Невидимые знаки
Шрифт:
— Я всегда милый.
— Ха!
Мы уставились друг на друга. Она напряглась, и ее дыхание стало прерывистым.
Я указал на ее грудь.
— Вместо того чтобы пытаться найти половину дерева, чтобы зафиксировать мою ногу, ты должна была позаботиться о своих ребрах.
— Не беспокойся обо мне. Беспокойся о себе.
— Я могу сказать то же самое о тебе.
Еще один тупик.
Без детей свобода говорить откровенно развязывала узлы вокруг моих голосовых связок. Я освободился.
— Кто ты вообще такая? Ты ранена так же сильно, как и все мы, но взяла все под контроль и взвалила на себя ответственность. Кто назначил
— Я не хотела брать на себя ответственность. Думаешь, мне это нравится? Что я хотела попасть в ситуацию, когда двое детей потеряли своих родителей и теперь смотрят на меня с надеждой, что все будет хорошо? Во всяком случае, я бы хотела, чтобы ты был... — Она поджала губы, но глаза ее горели тем, что она хотела сказать.
— Чтобы я не был таким неудачником и мог обо всем позаботиться. Ты это собиралась сказать?
Она отвела взгляд, обнимая себя руками.
Я хотел послать ее. Все вопросы, на которые мне нужны ответы, предполагали собой крик, но я не мог так поступить с ней. Не сейчас. Она хотела комфорта, как и все мы. Но она не получала утешения от меня, потому что я не знал, как это сделать. Все, что я мог, — это испортить и без того запущенную ситуацию.
— Послушай, мне очень жаль. — Потирая глаза, мне хотелось, чтобы у меня были очки, так в моем мире будет хоть что-то правильное. Я ненавидел нечеткие линии и темные цвета. Я мог разглядеть черты Эстель довольно хорошо, но изображение не было в высоком разрешении и было искаженно.
Она не ответила.
Бессознательно я перестал тереть глаза, и по привычке начал искать на коленях несуществующие очки, не задумываясь.
Господи, я ничего не могу сделать правильно.
— Ты нормально видишь без них?
У меня закружилась голова.
— Что?
Она указала на мое лицо.
— Твои очки. Я заметила, что они были в Лос-Анджелесе, а потом в Нади. Думаю, они не просто ради показухи, а жизненно необходимы.
Она заметила такую простую вещь, как эта? Это потому, что она была наблюдательной личностью или потому, что ее тянуло ко мне так же сильно, как меня тянуло к ней?
В любом случае, это помогло мне избавиться от дикой агонии, в которой я тонул. Я улыбнулся.
— Они не пафосное украшение, если ты об этом спрашиваешь. Я буквально нуждаюсь в них, чтобы четко видеть.
Ее плечи немного расслабились, но она не улыбнулась мне в ответ.
— Ты слеп без них? — Она подняла руку, показывая три пальца. — Сколько пальцев я показываю?
Я усмехнулся.
— Шутки в сторону? Ты прямо здесь. Я тебя вижу.
— Так сколько?
— Пять.
Ее лицо помрачнело. Я так долго смотрел на нее, что уже начал распознавать ее мимику и выражение лица. Ее губы образовали беспокойную «о», а брови не знали, то ли подпрыгнуть от удивления, то ли нахмуриться.
Я напугал ее.
Я засмеялся сильнее.
— Расслабься. Три. Ты показывала три пальца.
— Ох.
— Я не слепой, ладно? Я знаю, что калека, но, по крайней мере, тебе не нужно беспокоиться о другой инвалидности.
— Я не думала, что...
— Да, ты думала. И это нормально. — Раздражающее разочарование наполнило мой голос. — На твоем месте, я бы тоже обозлился. Присматривать за покалеченным пациентом, когда есть еще о чем беспокоиться? Заботиться о сиротах, когда ты сама не знаешь, как сохранить себя в живых? Черт, если бы мог ходить, я бы бежал так быстро, как мог.
— Я бы никогда
не убежала, как бы плохо ни было. — Ее лицо посуровело. — Я не трус, особенно когда другие нуждаются во мне. И, кроме того, я не об этом думала.Это была шутка. Плохая, заметил я. Но она с легкостью заставила меня почувствовать себя еще хуже, чем есть на самом деле.
— Неважно. — Я вздрогнул, когда мою ногу накрыло новой волной боли. — Это то, о чем думает большинство людей. Но я понимаю. Я раздражаю тебя, и ты не хочешь иметь со мной ничего общего. Я могу позаботиться о себе, поэтому тебе не нужно беспокоиться обо мне, хорошо? Волнуйся о долбанных детях и оставь меня...
— О, ради бога. — Она хлопнула руками по бедрам. — Проклятье, ты меня бесишь.
Я замер.
Огонь в ее глазах, розовый румянец на щеках и острый угол ее подбородка заставили меня сглотнуть. Она была красива, когда заботилась и изо всех сил пыталась поддержать, но, черт возьми, она была восхитительна, когда злилась.
Мое сердце загромыхало, когда она указала мне пальцем в лицо.
— Давайте сейчас проясним кое-что.
Я не мог пошевелиться. Все, что я мог сделать, — это смотреть и делать все возможное, чтобы не упасть. Падать и падать ради этого создания, которое я не знал, но желал. Падать ради незнакомки, что смотрела на меня с презрением и раздражением. Падать ради единственной женщины на этом богом забытом острове.
Не существовало такой вещи, как любовь с первого взгляда. Но я верил в похоть. И, господи, я хотел ее.
— Я не из тех людей, с которым ты можешь ругаться, быть противным или вести себя как придурок, потому что я не потерплю этого. Я не такая, как другие, которые будут кричать на тебя, когда ты становишься мудаком, или давать тебе второй шанс, когда ты облажаешься. Я просто вычеркну тебя из памяти и буду вести себя так, как будто ты невидим. Я позабочусь о тех детях, потому что они нуждаются во мне, а я нуждаюсь в них, нуждающихся во мне, чтобы не впасть в отчаянии. Но ты мне не нужен. Мне не нужно, чтобы ты раздражал меня или действовал на нервы. Я хочу помочь тебе, но только если ты поможешь себе, заткнешься и будешь настроен на перемены.
Она провела пальцами по волосам, светлые пряди потрескивали от статики, и заставила себя успокоиться.
— Прости. Обычно, я не кричу. — Ее лицо исказилось, когда она обняла себя руками. — Мои ребра болят, ты прав. Я думаю, что несколько сломано. Но, в отличие от тебя, я не позволю гневу одолеть меня. Теперь это наша жизнь. Нам повезло, что мы остались живы. Постарайся вести себя так, как будто хочешь выжить, и мы отлично поладим.
Часть меня хотела сказать ей уйти. Потому что она была права. Насчет всего. Это было подходящее время, когда кто-то набрался смелости сказать мне в лицо, что я должен быть благодарным.
Это было новое начало. Никто не знал меня здесь. У меня не было ни грязной, ни печальной истории. Ей не нужно было знать того человека, которым я был, потому что здесь я мог бы быть кем-то другим.
Казалось, что массивный валун внезапно соскользнул с моей спины, устранив тяжесть стыда и гнева.
Я мог бы быть лучше здесь.
Я мог быть чем угодно.
Эстель не двигалась, ее взгляд не покидал меня.
Вздрогнув, я поднял свою задницу с земли и вытащил кое-что из своего заднего кармана. Я забыл, что это было там, пока Эстель не повела детей на пляж.