Невозможно устоять

— Сама всё потеряла, а на меня срываешь злость.

— Сейчас я оторву твои любимые уши и заставлю их сожрать, а сама буду смеяться сквозь слезы, которые будут течь лишь из-за моего костюмчика, а не из жалости к тебе.

— Тэхён, выйди в зал, ибо если она встанет, я ни за что не буду вступаться за тебя, чтобы самой не отхватить, — Лин махнула на него рукой, и он, хмурясь, словно маленький обиженный ребёнок, вышел вон, заставляя меня порадоваться хотя бы раз за целый день.

— Ты понимаешь, что он прав, — Лин села напротив, всматриваясь в мои покрасневшие глаза. — От того, что ты будешь плакать, легче никому не станет, а уж тем более не найдутся твои вещи. Так что хватит винить всех и вся, нужно посидеть и подумать, где ты их видела в последний раз — тогда всем будет хорошо. А если ты не прекратишь выть, я заткну тебе рот кляпом и закрою в этой комнате, пока мои ушные перепонки не привыкнут к благословенной тишине.

Она лучезарно улыбнулась и похлопала меня по плечу, поднимаясь.

Поверьте, нет на свете более жуткого человека для тебя, чем ты сам и твои друзья, пребывающие в плохом настроении. Особенно в том случае, если друг пожизненно мечтает убить пару раздражающих людишек.

— Ты ведь знаешь, что все нормальные люди так не утешают? — бросила я ей через плечо.

— А я и не все, — хмыкнула Лин, оставляя меня одну.

С тяжелым вздохом я легла на пол, возведя глаза к потолку и рассматривая узоры из паутины, которую никто не сметает из-за высоты.

Восемь. Девять. Десять.

Я сбилась со счета, когда песня в зале проиграла до конца в одиннадцатый раз. Пытаясь вспомнить, где я могла оставить пакет, я осознала, что мой мозг просто начинает переключаться на что-то другое, совсем как в школе, когда во время нудной лекции по физике я просто начинала дремать или думать о еде и прочих глупостях.

Телефон, который лежал на полу справа, завибрировал, и я лениво повернулась набок, хватая его и всматриваясь в незнакомый номер, который высветился на экране.

— Да?

— Мин Минхи? — в трубке раздался хриплый и знакомый голос.

— Профессор? — кажется, у нас действительно входит в привычку общаться, отвечая вопросом на вопрос.

— Ожидала услышать кого-то другого? — привычная насмешка звучит в его голосе.

— Карлик, говорящий на наречии гномов, удивил бы меня больше, но и Вы тоже постарались. Где номер мой нашли? Совсем решили меня доконать, да?

— Разве так теперь молодежь разговаривает со своими преподавателями? — он тихо засмеялся сквозь кашель.

— Прекратите, я ведь просила не говорить так, словно Вам уже за пятьдесят. Кроме хамства, Вы мне больше ничего не преподаете, профессор Мин Юнги, — я встала на ноги и нахмурилась — чего это ему от меня надо?

— Я ведь уже говорил тебе, что хамство тоже вид искусства, — от его голоса я покрывалась мурашками — странная закономерность, но так происходит почти всегда, когда я его слышу.

«Что-то с ним всё равно не так».

— Профессор, я повторюсь, что Вам от меня нужно? — я прошла вперед по комнате, выглядывая в окно и наблюдая за небом, на котором снова стали появляться тучи, а ночь близилась. — И передайте секретарю Ю, раз уж он не умеет хранить личную информацию в секрете — больше он от меня кофе не получит.

— По крайней мере, это не я его сдал. Однако теперь придётся мне носить ему кофе, — Мин Юнги посмеялся, и в трубке что-то зашуршало. — Почему ты так категорична, Мин Минхи, неужели я не мог захотеть просто услышать твой голос?

— Нет. Сегодня Вы сказали, что даже гиппопотама приятнее слушать, чем мой противный писк, — я закатила глаза, но он всё равно это не увидит — хотя и без этого услышит недовольные нотки в моем голосе. — Нет, серьёзно, ещё никто не сравнивал меня с бегемотом.

— Всегда всё случается впервые, особенно, если ты знакома со мной, — было слышно, как он усмехнулся — невольно я вспомнила, что, когда он улыбается, его десна видны, и выглядит это чертовски мило.

