Невидимые знаки
Шрифт:
— Тебе известно, чего я хочу.
Ее сердце застучало напротив моего, наши тела были так близко, как только могли.
— А что, если я тебе скажу, что нет никого вызова. Что бы ты ни делал, это работает.
Что бы я ни делал? Я делал недостаточно. Я достиг своего предела, и проводил свои дни хромая или отдыхая. Я был совершенно бесполезен для нее.
Ее признание в том, что не было никого вызова, означает, что она влюбилась в меня так же безоговорочно, как и я в нее.
Иисус.
Я поцеловал ее вновь.
Сильно.
Быстро.
Жестко.
Ее
Отстранившись, она выдохнула.
— Я рада, что ты на этом острове. Я рада, что ты рядом со мной.
У меня не осталось ни одного оправдания. Я мог только цепляться за плот из моих желаний, и потенциальных возможностей. Потенциальных возможностей в завоевании ее, соблазнении ее, присвоении ее.
— Фуу, что вы делаете тут, ребята? — Волосы Коннора прилипли к его голове.
Мы отпрянули друг от друга.
— Ничего такого, глупыш. — Эстель опомнилась первая. С мимолетным взглядом, брошенным в мою сторону, она побежала вниз по пляжу и взяла Пиппу за руку. Они танцевали вокруг котелка, который стремительно наполнялся водой. Спина Пиппы покрылась струпьями и зажила, медленно уничтожая воспоминания того, каким образом мы прибыли сюда.
— Пойдем. — Беря выброшенную кокосовую скорлупу, я передал одну Коннору и направился, прихрамывая вниз по пляжу, к моей беспомощной семье.
Зачерпывая половинкой кокосовой скорлупы из котелка, я наполнил ее до краев жидкостью. Поднимая ее вверх и радуясь тому, как небеса решили затопить нас, я произнес:
— За нас и за спасение.
Все последовали этому примеру, наполняя свои самодельные кубки и поднимая тосты.
— За дождь и питье.
Мы пили. Быстро. Один за другим.
Мы пили так быстро, как дождь наполнял посуду.
Мы пили, пока наши животы не наполнились.
Мы пили, пока каждый из нас не восполнил недостаток жидкости.
И все еще шел дождь.
Он лил, бушевала буря, сверкала молния и гремел гром, пока полночь плавно не перешла в полдень, и наш остров не заблестел каплями в солнечном свете нового дня.
…
— Что ты делаешь?
Эстель что-то прятала за своей спиной, вина отразилась на ее лице.
Прошло три дня с момента, как прошла буря и мы, наконец, высушили нашу одежду, перестелили наши кровати свежими листами, и привыкли к имеющем резервуару с водой, от куда мы могли пить, когда мы хотели без вынужденного ожидания, когда деревья снабдят нас ей.
Наши запасы бы не продлились вечно, но на данный момент... мы обращались беспечно с нашей жаждой и пили довольно часто.
— Ничего.
Я поднялся на ноги. Я провел все утро, сплетая стебли льна в веревку. У меня был план, чтобы обеспечить крышу над нашей головой и возвести четыре стены вокруг наших тел, но для того чтобы сделать это, мне нужно что-то, с помощью чего я бы мог строить. У меня
не было отвертки или же гвоздей (те, которые имелись у нас с вертолета, были не пригодны), поэтому веревка может помочь.Как только я разберусь, как добывать еду на острове, плот будет моей следующей целью.
— Там что-то есть. Покажи мне. — Я захромал по направлению к ней.
— Не стоит. Забудь. Это была глупая идея.
— Нет же, покажи мне. — Я двинулся так быстро, как только мог, надеясь, что она не кинется от меня бежать. Протягивая руку, я смотрел на нее, пока она не вытащила то, что прятала и положила это в мою ладонь.
Мое сердце замерло.
— Твой телефон.
Она кивнула.
— Ты пыталась позвонить кому-то? Это то, что ты делаешь?
Ее глаза расширились, наполняясь виной.
— Нет. Я пыталась каждую ночь и ничего.
— Тогда зачем ты терзаешь себя? — Я изнывал от желания утешить ее. Я бы никогда не сказал этого вслух, но, здесь, на этом острове, даже со всеми испытаниями по выживанию и страхом перед тем, что может случиться, я был счастливее, чем за долгое время. Мысли об Эстель, которая мечтала о жизни, где мне были бы не рады — ранила меня больше, чем я мог признать.
Со времени нашего поцелуя под дождем мы держали между нами дистанцию. Отчасти ради детей, но в большей степени потому что, если бы я поцеловал ее вновь, я бы не смог остановить себя.
А Эстель не была готова к большему.
Она хотела меня, я знал это. Но она сомневалась насчет того, как далеко это могло зайти. Я еще пока не понял почему, но я уважал ее желание не спешить.
— Это не то, что я делала. — Она вздрогнула, как если бы она говорила мне секрет, который физически ранил ее.
— Я не понимаю.
Она опустила голову.
— Зайди в галерею. И ты увидишь.
Опираясь на костыль, я зашел в меню и открыл фотографии. Мой рот открылся, когда первая картинка взорвалась яркими цветами.
— Зачем ты делаешь это?
Я ожидал увидеть картинки из ее прошлой жизни, возможно, фото ее бывшего парня (которого бы я определенно хотел убить) или друзей, которые думали, что она мертва. Но не это. Не... меня.
— Зачем? — Ее брови приподнялись. — А почему бы нет? Разве это не то, что делают люди? Сохраняют воспоминания, чтобы вспоминать о них позже. Веселые, грустные, не важно, какие. Мы собираем их для того, чтобы вспоминать их в будущем.
— Это то, что ты делаешь?
Она пожала плечами.
— Я не имею понятия, что я делаю. Я так же не знаю, выберемся ли мы с этого острова, а также не имею понятия, как долго протянет мой телефон, но я хочу запечатлеть все через, что бы мы не прошли, так же, как бы я делала в любом другом путешествии.
— Делая наши фотографии? — Мои руки дрожали, в то время как я листал их. Она украдкой делала наши фотографии: меня, сплетающего веревку, Коннора и Пиппы, сидящих на корточках, собирающих моллюсков. Ее селфи на фоне упавшего вертолета.