Невидимые знаки

— Это хорошо.

— О?

— Теперь я могу перестать на тебя злиться.

— Ты больше не злишься?

— Нет.

— И что это означает?

— Это означает... что у меня есть еще одна проблема, о которой нужно позаботиться.

Я прижался своим телом к ее, прижимая свою твердость к ее животу.

— О, да, это очень важная проблема. — Встав на цыпочки, она поцеловала меня. — Думаю, смогу помочь тебе в этом.

— Уверен, что сможешь.

Наши губы соединились, когда она вздохнула:

— Итак... на чем мы остановились?

Деньги.

Счастье нельзя купить.

За их счет можно обеспечить счастье.

Но на них не купишь здоровье. Не купишь любовь.

Нельзя купить будущее, которое бесценно.

Деньги делают все проще, но они не могут купить мечты.

А мечты — это то, что мне нужно.

Взято из нового блокнота Э.Э.

...

Наши жизни изменились неизмеримо за следующие несколько недель.

Мы еще раз прошли медицинское обследование, чтобы убедиться, что витамины действуют и наши тела набирают необходимый вес. Мы встретились с поисково-спасательной службой, изучили схему обследования и обсудили, как далеко мы находились от радиуса их поисковой операции (не так уж далеко, но достаточно, чтобы не обнаружить нас). Мы выдержали еще несколько бесед с представителями австралийской иммиграционной службы по поводу нашего места жительства. Послали благодарственное письмо компании «P&O Cruises» за то, что они нас нашли. И посетили (к моей досаде) еще одного стоматолога, чтобы убедиться, что врачи круизной компании ничего не упустили.

Если учесть, что мы пропали три с половиной года назад, то ничего особенно плохого у нас не обнаружили. Только разбитое сердце после смерти подростка и пустота после ухода жизнерадостной девочки.

Но когда меланхолия пыталась одолеть, мы вспоминали, что у нас есть.

Мы были друг у друга.

У нас была Коко.

Мы живы и нас нашли.

Нам повезло.

На следующий день после визита Мэди Гэллоуэй отвез нас с Коко в ближайшую оптику, и там в течение часа проводили осмотр глаз и подбирали оправу. Его радость от того, что он наконец-то получил новые очки, стоила того, что мы заблудились в городе, к которому никак не могли привыкнуть.

В течение недели мы приспосабливались к оживленному миру. Мы ходили ужинать в рестораны и скрежетали зубами от громких звуков, назойливых посетителей и переработанных продуктов. Мы мирились с темпераментной малышкой, которая требовала тишины, как на пляже, и ночного света звезд. И мы ждали (не очень терпеливо), пока будут подготовлены очки для Гэллоуэя.

Иногда мы отваживались зайти в супермаркет, где все, что нам было нужно на острове, было доступно в обмен на деньги.

Деньги.

У меня они были.

У меня их было очень много.

Я была воспитана так, что необходимо оставлять несколько тысяч долларов сбережений, чтобы иметь нормальное существование. Уехав с Мэди в Америку, я стала откладывать несколько сотен тысяч, полностью уверовав в то, что моя жизнь устроена.

Но сейчас у меня было несколько миллионов.

И пока я не могла понять, что означает такое богатство.

Это было нереально.

Коко не останется без еды. Мы с Гэллоуэм не должны были беспокоиться о том, где жить и как мы себе это позволим.

Нам повезло.

Наши трудности закончились, и мы были вознаграждены.

Однако по мере того, как каждый день перетекал в следующий, я не могла избавиться от чувства подавленности. Здесь я была расстроена больше, чем когда-либо на нашем острове (даже в ужасно мрачные дни в конце).

Здесь я чувствовала себя не на своем месте.

Я по-прежнему готовила при свете луны, и мы ни разу не включали телевизор.

Как будто мы стали недоверчивы к подобным удобствам и предпочитали упрощенное существование.

Единственное изменение, которое мы приняли, — это Мэди.

Она вписалась в нашу жизнь так, словно постоянно была с нами.

Она вернулась на следующий день, и мы провели его в разговорах ни о чем и обо всем. Гэллоуэй рассказал ей, как нам удалось выжить. Я поделилась пикантными подробностями нашего брака. А она играла с Коко, словно была рождена для того, чтобы стать тетей.

Почти каждый вечер она забегала после работы, чтобы поздороваться и потусоваться. И Гэллоуэй был с ней очарователен и обходителен — совершенно не так, как он принял меня. Там, где мне был оказан холодный прием и яростные взгляды, Мэди встретили тепло и радушно.

С другой стороны, по словам Гэллоуэя, все его недовольство мной было основано на похоти. Он хотел меня, но не мог обладать.

Мэди, в этом плане, не привлекала его (слава богу). Но мне впервые пришлось конкурировать за его расположение. Я не была единственной женщиной, а он не был единственным мужчиной. Если он забегал за чем-то в магазин, я панически боялась, что он может найти другую девушку, привлекательнее меня. Что, если мое костлявое тело со светлыми растяжками перестанет привлекать его?

Однако у него были те же опасения. И мы поделились ими однажды вечером, когда слово за слово наша легкая перепалка переросла в жаркую дискуссию о неопределенности в наших отношениях.

Мы оба были такими дураками.

Мы вместе не потому, что были единственными взрослыми на нашем острове. Мы вместе, потому что наши души соединились, наши сердца склеились, и мы стали единым целым.

После этого все стало немного проще. Всякий раз, когда Мэди появлялась рядом, Гэллоуэй вел себя наилучшим образом. Я догадывалась, что нейтральная территория заставляет его вести себя хорошо. Однако мне хотелось верить, что дело во мне.

Я излечила то, что съедало его изнутри. Это тяготение все еще присутствовало в нем, но он мог дышать без чувства вины. Он мог смеяться, не испытывая к себе ненависти.

Он стал спокойнее.

И когда он держал Коко на руках, он оживал.

В постели, перед сном, мы часто говорили о Пиппе и Конноре. Мы были рады этим воспоминаниям, и когда Пиппа, наконец, позвонила нам (на мобильный телефон, который нам дала иммиграционная служба), мы молчали несколько часов. Нам было физически больно из-за того, как мы по ней скучали.