Невеста проклятого волка

— А как тебя зовут, волк?

— Я Мих. Мих Черрин, моя айя.

Он был гораздо смуглее Данира, с темными волосами, у каждого виска среди волос болтались косички, на кончиках туго перевязанные шнурками. Турей была светлокожей, но более тонкие и выразительные черты лица мальчика повторяли её черты с хорошей степенью сходства.

— Ты сын Турей? Ко мне идешь? А тебе не тяжело? Помочь, может? — действительно, корзина выглядела серьезно и заметно оттягивала не слишком пока широкое плечо мальчишки.

— Что ты, айя! — воскликнул он с обидой. — Разве это ноша! Ты думаешь, я слабее тебя? Думаешь, я… — он умолк и поднял подбородок ещё выше.

— Я такое не думаю, Мих. Ты ведь волк, — поправилась Катя и посторонилась, пропуская отважного юного оборотня.

— Это вы, айя Катерина? Что вы здесь делаете, скажите на милость?! — раздался позади голос Турей.

Мих хмыкнул и заторопился, буркнул что-то волчице, и она побежала с ним рядом. А к Кате торопливо приближалась Турей, тоже с корзиной, только гораздо меньше.

— Что вы тут делаете, моя айя? Я же велела вам поберечь ногу. Только дети бывают такими неразумными и не слушаются, айя. Опять покалечитесь и не сможете ходить, а ведь в храм надо зайти своими ногами, да ещё босыми. Что айт Данир станет с вами, с хромой, делать? На руках носить? Ну, может, ему это, конечно, и в радость, да только после храма ему и на другое силы понадобятся…

— Какой храм, Турей? — Катя замерла.

— Да в ближней поедете, он сказал. Это выше в горы подняться надо, немного. Ну так что ж? Хороший храм. Я, как сына родила, шесть раз в год туда молиться хожу, пешком. Туда, говорят, каждый шаг уже молитва…

— Погоди, Турей, — взмолилась Катя, — тебе Данир сказал, что сбирается в храм со мной? А зачем?

Спросила и сама поняла глупость вопроса. И Турей посмотрела странно.

— Ох, айя Катерина. Не знаю я, зачем и почём, но надо сейчас платье подогнать для вас, и башмачки. Так что пойдёмте уж, не будем время терять!

Но ведь и правда — зачем? Если она поняла верно, причём из вчерашнего рассказа той же Турей, надетый в храме браслет окончательно завершит заключение их брака. С Даниром они об этом не говорили, она и не помышляла пока что ни о каких серьезных церемониях. Зачем — на два месяца?..

— Пойдемте, айя, — строго сказала Турей. — А сюда вы за водой, что ли, пришли? Ручей куда ближе. И нарзанный источник тут неподалёку есть, я покажу. Выпьешь из него — так прямо на глазах силы прибывают!

Катя под неодобрительным взглядом Турей воды всё же зачерпнула, хоть и неполное ведёрко. Совсем не тяжело, и не зря же спускалась! И ведро понесла сама, не отдала. Турей недовольно пыхтела, но не стала настаивать.

Платье оказалось ярко-красным, из плотного шелковистого льна, с вышивкой мелким бисером по вороту, рукавам и подолу. Бисер — чёрный и разные оттенки серого, а узор напоминал цветы. По бокам платье шнуровалось, и села на Катиной фигуре очень даже неплохо. Длина?..

— Длину добавим, на три пальца, — решила Турей. — Я специально взяла ленты. Хорошо будет. А Мих пока башмачки стачает. Берись за работу, бездельник, у тебя время до вечера! Будет удобно, айя, и не скользко, по нашим тропинкам ходить самое то! И не упадёте, и в пропасть не сорвётесь — подошвы заговорённые! К знахарке носили, айт за всё заплатил!

Башмаки с заговорённой подошвой, какая прелесть. Как раз для растяпы, которая и на ровном месте кочки найдёт.

