Невидимые знаки

Мы пытались предотвратить появление Коко.

Мы прекрасно понимали, насколько это опасно.

Но она все равно появилась.

И мы ее безумно любили.

— Родился. — Коко важно постучала себя по груди. — Домой. — Хрустальные слезы блестели на ее ресницах. — Домой. Не так, как здесь. Плавать. Черепаха. — Ее нижняя губа дрогнула, когда она потянулась к Эстель. — Ма-ма, домой!

Эстель взяла ее у Пиппы, покачивая и целуя в лоб.

— Все хорошо, маленький орешек. Все в порядке. Скоро мы сможем поплавать. На корабле есть бассейн. Тебе понравится. Мы можем поплавать, и я уверена, что у кого-нибудь найдется домашняя черепаха.

Ее взгляд скользнул по мужчине, притаившемуся у двери.

— Стефан, в сувенирном магазине продаются чучела черепах?

Парень пожал плечами.

— Не уверен. Но могу уточнить.

Эстель вздрогнула, словно ей было неприятно, что она навязывается.

— Это... не беспокойтесь об этом.

— Я схожу. — Пиппа направилась к мужчине. — В свое время мне очень помог Паффин. Я забыла взять куклу, которую Коннор сделал для нее. Ей нужен друг.

Эстель вздохнула с облегчением.

— Спасибо, Пип.

— Без проблем.

Она выскользнула за дверь вместе с незнакомцем. Мое сердце бешено заколотилось, шкалы запрыгали по монитору.

— Кто это? В безопасности ли Пиппа с ним?

Эстель посмотрела на меня.

— Его зовут Стефан. И да, я доверяю ему.

Я сомневался, но Коко протянула ко мне свои крошечные ручки. Возможность обнять дочь превозмогла тот факт, что я был подключен к технике, словно какой-то робот.

— Дай ее мне.

Эстель придвинулась ближе, осторожно перенося вес извивающейся малышки. Когда она отстранилась, я взял ее за запястье и поцеловал нежную кожу. Я знал, что у нее там шрам от страшного пореза швейцарским армейским ножом при попытке открыть кокос. Точно так же я знал, что у нее шрам на коленке от падения с дерева и неизгладимый след на груди от ремней безопасности, когда мы разбились.

Я знал об этой женщине все.

И все же... она казалась чужой в кремовой рубашке и Гэлнсовых шортах. Ее волосы были собраны в хвост, и от нее пахло по-другому. Не песком, морем и солнцем, а скорее синтетическим мылом и слишком душистым лосьоном для тела.

Меня охватило чувство собственничества, я хотел заявить на нее свои права. Погрузиться в океан и смыть с себя неизведанное, заниматься любовью, несмотря на попытку смерти разлучить нас.

Финнеган прочистил горло, напоминая, что мы не одни. Он окинул взглядом меня, мою жену и ребенка.

— Значит... вы рожали одна?

Эстель вздрогнула.

— Да.

— При обследовании, похоже, никаких осложнений не было.

— Не было.

— Вы, должно быть, были в ужасе.

— Да.

Я резко выпрямился.

— Она была великолепна. Я очень горжусь ею.

Доктор нахмурился.

— Значит... вы были женаты до аварии?

Не твое собачье дело.

Эстель опустила глаза.

— Нет. Но теперь мы вместе.

Финнеган погладил свой подбородок.

— Должен признать, в этом больше смысла. Я не мог понять, что она имела в виду.

— Кто, что имел в виду?

Мой голос был резче, чем предполагалось.

— Джоанна Эвермор.

Эстель словно превратилась в гранит.

— Кто?

Раздался голос Пиппы, она снова вошла в комнату.

— Моя бабушка. Я попросила, чтобы ей позвонили. Я не знала ее номера, но помнила имя и город. — Она всхлипнула, не в силах поднять взгляд. — Она должна знать о моих... моих родителях... и... и... — Она больше не могла сдерживать слезы. — Она должна знать о... Конноре.

Эстель раскрыла объятия.

Пиппа подбежала к ней и крепко обняла.

— Все в порядке, Пиппи. Ты поступила правильно. Конечно, она должна знать. Она будет с нетерпением ждать с тобой встречи.

У меня защемило сердце при мысли о том, что Пиппу заберут у нас.

Но ведь этого не случится, правда? Мы были ее законными опекунами. Документов у нас не было, но она принадлежала нам почти четыре года.

— Я вернулась, чтобы узнать, не хочет ли Коко зайти в магазин подарков, чтобы выбрать игрушку. Не хочу причинять вам боль, ребята. — Пиппа заплакала еще сильнее. — Я скучаю по своей семье. Я-я не могла скрывать это. Больше не могу. Они должны знать. Коннор...

Мой пульс участился, мне отчаянно хотелось вылезти из постели и обнять ее.

— Все в порядке. Я понимаю. — Эстель погладила волосы Пиппы. — Очень мило с твоей стороны взять Коко. Уверена, она с удовольствием пойдёт.

Пиппа постаралась успокоиться, проглотила слезы.

— Хорошо...

Мысль о том, чтобы провести время с малышкой, как старшая сестра, позволяла какое-то время не думала о потерянном брате.

Насколько мы были виноваты в том, что использовали Коко как защитное одеяло от такой душевной боли?

Финнеган разрушил пузырь, наполненный напряжением.

— Если не возражаете... Мне нужно подтвердить кое-что из того, что сказала мне Джоанна Эвермор.

Эстель не переставала обнимать Пиппу, привлекая к своим объятиям Коко.

— Хорошо...

— Когда я рассказал ей, что тетя и дядя Пиппы были на острове и присматривали за её внучкой, она сказала, что у Дункана не было братьев и сестер. Он был единственным ребенком. Однако... из вашей медицинской карты я знаю, что вы указали свое имя как Эстель Эвермор... как и у Пиппы.

Доктор посмотрел на меня.

— Однако, ваша фамилия Оук, так что предполагаю, и не хочу совать нос не в свое дело, что Эстель была замужем или каким-то образом состояла в дальнем родстве с Эверморами до того, как познакомились? Или, возможно, вы сменили фамилию из соображений удобства?

Возмущенная Пиппа вырвалась из объятий Эстель.

— Она моя тетя. Гэл — мой дядя. Мне все равно, что кто говорит. Они — семья.

Финнеган поднял руки.

— Я не утверждал обратного, но власти захотят разобраться с этим.

— С чем разобраться? — спросил я.

Финнеган бросил на меня печальный взгляд, отягощенный всем тем, чего мы не понимали.

— Когда мы прибудем в порт через несколько дней, вас будут допрашивать представители сиднейской иммиграционной службы. Вы будете задержаны, если у вас нет действующих документов, подтверждающих гражданство и происхождение.

Задержаны?

Мы превратились из заключенных на острове в заключенных среди людей?

Черт, нет.

Этого не может быть.