Неженка

У него словно пелена на глаза упала. Всё побелело. Жгучая ревность опалила его, так, что он забыл как дышать. Он сжал кулаки, и направился к парочке, с единственным желанием разъебашить морду хлыщу.

— Любовь Эдуардовна, тут к вам… — начала секретарша, и Люба повернула к нему голову, и улыбка сползла с её лица.

— Любовь Эдуардовна, уже видит, кто к ней, — прорычал Матвей, подходя к ним вплотную, и за шиворот оттащил барахтающегося хлыща, отбросив подальше.

— Матвей! — пискнула Люба, и бросилась было к мужику, но он преградил ей дорогу, заслонив собой.

— Люба, — вскочил мужик, — это кто такой?

Матвей медленно развернулся к нему.

— Это моя женщина, — проскрежетал он, — либо свалишь сейчас отсюда, либо я тебе морду разобью!

— Матвей, — снова возмущённо воскликнула Люба, но Матвей пошел на неё словно таран, загоняя её в кабинет.

У входа замаячила секретарша, выспрашивая всё ли в порядке.

— Саша, всё в порядке, — только и успела сказать Люба, когда Матвей захлопнул дверь, и повернул ключ, чтобы никто не лез.

Мужика вообще не было слышно.

— Холодов, что ты себе позволяешь? — растерянно поговорила Люба, пятясь от него, и взирая со страхом.

Матвей медленно надвигался, обжигая холодным взглядом и играя желваками. Он словно шальной не мог остановиться. Увидел её и теперь вообще ничто, и никто не помешают ему. Она упёрлась в стену спиной, и сглотнула. Смотрела как мышь на удава. Матвей навис сверху, и уперся ладонями по бокам от её головы, запирая в ловушку. Сладкий аромат начинал щекотать его ноздри. Она была рядом. Беспокойно взирала на него. Пышная грудь вздымалась, и в расстегнутой на груди блузке, виднелось белое кружево бюстгальтера.

— Кто этот козёл? — выдавил он из себя вопрос. — Он трахает тебя?

— Иди ты… — поперхнулась Люба, и попыталась выбраться из его рук. Матвей перехватил её лицо, и поднял за подбородок.

— Нравиться как он ебёт тебя? Лучше чем я?

Люба прикусила губу, от досады.

— Отвечай! — рыкнул он. — И перестань свою губу блядскую прикусывать, иначе я тебя здесь разложу!

Она поспешно поджала губы.

— Да, мне нравиться, — вздёрнула она подбородок, но взирала всё же с опаской, — он нежен, не то, что ты. Нападаешь, давишь, сжимаешь!

— Сука! — прорычал Матвей прямо ей в губы, и перехватил свежее дыхание. Сжал, как она и сказала, её щёки, так что она вскрикнула, и вожделенно погрузил во влажный рот, язык. Руку положил на горло и сжал, несильно, но чувствительно, терзал её рот. И наслаждался, упивался, поглощал её аромат и вкус. Она обхватила его руку, и заскребла ногтями, и Матвей ослабил хватку, переместил ладонь на затылок, захватив пряди волос и запрокинул ей голову.

— И что ни разу тебя так не целовал? — проскрежетал ей в губы. — Тебе же нравиться пожестче, а Неженка?

Она хватала судорожно воздух.

— Иди ты, — только и смогла выдавить из себя Люба, когда он снова накрыл её губы своим ртом. Он хотел подавить её, наказать за необдуманные слова. И она пыталась сопротивляться, но долго не продержалась, и тогда замерла.

— Что не нравиться? — зарычал Матвей, и скользнул рукой вниз, задрал юбку. — Сейчас проверим!

— Матвей! — Люба попыталась его оттолкнуть, но он прижал её руки к стене поверх её головы, припечатав своей, а другой бесцеремонно залез ей в трусики, погрузив в неё пальцы.

— Да ты течёшь, Неженка, — он задвигал пальцами и Люба выгнулась. Она всхлипнула.

— Отпусти! — простонала она, но звучало это так, словно «Продолжай!», и Матвей продолжал погружать в её лоно пальцы, чувствуя, её жар, влагу.

Она уже не сопротивлялась. Вся подалась ему навстречу, и вибрировала. Он склонился, и вдыхал её неповторимый запах. Член болезненно упёрся каменным стояком в ширинку.

— Что же ты голодная такая? Раз он тебя так великолепно трахает? — прохрипел он, подняв на неё взгляд.

— Кто? — она распахнула свои зелёные глаза и он завис. Снова подался вперёд и накрыл её губы, но, теперь не терзая, а именно целуя, лаская нежный рот.

Блядь, как же он скучал по ней. Скучал, по этому сладкому рту, по этому мягкому телу. По запаху и вкусу. По этой нежной и отзывчивой женщине.

— Скажи мне правду, Неженка, — шепчет он, — у тебя ведь никого нет?

Она откинулась на стенку, и подрагивала в его руках, потому что он всё продолжал держать в ней пальцы.

— Да какая тебе разница, Матвей, — вымученно проговорила она, — ты же сам ушёл!

Он отстранился, с неохотой оставляя её, отошел. Смотрел на неё распластанную по стене, с задранной юбкой, оголенными бедрами. Она, немного отдышавшись, поправила одежду, пригладила волосы.

— Считай что вернулся, — вскинул на неё тяжёлый взгляд, чтобы сразу же подавить всё сопротивление. Потому что понял, что не сможет без неё. Но она не сопротивлялась, и не перечила.

Она молчала и смотрела. С болью. С непониманием. С просьбой. Молчала.

— И кстати, если ты откажешься от проекта, я разорву сотрудничество, — Матвей подошёл к двери и повернул ключ, открывая замок.

— Буду вечером, — сказал он, напоследок, — ужин приготовь, — и вышел.

3

Я стояла возле стены и смотрела на закрытую дверь.

Матвей давно ушёл, а я всё ещё чувствовала его прикосновения. Ощущала горячие губы, ненасытные. Сильные руки, бесстыжие и наглые. Вкус его хранился на моих губах. А между ног ещё всё дрожало от бесцеремонного вторжения.

Какая я же размазня!

Ни слова против, ни одного движения, просто сдалась на его волю. Впрочем, как и всегда. Но как, же тепло в его объятиях, пусть они и такие, словно он готов раздавить меня. Мысли путаются от его аромата, от близости. От тепла большого тела. Больше всего мне хотелось, чтобы он не останавливался, и не уходил. Больше всего мне бы хотелось, чтобы он завершил начатое. Довёл меня до исступления. Чтобы, наконец, этот тугой клубок внизу живота раскрутился, и пришло умиротворение.

Вернулся! Вернулся? А зачем уходил? Куда?

Нет, надо научиться брать себя в руки при нём. Научиться противостоять ему. Он крутит мной как хочет.

Я села за стол, и перевела дыхание. Ещё и Андрей, как назло, решил вспомнить былое и пофлиртовать.

Пофлиртовал.

Теперь надолго забудет сюда дорогу. Как я напугалась, когда увидела потемневший взгляд Матвея. Даже то, что он здесь отошло на второй план. Я думала, придушит меня. Размажет по стене.

Я снова вздрагиваю, при воспоминании, о его грубых ласках, и понимаю что мой план, держать себя в руках, не выполним.