Невидимые знаки

Что это?

Я направилась вперед, одержимая своей целью.

Капли конденсата образовались с внутренней стороны воронки, неуверенно скатываясь вниз.

Коннор ткнул на пластик пальцем.

— Что за ерунда?

— Свежая вода. — Гэллоуэй выпрыгнул с помощью костыля с края леса. Его лицо напряглось от боли, а щетина на подбородке еще больше выросла за ночь.

Пиппа побежала вперед, держа развернутое пончо, которое я прятала в карманы.

Мои карманы!

Моя куртка.

Я застыла.

— О, господи!

Все подпрыгнули.

— Что? — требовательно спросил Гэллоуэй.

Я бросилась к Пиппе, схватив ее за руки.

— Где ты взяла это?

— Я не воровала. Клянусь!

— Я знаю. Прости. Я этого не говорила. Но это лежало кое в чем моем, что я не могу найти. Ты знаешь, где оно?

— Ты про ту куртку, которую не хотела снимать? — от голоса Гэллоуэя, моя голова взлетела вверх.

Я яростно кивнула.

— Да, про нее. Моя куртка. Где моя куртка?

— Почему, что в ней такого важного?

— Какая разница? — Я тяжело дышала, пробуя на вкус спасение, как сладкое вино.

Мы можем быть спасены.

Все может закончиться.

— Я потеряла ее в крушении. Я не могу найти...

— Ладно, ладно. — Он поднял руки. — Это шутка. Я повесил ее на дереве в нескольких метрах отсюда, чтобы она высохла. — Он указал на подлесок. — Она не совсем чистая...

Я не колебалась.

— Я сейчас вернусь. — Мои ноги летели, ребра плакали, но на этот раз мне было все равно.

Моя куртка отправит нас домой.

В кармане лежит мобильный телефон.

ЧЕРТОВА ЖЕНЩИНА РВАНУЛА, как долбанная газель, и помчалась к лесу.

Коннор попытался побежать за ней, но я схватил его за руку.

— Не в этот раз, дружок. Позволь ей сделать то, что так для нее важно.

Я знал, что это было.

Я нашел ее куртку.

Нашел телефон.

На секунду мне хотелось заплакать от облегчения, но когда я попытался его включить, то понял, что там села батарейка.

Сильного потрясения было достаточно, чтобы испортить мне настроение, несмотря на то, что я вспомнил метод выживания, который, по крайней мере, обеспечил бы нас небольшим количеством воды.

Если бы я рассказал Эстель о севшей батарее, такой же бесполезной, как мой разбитый на куски телефон, она бы не поверила мне. Во что-то вроде этого (когда вы так сильно надеетесь на то, что это поможет), нужно было верить.

Итак, я сделал единственное, что мог.

Осторожно опустился на песок и вытянул свою сломанную ногу. Мои руки дрожали, когда я поставил костыль рядом. Дрожь не была чем-то необычным. Я постоянно дрожал. Я не знал, было ли это из-за голода или от боли — эти два ощущения сплелись воедино и безжалостно мучили меня. Я знал, что нахожусь на грани лихорадки, и должен поступать благоразумно, чтобы сохранить как можно больше своей энергии.

Нижняя губа Пиппы задрожала.

— Куда она побежала?

— Она скоро вернется. Не волнуйся. — Я похлопал по земле возле себя. — Присядь.

Девчушка замотала головой, нетерпеливо глядя в лес. Даже дети тянулись к Эстель, потому что она заверила их, что все будет хорошо, пока она будет рядом.

Со мной... у них была больше вероятность получить леща, чем объятия.

Я сказал правду, когда Эстель спросила, помогла ли шина. Я чувствовал себя лучше. Она заслужила мою вечную благодарность. Но это не имело значения, потому что было так много плохого, что нужно преодолеть, прежде чем мы нашли бы что-нибудь хорошее.

Мысли о ней, должно быть, спровоцировали ее в появление, потому что она вынырнула из леса, держа свою куртку.

Ее лицо расплылось в широкой улыбке.

— Я нашла его! Мы спасены!

Нет, это не так.

Упав на колени на мягкий песок, она разорвала карманы и начала вытаскивать предмет за предметом. Блокноты, ручки, карманное зеркало, маленький тюбик зубной пасты, резинки для волос... еще и еще, пока, наконец, не вытащила мобильный телефон.

Дерьмо.

Мое сердце упало.

Хотелось выть от отчаяния, наблюдая, как ее надежда умирает.

Я закусил внутреннюю часть щеки, когда она отбросила разорванную ткань и остатки кармана. Она думала, что мы спасены. Что нам не придется заботиться о деревянных хижинах или есть сырую рыбу (если мы вообще поймаем ее).

Эстель вытерла слезы радости.

— Слава богу, он водонепроницаем. В противном случае, буря уничтожила бы его.

Как мой.

Даже если бы моя батарея не сдохла, и экран не разбился бы на миллион кусочков, вода, протекающая сквозь клавиатуру, убила бы телефон.

Дрожащими руками она попыталась включить его.

Я напрягся.

Не делай этого. Не причиняй себе боль таким образом.

Коннор и Пиппа столпились вокруг нее, волнение витало в воздухе.

Я не могу смотреть.

Я напряг плечи, когда Эстель издала раздраженный рык, и Коннор втянул воздух.

— Черт, он мертв.

Эстель не прокомментировала его ругательство. Я ждал истерики, или, что еще хуже, эпического молчаливого отчаяния, которое было неизбежно.

Желая утешить ее, пробормотал:

— Не беспокойся об этом. Это было маловероятно, все позади.

Она подняла голову.

— Это не имеет значения.

Я провел рукой по волосам.

— Что ты имеешь в виду под «это не имеет значения»? Конечно, это чертовски важно. Прекрати себя мучить и прими истину. Батарея разряжена. Полностью.

С ней все в порядке? Может, у нее солнечный удар?

Мое сердце сжалось в комок при мысли о том, что она потеряет рассудок. Как бы сильно я не ненавидел ее помощь, я не смогу выжить без нее рядом со мной.

— О, правда? — Она просто улыбнулась и отдала трубку Пиппе.

Да, она сошла с ума.

Перетащив куртку на колени, она вытащила кое-что из кармана, который я не видел внутри подкладки. Паспорт и кредитные карты упали на песок. Самодовольная усмешка растянула ее губы.

Раскрыв устройство, Эстель расправила провода и повернула черное стекло в сторону солнца.

Коннор упал на колени.

— Дерьмо, это здорово.

— Что здорово? — мое любопытство усиливалось с каждым вздохом.