— Пожалуйста, избавьте меня от общения с Вами хотя бы по вечерам, — я набрала в лёгкие воздух и тяжело выдохнула, почти с мольбой обращаясь к нему: — Скажите, что Вам нужно.

Наши отношения с профессором довольно-таки специфичны. Это нельзя назвать традиционным общением между ученицей и преподавателем: частыми становятся споры, которые заканчиваются напряжённым молчанием, так как выиграть в них никому из нас не удаётся; его вечные саркастические шутки и тон голоса, который так и намекает на то, какое же я низкое существо в обществе - ага, конечно, куда же мне до гения Мин Юнги. Он очень умён, что просто не может ускользнуть от меня, поэтому я пыталась выводить разговор на какие-то насущные и философские темы, чтобы хоть там подловить его - человек, который ведёт себя так по-свински с окружающими, вряд ли смог бы быть достойным собеседников в таких темах. Однако и тут ему нашлось, что ответить мне. В истории он тоже не промах, но лавры всё равно достаются мне - ещё никто не смог тягаться знаниями со мной в этой сфере.

Я узнала, что парню всего-то двадцать четыре года, но ведёт он себя, как старик, вот честно - и кажется, считает себя таковым не меньше. Каждый раз, когда он двигается, у него лицо, словно он совершает самый ужасный из всех возможных поступков, которые только могли произойти с ним в жизни. И говорит он как-то по-старчески, что ли. Не могу объяснить, но иногда мне кажется, что он прожил лет так пятьсот, не меньше. Можно было бы назвать его ленивым, что, может, и выражается в некоторых его поступках. Но мой язык просто не поворачивается сказать это, ведь он действительно пашет, как рабочая лошадь в поле. Его работа - действительно то, что ему дорого. Я не говорю о месте профессора в институте, где ему приходится терпеть кучу тупых придурков каждый день, а музыку, само искусство. Когда он играет на пианино, он выглядит просто сногсшибательно, и в моем сердце разливаются целые потоки тепла. Его мелодии звучат так красиво, душевно, трепетно и, возможно, даже наивно. Мин Юнги нравится сочинять песни, ему нравится, когда остальные ценят его труд. Он как-то обмолвился, что в детстве родители купили ему специальную технику, тогда профессор обустроил свою комнату под студию и часами не выходил оттуда, практикуясь. Только вот сразу же после этих слов он замолчал и больше не желал говорить о прошлом. Должно быть, в нём сокрыты все самые лучшие эмоции, но он просто не любит их показывать всем и вся, а ведёт обычную жизнь ворчливого дедули.

Профессор Мин язвительный, и этого у него не отнять, но при этом он правильный, умный и взрослый, что просто не опровергается никак, если послушать то, как он мыслит - поэтому, учитывая все его недостатки и наши не очень-то благоприятные отношения, я всё равно не могу вечно обращаться к нему на «ты», словно мы равны. Профессор Мин Юнги знает жизнь лучше, чем я, и всё, чего он добился заслуживает уважения.

В трубке какое-то время раздавалось лишь его тихое дыхание, а затем, цокнув языком, он сказал более грубо и уже без насмешки:

— Ты оставила в кабинете зелёный пакет с тряпками. Если не заберёшь их сейчас — получишь только в субботу.

— Вы не шутите? — я запищала в трубку и расцеловала телефон, ибо жизнь была моя спасена — не пришлось признаваться маме в такой оплошности, и теперь я избежала еще одной ссоры. — Почему я не подумала, что он может быть у тебя?

Вопрос был риторическим, и профессор, поняв это, промолчал. Должно быть, он и не заметил, что я обратилось к нему на «ты», ведь не упустил бы возможности попричитать из-за этого.

Пока я выплясывала, словно сумасшедшая, празднуя находку, профессор терпеливо ждал, и наконец успокоившись, я заговорила:

— Где Вы сейчас?

— Порой мне кажется, что ты из каких-то диких земель, где совершенно не учат сдерживать свои эмоции и вести себя нормально, — его язык немного заплетался, но речь была очень даже понятна — он казался очень уставшим, хотя судить я могу лишь по голосу.

— Не отрицаю, что такое возможно, но я этого не стыжусь, потому что я…

— …Идеальна, — это мы произнесли одновременно, и я залилась краской от неожиданности. — Да, я помню это. Сейчас я в институте, зайди и забери.