Невыносимое счастье опера Волкова

– Да, – бросаю, – войдите.

Оборачиваюсь к двери и зависаю, когда она открывается. Рука с пиджаком так и замирает. В кабинет проскальзывает не Герман. Моя Тони.

Конфетка закрывает за собой дверь. С громким двухкратным щелчком проворачивает ключ в замке и, загадочно улыбаясь, с придыханием выдает:

– Сюрприз.

Нина

Выражение лица Волкова просто потрясающее. С него бы картины маслом писать. Жаль, я не художник и кисточек у меня нет. Но зато я очень удачно сумела застать своего трудоголика врасплох.

Хорошо, Герман попался на пути и мимоходом упомянул, что его друг сейчас “совершенно один” и “дико скучает”. Это подстегнуло. Значит, я на правильном пути.

– Конфетка? – делает шаг ко мне сбитый с толку Вик. – Что ты тут делаешь?

Я говорила, что я обожаю мужиков в форме? А свой мужик в форме – чистый визуальный оргазм! Я кайфую, глядя на него во все глаза, хоть и знаю, как Виктор не любит всю эту «шелуху». Ворчит постоянно. Каждое утро! Сетует, как раздражают его брюки, кители и рубашки. Вот бы по гражданке и бла-бла-бла…

– Мне сказали, что ты тут скучаешь?

– Допустим…

– Я подумала-подумала и, – хватаюсь за лямки сарафана, – приехала скрасить твой унылый досуг, – легким движением скидываю их. Передергиваю плечиками, и белая, воздушная ткань легким облаком падает к моим ногам. Оголяя. Выставляя напоказ секси белье.

– Пздц! – задыхается мой Вик. – Кулагина!

– Многословно, – подкалываю.

Волков отмахивается. Его глаза превращаются в два горящих прожектора. Ярких, обжигающих до самого нутра! Он запускает пальцы в волосы, слегка ерошит. Такой мило-растерянный. Ощупывает взглядом всю. С ног до головы. Рассматривает медленно и долго. Сглатывает тяжело, когда узнает надетый на меня комплект белья.

– Сумасшедшая!

О да, еще какая!

Мой красавчик восхищенно улыбается. Нервно одергивает ворот рубашки. Я наблюдаю за ним. У меня сердце то колотится, то замирает. Летает, как на американских горках.

– Кулагина, ты в курсе, что все кабинеты начальства напичканы камерами?

Признаю, тут я немного тушуюсь. Оглядываюсь. Но потом “догоняю”, что, если бы камеры в кабинете Вика в данный момент функционировали, он бы уже давно меня обматерил. А потом укутал во все, что только попадается под руку, и спрятал где-нибудь в шкафу. Но так, как он даже не думает этого делать, я беззаботно пожимаю плечами:

– Значит, не только для тебя получился сюр-приз, – развожу руками и, улыбаясь, переступаю через ткань у своих ног. – Я соскучилась, – делаю шаг, каблучки босоножек соблазнительно цокают в тишине кабинета.

– Меня уволят, конфетка.

Волоски на руках дыбом встают.

– Да ладно?

– За твой стриптиз выпнут на хер с понижением до лейтенанта, – делает шаг ко мне Волков, откидывая китель на стол. – Будешь меня такого любить?

– Может, я этого и добиваюсь?

Бровь Виктора взлетает.

– А как же – хочу быть женой генерала?

– К черту. Тебя хочу. Дома, рядом.

Воздух между нами искрит и полыхает. Мы делаем еще шаг навстречу друг другу.

– Ты выглядишь просто ох*енно! – шепчет Вик, сжимая ладонями мою талию. – Пздц, как ох*енно, Кулагина! – повторяет с надрывом.

Я смеюсь, а Волков улыбается. Подхватывает под попу и усаживает на стол. Легко и быстро, как пушинку! Его взгляд шальной, хмельной, дурней дурного.

Я раздвигаю ноги, он между ними встает. Пальцы в волосы мои запускает и на себя тянет. К себе. Каждое движение резкое. Все тело в напряжении. Он натянут, как струна. Держит себя из последних сил.

