Невыносимое счастье опера Волкова

Хотя разве нет? Обоих не просто тряхнуло, а разнесло и размотало. В хлам.

– Привет, конфетка.

– Привет, Вик.

– Потрясающе выглядишь.

– М-да, ты тоже ничего в этом, м-м… короче, в этом, – скептически заламывает бровь коза, взглядом по моей видавшей виды "униформе" пробегая. – Из органов уволили, готовишься в автомойщики?

– А почему бы и нет? Как говорит один знакомый, в этой жизни нужно попробовать все, что не запрещено законом.

– Автомойщик с дипломом юриста? – улыбается Тони.

– Согласись, это большая редкость.

Мы переглядываемся. Посмеиваемся. В груди тесно, черт. Давит.

– Как погуляли?

Девчонки переглянулись.

– Круть!

– Очень даже.

– Завтра планируем сгонять в аквапарк. Ой, я пойду, – взвизгнула Ру. – Мне Лерке надо позвонить. Она домашку по математике спрашивала.

– И Лёле, Руся.

– А может, не надо? – сквасила мордашку девчонка.

– Надо, Ру. Если не перезвонишь, она грозилась примчаться. Боюсь, это будет еще хуже.

– Лады, сейчас наберу. Пока, Тони!

– Пока, футболистка.

Мелочь исчезает в доме. Кулагина нервно мнется, пряча руки в карманах. На меня не смотрит, но и не уходит. Какое-то время просто молчим.

С ней даже молчать хорошо! Ненавижу жизнь за то, в какие рамки она нас загнала. Ненавижу за ее сложность и бескомпромиссность.

– Леля – это..?

– Ее мать – Ольга. Ру зовет ее Леля.

– У них совсем плохие отношения? А то за столько дней я от нее про мать и не слышала ни разу.

– Ну, не то, чтобы плохие. Скорее, никакие. Ольга к ней не особо тянется. Да и бывает в Сочи от силы раз в год.

– А отец?

– Тот еще урод.

– Ясно. Кстати, я ведь понятия не имела, что у тебя есть сестра. Я вообще тут неожиданно поняла, что ничего о тебе не знала, Волков, – ухмыляется, глаза закатывая. – Дурные такие были, наивные. Какие-то планы на жизнь строили, хотя я даже о твоей семье ничего не знала.

– Ты знала больше, чем кто-либо другой именно обо мне, Кулагина. А моя семья… не то, чем я могу гордиться.

– Что это значит?

– Что взгляды на жизнь у нас с ними разные, в том числе и на мою. Поэтому, чтобы строить планы со мной, их знать тебе было и не нужно.

Смотрит на меня задумчиво. Разглядывает. Будто подвох в моих словах ищет, а его нет. Просто нет. И никогда не было. Всегда и все я говорил ей прямо. Это она любила интриговать и умела ждать. Я же всю жизнь был слишком нетерпелив. Даже в любви, помню, признался с бухты-барахты. Момент словил, в голове мысль поймал, в сердце отдалось, и я выпалил. Две недели отношений спустя. Все. Она за все мои тридцать три года единственная женщина, которая услышала "я тебя люблю".

Может, это моя ошибка? Поспешность?

– Ладно. Что-то мы опять не о том. Пойду я, у меня через полчаса встреча с риэлтором, – машет рукой Тони в сторону дома, а я неожиданно взглядом за ее запястье цепляюсь. Чисто машинально.

– Что это?

– Что? Риэл…

– Запястье, Тони.

– А?

Делаю шаг, подхватывая ее левую руку за пальчики, поднимая. Синяки! Отчетливые синяки вокруг запястья. Держу мягко, стараясь не сделать больно, а у самого внутри начинает кровь в жилах дребезжать и трещать, закипая. Кто, мать твою, посмел?!

– Откуда?

– А-а… это, – нос чешет, руку выдернуть пытается. Не даю. – Ерунда. Я просто неловко взмахнула и ударилась, не ищи тут ничего криминального, Волков!

Рукой взмахнула? Ударилась? Ну, да! Беру и второй ладонью аккуратно поверх синяков обхватываю. Даже кожи не касаюсь, но и дураку понятно, что это никакой не удар по неосторожности. Пальцы. Вероятней всего мужской хват.

– Я, по-твоему, на идиота похож? Я уже столько лет в органах работаю, что повидал и не такое. Кто, Тони? Ларин?

– Ч-чего? Нет, конечно, я после того вечера с ним не виделась.

– Игнат?

– Н…нет. С чего бы ему? И вообще, отпусти, Вик!

Вырывает руку, пряча за спину.

– Конфетка… – начинаю злиться.

– Я же сказала – ничего страшного! Сама разберусь.

– Да хреново ты сама разбираешься!

– Да пошел ты…

Морщится, и крутанув подолом своей юбки, в сторону дома ногами перебирает. Стою, провожаю гордую птицу взглядом и молча бешусь. Неплохо на все иметь один ответ – пошел ты.

Нина

– Значит, решено. Завтра контрольный просмотр дома, и если потенциальных покупателей все устраивает, то оформляем сделку, – заискивающе улыбается риэлтор Наталья. – День-два, и вы сможете спокойно вернуться к своей жизни в столице, Антонина.

– Да, – киваю, – наверное, – добавляю неуверенно.

Спокойно вернуться? Боюсь, с этим будут сложности, если я даже дом не могу продать “спокойно”. На душе нехорошо, волнительно. Чувство поганое грызет, будто неправильно это все. Не так должно быть. Может, это просто очередной приступ ностальгии, а может…

Не знаю, в общем.

Проводив риэлтора, условившись, что завтра вечером я жду “покупателей”, на все затворы закрываю калитку и иду в сторону дома. С соседнего участка доносится смех, и я притормаживаю на веранде. Оборачиваюсь. Там Ру. И Вик. Мужчина пытается мыть машину, а мелкая носятся вокруг него, как заводной кузнечик. Все стрекочет и стрекочет. Они переговариваются, хохочут и обливаются. Из шланга.

Плечом на косяк облокачиваюсь и наблюдаю. Уйти бы надо, пока не поймали за подглядыванием, но ноги не идут. Не сразу замечаю, что стою и улыбаюсь. Такие забавные. Такие живые и настоящие. Теплые. Тянуться к ним хочется, как к солнышку. Удивительно, но эти двое смотрятся как настоящая, цельная семья, в которой и третьего не нужно.

Смогла бы я вписаться в эту уютную картинку? Боюсь, нет. Я далеко не идеальный человек. А вот из Вика выйдет классный муж и папа. При мысли, что однажды Волков найдет свою единственную, маленькая девочка Тони хочет рыдать от скрутившей душу боли. Он любить ее будет. Женщину свою. Обнимать, целовать, улыбаться ей будет. Кольцо на палец наденет и в ЗАГСе скажет заветное “да”. Ремонт в детской сделает, из роддома встретит, вниманием и заботой окутает, как огромное, но мягкое облачко – Волков всегда был до одури заботливым. Не знаю, как с другими, если верить Беловой, то нет, но со мной…