Невидимые знаки

— Тогда кто же это?

— Думаю, скоро узнаем.

Взяв Эстель за руку, я вывел ее из океана и, насквозь промокший, побежал трусцой к причалу.

Мы добрались до цели как раз в тот момент, когда маленькое судно подъехало и заглушило двигатель.

Мое сердце перестало биться.

— О, боже... — ахнула Эстель. — Ты приехала. Ты на самом деле здесь.

— Привет, Стелли. — Пиппа застенчиво помахала рукой. — Привет, Гэл.

Запрыгнув в маленькую лодку, я обнял ее.

— Ух ты, ты здесь.

Ее стройная фигурка пополнела, худоба сменилась изгибами, а щеки налились здоровым румянцем.

Она здесь.

После стольких лет.

Я не мог отпустить ее. Я боялся, что больше никогда не смогу прикоснуться к ней. Назвать ее своей.

— Почему ты не сказала нам, что приедешь?

Она обняла меня в ответ, тяжело вздохнув.

— Честно? Я не знала, смогу ли это сделать. Это идея бабушки.

— И снова здравствуйте.

Джоанна Эвермор прочистила горло, когда я отпустил Пиппу.

— Не знаю, что сказать.

Я пожалел, что был полуголым и мокрым. Первое впечатление было не самым лучшим. Означало ли это, что Пиппа снова будет жить с нами? Неужели она наконец-то захотела стать членом нашей семьи?

Вопросы посыпались, когда шкипер выгрузил на причал два небольших чемодана.

Я нахмурился. Чемоданы слишком маленькие для длительного пребывания.

Эстель тихо спросила:

— Это ведь не возвращение домой, да?

Пиппа напряглась.

— Я... это просто...

— Мы приехали на неделю, — вмешалась Джоанна. — Начались школьные каникулы, и я спросила, не хочет ли Пиппа куда-нибудь поехать. Я предложила навестить вас.

Мне хотелось ненавидеть эту женщину за то, что она отняла у меня приемного ребенка, но я чувствовал только благодарность.

— Спасибо. Вы очень добры.

— Я не могу вернуться навсегда, Гэл. — Пиппа окинула взглядом остров, украшенный совершенно по-новому. — Но я хочу поговорить с братом и сделать все возможное, чтобы забыть о том, что здесь произошло.

Джоанна подошла ближе к Эстель.

— Ее психотерапевт сказал, что это поможет.

Психотерапевт?

Бедному ребенку пришлось хуже, чем мы думали.

Но сейчас она здесь.

Это первый шаг к выздоровлению.

Отбросив свои опасения, я превратился в гостеприимного хозяина. Взяв их чемоданы, я поклонился.

— Что ж, наш дом — ваш дом. Вам рады в любое время, вы же знаете.

Пиппа улыбнулась, ее взгляд переместился на живот Эстель.

— Вижу, вы забыли упомянуть о ребенке номер два в нашем последнем телефонном разговоре.

Эстель подала Пиппе руку, когда та выбиралась из лодки. Они обнялись.

— Мы не знали, чем можно поделиться. Мы не знали, причинит тебе это боль или нет. — Она поцеловала девочку в щеку. — Но теперь, когда ты здесь, нам нужно очень много наверстать.

— Вижу. — Пиппа повернулась лицом к нашему дому. Остекление придавало загадочности и навевало истории, несмотря на то, что было новым.

Этим стенам было известно, что мы здесь пережили. Они знали, как много эта земля для нас значит.

Мы терпели поражение, выигрывали, радовались и несли потери.

У нас не было второго шанса с Коннором.

Однако Пиппа вернулась.

Когда-нибудь она сможет навещать его, не испытывая безумной боли.

Однажды она сможет попрощаться с горем.

И пока этот день не настанет, я буду рядом с ней.

И я не собираюсь терять ни минуты.

— Пойдем, Пиппи. — Я обхватил рукой ее стройные плечи. — Пора домой.

…

ТРИ ГОДА СПУСТЯ

Учитывая, что при крушении мы не имели ни опыта, ни знаний, ни надежды на выживание, кроме чистой решимости, у нас с Эстель все получилось не так уж плохо.

Мы не только выжили, но и преуспели.

Мы создали жизнь.

Потеряли жизнь.

И многое узнали о жизни.

И жизнь чуть не убила нас.

Но мы победили.

Мы победили так триумфально, что я никогда не был так счастлив, спокоен, уверен в своем месте, как здесь, на нашем пляже.

Как только правительство ФиГэл согласилось сдать остров в аренду, мы официально дали ему название.

«Yanuyanu ni le Vitu na Vonu» (прим. пер.: Yanuyanu ni le Vitu na Vonu (фиГэлйский) — Остров семи черепах).

Остров семи черепах.

Сокращенно — Vitu na Vonu.

Прибыло семь человек.

Родилась одна душа.

Погиб один сын.

Осталось четыре человека.

И трое вернулись.

Первые несколько месяцев под звездами были лучшими ночами в моей жизни. Мы сбросили городскую одежду и ходили полуобнаженными. Мы ловили рыбу. Разжигали костер (мухлевали с зажигалкой, чтобы не повредить мои новые очки) и проводили дни, вспоминая плохие, хорошие и грустные времена.

Мы наконец-то смогли закончить скорбеть по Коннору. По Пиппе. По друг другу. Примирились с тем, что приобрели и потеряли.

По мере того как месяцы сменялись годами, я часто возвращался на материк, нанимая местных рабочих для создания инфраструктуры, необходимой для обеспечения нашей безопасности на многие десятилетия вперед.

Коко перестала быть ворчливой и раздражительной и превратилась в замечательного, отзывчивого ребенка. По мере своего взросления — четыре, потом пять, а теперь и шесть дней рождения, она все больше вливалась в фиГэлйскую жизнь и культуру. Она бы не вписалась в каменные джунгли города. И я переживал по этому поводу. Но с другой стороны... кого это волновало?

Она поняла ценность тяжелого труда и священную связь охоты с добыванием пищи для себя, и не игнорировала жестокость и жертвенность мяса, продаваемого массово.

Она общалась с детьми нашего строителя, их перевозили на пароме с острова на остров, и они посещали местный детский сад.

Скоро она пойдет в начальную школу через несколько островов отсюда. Каждое утро мы с Эстель мчались по волнам, чтобы доставить ее, и каждый вечер, чтобы забрать. У нас не было машины, но в ней нет толка, путешествовать по аквамариновым атоллам выбранного нами дома.