к Леону.

— Мне сказали, что Марселя по дороге в Тулон собственноручно предал смерти некто Тургонель, — пожал плечами Леон.

— Этот человек действительно возглавлял команду стражников, которая везла каторжников в Тулон, — отозвался мушкетер. — Но казнен-то был кто-то другой, а не Марсель. Могу поклясться на Евангелии, мадам, что я виделся с ним совсем недавно. Тут произошла какая-то путаница. Этот Тургонель вечно пьян и подписывает бумаги не глядя.

— Я должна во всем этом разобраться сама, — объявила маркиза вставая. — Вот что, кавалер. Поручаю вам добыть достоверные сведения о судьбе Марселя Сорбона. Вы отправитесь в Тулон и все разведаете самым тщательным образом. Притом не предавая дело огласке. Письменный приказ будет ждать вас в королевской канцелярии. Но никому ни звука об этой вашей миссии, поняли? Это секрет для всех, кроме нас с вами.

— Я умею молчать, мадам. Особенно если приказ исходит из ваших уст.

— Как только вы получите достоверные сведения о судьбе Марселя, немедленно скачите в Версаль и докладывайте мне.

— Я все исполню в точности, мадам, можете не сомневаться. Отныне я ваш вернейший слуга. Но позвольте мне спросить вас, — если Марсель жив, можно ли надеяться на его освобождение? Не воспрепятствует ли этому герцог Бофор, чья ненависть преследует Марселя с отроческих лет?

— Это будет ясно, коль скоро нам станет известно о судьбе Марселя. Так что действуйте. Не медля садитесь на коня и скачите в Тулон. Я жду вашего донесения.

— Я не стану медлить, мадам. Я счастлив получить от вас такое поручение.

XXXIV. НОЧНАЯ ТРЕВОГА

Средиземное море, обычно такое приветливое и расположенное к мореходам и рыбакам, бороздящим его воды, этой зимой, казалось, переменило свой нрав. Тучи затянули небо. То и дело сыпался холодный дождь.

Бурной и неприветливой выдалась и эта ночь. Море у берегов Тулона волновалось. Прибой с пушечным грохотом бил о берег. Волны вздымались все выше и выше. С их гребней срывалась белая пена.

Почти никто в такую непогоду не рисковал выйти в море. Рыбаки заякорили свои суденышки, подтянули их как можно выше на берег. Большие парусники, пришвартовавшиеся в гавани, мотало из стороны в сторону как игрушечные. Ветер завывал в снастях, норовил унести шлюпки, сорвать с палуб все, что там находилось.

На берегу было безлюдно. В такую погоду никто не решался высунуть наружу нос. Еле теплились огоньки в окнах да перед воротами тюремной крепости Баньо горел фонарь.

Все гадали, зажжет ли маячный смотритель свой огонь, удастся ли ему подняться на башню. Но смотритель, бывалый матрос, понимавший, сколь важен в такую пору свет маяка, презрев опасность, исполнил свой долг.