Действительно, Мих извлёк из своей корзины вырезанные из мягкой чёрной кожи заготовки, примерил их Кате на ногу, сделал отметки и ушёл за порог, сел на чурбак у раскрытой двери, инструменты разложил перед собой на куске кожи. Ну конечно, внутри этой хибары шить нельзя — слишком мало света. Электричество тут насущная, но такая невозможная необходимость.

— Вы не беспокойтесь, айя Катерина, — Турей по-своему истолковала Катин озадаченный взгляд, — не смотрите что мал, сошьёт, как лучший мастер!

— А вы сами шьете себе обувь?

— Мы? Шьем. Вся семья наша — башмачники, и лавку держим, и на заказ обуваем. И сынок тоже, уже башмачник. Будете довольны, точно говорю, ещё несколько пар закажете. Айт вам велел и меховые сшить. Холодает, снег скоро ляжет.

— И что, в заговорённых башмаках точно не упадёшь? С обрыва, например?

— А как же, Айя, — серьёзно подтвердила Турей. — Не упадёшь. Только прыгать придётся. Но вы-то не станете?

— Не стану, конечно, — вздохнула Катя. — А платье? Ты и портниха?

— Да что платье? Каждая женщина шьет.

Она подошла к сыну, нагнулась, что-то ему сказала, водя пальцем по кожаной заготовке. А волчонок её выслушал, а потом, стрельнув глазами в Катю, пошептал что-то матери на ухо. Турей заулыбалась, тоже оглянулась на Катю и всплеснула руками:

— Вы хлеб ставьте, айя! Пора уже!

— Хлеб? — озадачилась та. — Но ты ведь принесла большую булку!

— Это чтобы днём не голодать. Но вам-то перед храмом надо хлеб испечь! Как же. Всегда пекут хлеб. И с собой возьмёте. Это же на счастье[N1]!

Сплошные сюрпризы. Попадись ей сейчас Данир, услышал бы много интересного! Хотя, конечно, добрый здравый смысл напомнил: Данир ушел, когда она спала. До рассвета. Им некогда было разговаривать. Но — разбудил бы, подумаешь! Зачем нужна спешка, почему нельзя отложить поход в храм — это уже другой вопрос. Зачем и, главное, как печь хлеб, если она не умеет — уже третий. Как вообще печь в этой печке? Не надо больше считать вопросы, они растут, как снежный ком.

Но ведь она согласилась. У здешней жизни есть свои правила, и печь хлеб — это не страшно. Это даже любопытно, если на то пошло. А об остальном можно поговорить.

— Турей, я не знаю, как печь хлеб. Подскажи?

— Как это — не знаете? — не поняла Турей.

— Никогда не пекла. Я только покупала хлеб. У нас его все покупают.

— Шутите, айя? Это где же такое несчастное место? — на лице женщины было самое искреннее недоумение.

— Турей, ну ведь вы башмаки людям шьёте, и их покупают, да? А если бы все шили сами?

— Так то ж башмаки! — она махнула рукой. — Учиться надо, руку набить, это непросто. А хлеб что? Мука, вода, закваска, соли добавить да чуть подсластить, если нравится. К тому же если бы башмаки нужно было жевать каждый день, то все бы умели, не сомневайтесь!

— С тобой сложно спорить, Турей! — рассмеялась Катя. — Хорошо, я поняла.

Бабушка иногда пекла хлеб. Это была её ностальгия по молодости, проведённой в глухой деревне, куда хлеб привозили раз в неделю, и то необязательно. Катю она научила только пирожки печь и булочки, а хлеб — зачем? За углом магазин. Во всяком случае, Катя представляла себе процесс. Тонкости — нет, а процесс в целом — более или менее. И потом, Турей перешивала подол у платья, волчонок Мих шил башмаки, а Кате заняться было нечем. Она отыскала в сундуке деревянную кадушку, похожую на гибрид бочки и тазика. Муку вчера принесла Турей, и закваску тоже — уже тогда можно было забеспокоиться, для чего! Соль, мёд есть. Сахар волки в хозяйстве не держат. А вода? Её как-то незаметно выпили. Кажется, есть повод прогуляться, хотя бы снова к речке. Не так уж далеко.