Невольная связь

И кончил, тараня Карину, которая стонала, уткнувшись лицом в край стола.

Выдохнув, Широков отстранился. Привел одежду в порядок и вновь сел в кресло.

– Глебушка…, – начала Карина, однако Глеб предостерегающе прищурился, и проститутка исправилась: – Глеб, ты сегодня просто на высоте. Нет, ты, разумеется, всегда идеален, но сегодня…

– До завтра, Карина, – жестко оборвал Широков и вынул сигарету из пачки, лежавшей на столе, рядом с фото.

Он заметил, как женщина метнула взгляд к яркой картинке, но под тяжелым взором. Широкова, отвернулась. Надев платье, любовница покинула кабинет Глеба. А мужчина взял в руку фото Тумановой.

Скорее всего, охрана уже привезла девушку в особняк. Значит, пора навестить новую собственность Глеба Широкова.

***

– Я не понимаю твоих слов, отец!

– Просто собери самое необходимое. Ты уезжаешь, – устало взмахнул рукой отец.

– Куда?

– Узнаешь. Сабина, сделай так, как велят, – уже громче и злее произнес он.

– Никуда я не поеду! Это и мой дом! – повысила голос, а отец скривился.

– Твоего дома больше нет, Сабина! Я его продал! Жить тебе негде! Собирайся! – заорал родитель, а я вздрогнула, но решила стоять на своем.

– Я! Никуда! Не! Поеду! – и топнула ногой.

Я чувствовала, как внутри просыпается ярость и злость. Опять! Он опять все проиграл! Как так можно? Как можно ставить на кон последнее, что имеешь?!

И тут же увесистая пощечина опалила огнем лицо. Я вскрикнула, прикрыла щеку ладонью. Горячие горькие слезы брызнули из глаз.

– Как ты можешь, папа?! – закричала я

Отец отвернулся. Я видела, как седая голова поникла, а руки опустились вдоль тела.

Отец? Кажется, у меня его больше нет. Передо мной стоял совершенно чужой человек. Никто.

– Теперь ты принадлежишь Широкову, – только и сказал он.

– Принадлежу? Как такое возможно, отец? Разве..., – опешила я, хотя думала, что больнее ранить нельзя. Ошиблась.

Холодная, липкая паника окутывала все тело. Я была в шоке.

– Я ему задолжал, – глухо ответил чужой отныне для меня человек.

– Как... Папа! Зачем??? – шептала я и уже громче: – Как ты посмел? Я не вещь Ты не имел права! Мразь! Сволочь! Какая же ты сволочь!

– Забирайте, – повернувшись к двери, выкрикнул Туманов.

Я стремительно обернулась. В гостиную вошел бритоголовый верзила. Хищный взгляд и массивная челюсть не красили мужчину. Мне стало страшно, что именно так и выглядит мой плен. Это он? Это и есть Широков? Мерзкий тип. Ужасный.

– Я буду кричать! – честно предупредила я.

Верзила лишь усмехнулся, но не остановился, приближаясь и загоняя меня в угол комнаты.

Силы оказались неравны. Я вертелась ужом, крутилась, пыталась лягнуть, укусить громилу. Но меня все равно спеленали и закинули на плечо.

– Я ненавижу тебя! Ненавижу! Будь ты проклят! И дружка твоего ненавижу! Горите в аду вместе с Широковым! Уроды!

Я, не стесняясь, кричала во все горло. Но из особняка никто не вышел мне на помощь. Верзила загрузил меня в машину, толкнул на заднее сиденье. Однако я сопротивлялась изо всех сил. Лучше умереть, чем сдаться.

Мне повезло, удалось выбраться из салона дорогого автомобиля и сделать два шага по дорожке. Однако громила меня тут же нагнал. Подхватил со спины, поднял над землей и впихнул в багажник.

Крышка громыхнула так, будто закрылся гроб, не меньше. Именно этот поставил жирную точку на моей свободе и мечтах о счастье.

И я завыла от бессилия. Громко навзрыд. Почему? Ну почему родной отец продал меня, как вещь?! Меня накрыла жалость к самой себе, ненависть к отцу, презрение к Широкову. Душу разрывали яркие эмоции, от которых я начала медленно сходить с ума.

***

– Доставили, Глеб Алексеевич, – коротко отчитался охранник.

Глеб кивнул. Вовремя. Он как раз планировал пару часов вздремнуть.

А в доме было тихо. Ни следа гостьи.

Широков нахмурился.

– И где девушка?

– Так… это… того… мы не стали багажник открывать. Она капец какая дикая, – пробухтел Варгинов.

– Ты что, кретин? – рявкнул Широков. – На хрена сунули девчонку в багажник?

– Она сбежать хотела, – отвечал Мухтар, – Вон, мне всю руку исцарапала. И дважды укусила.

– Я сейчас тебе голову, млять, откушу! – рычал Широков, стремительно шагая через весь дом в направлении гаража.

– Глеб Алексеевич, не судите строго. Девка буйная, – оправдывался Варгинов.

Широков ворвался в помещение. Ровными рядами стояли тачки. А в центре – лимузин, который Глеб отправил за Сабиной.

– Открывай! – приказал Широков.

Мухтар послушно открыл багажник. Дверца медленно поднялась вверх. Глеб стоял ближе всех, пытаясь рассмотреть девушку. Она там вообще жива?

Взгляд выцепил темные волосы, окутавшие покрывалом хрупкое тело и ярко-красный баллон.

– Твою ж маты! – выдохнул Глеб и попытался отвернуться. Но оказался недостаточно проворным. Мощная струя пены! настигла мужчину и густо покрыла Глеба с головы до пят. Вернее, Глеб толком не заметил, насколько сильно его перепачкала пена огнетушителя. Он едва успел прикрыться, однако белая субстанция все равно попала на лицо, в глаза, в рот.

– Так вам и надо, сволочи! – гневно кричал высокий девичий голос, а Глеб хотел побыстрее добраться до Сабины и придушить чертовку.

***

Широков сидел в кресле, откинувшись на спинку. Влажный холодный компресс на глазах приносил облегчение. Боль прошла. Остался только дискомфорт.

А вот желание придушить девчонку – никуда не делось.

Чтобы Глеб не поддался эмоциям и не грохнул Туманову, её заперли в одной из спален второго этажа.

Окно предусмотрительно закрыли, ручки сняли. Под окнами выставили охрану. Как и под дверью комнаты.

А в душе Широков бесился. Ярость обуяла его. И здесь уже не до сна. Какой там отдых, когда Глеб знал, что в нескольких метрах от него находится Сабина Туманова.

– Глеб Алексеевич, изволите завтракать? – экономка поинтересовалась вежливо, Широков промолчал. – И что делать с гостьей? Отнести завтрак?

– Отнесите, – согласился Глеб.

***

Спустя десять минут, Широков покинул кабинет и прошествовал в столовую, где уже был накрыт стол. Глеб всегда ел в одиночестве. По крайней мере, в этом доме, с тех пор, как им стал владеть Глеб, никогда не было гостей. Частенько Широков встречался с деловыми! партнерами в ресторанах за ужином или обедом. Но никого не приглашал в свой дом.