– Хочу взять тебя прямо здесь. На этом столе, – уничтожает своей прямолинейностью.

– Я вся твоя. И только твоя.

– Ты когда-нибудь меня убьешь, конфетка, – своим носом о мой трется. – Нам охереть, как повезло, что в кабинете меняют камеры, – касается подушечкой большого пальца моих губ, – я про наблюдение не шутил… – надавливает, заставляя их приоткрыть на выдохе.

– Тогда самое время пошалить, – ловлю его палец губами, – пока их не починили, – облизываю, веду язычком от основания, посасывая. Безумный взгляд Волкова чернеет на глазах. Его заволакивает туманом. Зрачки расширяются до размера вселенной, засасывая и меня в свою черноту. Я понимаю – все. Дожала мужика!

Вик срывается. Грубо дергает меня на себя, задницей по столу прокатывая. В губы мои яростно впивается. Ворует вздох и пикнуть не успеваю! Целует так, что сознание плывет. Языком мои губы раздвигает и захватывает полный контроль.

Я охотно поддаюсь. И не думаю сопротивляться его напору! С не меньшей жаждой отвечаю на его грубое вторжение языком в мой рот. Ногами за талию обвиваю и тихонько постанываю, ерзая. Его член больно упираться в меня. Приходится напоминать себе: главное – не потерять контроль! Крышу рвет с реактивной скоростью, и нас ведь реально могут застукать. Эта мысль делает ситуацию в сотни раз пикантнее, а ощущение острее. На пике. На грани…

Движения губ Вика лихорадочные. Руки его по телу моему шарят. Щиплют, щекочут, заводят! Поцелуи стремительные, влажные, ненасытные. В губы, в подбородок, в щеку, в шею. Их много, часто, быстро и везде! Волков зацеловывает нетерпеливо, касаясь лица, плеч, ключиц. Клеймит, присваивает, наслаждается!

Я вздрагиваю и подаюсь вперед, когда его ладонь оказывается сначала у меня на животе, а потом и между ног. Перед глазами мушки пляшут, и я зажмуриваюсь. Вик начинает ласкать меня поверх бархатных трусиков. Надавливая и выводя круги. Там уже мокро. Они уже насквозь. Мне уже мало!

Я буквально таю в его руках, как та самая “конфетка”. Нащупываю пальчиками пуговицы на его рубашке и расстегиваю. Путаюсь, сбиваюсь, злюсь, порываясь вырвать их с корнем! А справившись, стягиваю рубашку с Волкова и отшвыриваю куда-то в сторону.

Слышится звон. Стук. Кажется, я сшибаю что-то с подоконника. Ваза? Статуэтка? Цветок? Пофиг! Горячие губы Вика обхватывают бант на моем соске. Зубы прикусывают горошину. Не больно, но приятно-ощутимо! Язык его очерчивает ареолу, разгоняя импульсы по всему телу. Я сжимаю зубы, приглушая громкий стон наслаждения, прошибающего от самой макушки. Боже-е-е…

– Вик, – всхлипываю.

– Почему ты не надевала это белье дома? – шёпот с надрывом.

– Берегла для особого случая.

Откидываюсь спиной на стол. Даю Вику больше пространства для маневра его губ. Влажных, горячих, любимых. Он повторяет свою ласку ртом на груди. Меня взрывает! Спина выгибается, ногти впиваются в плечи Волкова. Я жмусь к нему ближе. Трусь промежностью о грубую ткань его брюк и сквозь стиснутые зубы рычу:

– Хочу тебя… давай же… пожалуйста…

Волков, выругавшись, отстраняется. Я в полубессознательном состоянии наблюдаю, как он расстегивает ремень. Суетливо дергает собачку на брюках. Приспускает их вместе с боксерами, выпуская из трусов свой невероятно шикарный член. Я невольно облизываю губы, жадно сглатывая слюну. В горле резко пересыхает. Вик шарит рукой по ящику стола и ругается: