Неженка
Шрифт:
Так надо сосредоточится на работе.
Что он там сказал? Разорвёт сотрудничество?
Пусть разрывает. Я всё равно была нацелена на работу с «FlexGim». Значит, и буду работать в этом направлении. Теперь, правда, могу быть только консультантом. От проекта я отказалась, и вернуть его навряд ли получится. Если только Соколова сама мне не отдаст его обратно. А она не выпустит из рук столь перспективный проект. Ладно. Я обреченно вздохнула.
Ладно. Будут и другие проекты. И, слава богу, они не будут связаны с Холодовым, чтобы не приходилось выбирать, работа или он.
Хочет
Где-то в глубине души зародилась радость.
Он вернулся. Я ему нужна. Вот только надолго ли? Опять поиграет и бросит. А я-то после первого раза, не оправилась, а если это произойдет снова. Я не знаю смогу ли я…
Нужно противостоять ему. Нужно послать его куда подальше. Но я уже знала, что когда он сегодня придёт я, впущу его, приму его.
Он пришёл, как и обещал, вечером. Ровно в семь раздался звонок в дверь. Я, успокоив сбившееся дыхание, пошла, открывать дверь. Матвей стоял на пороге и косился на здоровенную корзину с розами, что стояла за дверью.
Да я поняла, что это от него.
И да я не приняла её, а курьер отказался забирать её обратно, и я оставила её в подъезде, возле дверей.
Как её ещё не стащили, не пойму. Каждый день на это надеюсь. Матвей не проронил ни слова и сделал шаг в квартиру, опять озадаченно остановился, осматривая меня с ног до головы.
Я поправила перед зеркалом платье, и пошла, обуваться, накинула шубу, и только потом обратила на него внимание.
— Хочешь ужин, веди меня в ресторан, готовить у меня нет ни времени, ни желания, — сказала это, и взяла сумочку.
Матвей, молча, вышел, и я закрыла дверь. Также молча, спустились. Но когда я села за руль своей машины, он цепко прихватил меня за локоть, и вытащил на улицу, и я только и успела закрыть машину, он запихал меня на переднее сидение своего монстра. Я покорно замерла.
— Какую кухню предпочитаешь? — спросил он, когда мы вывернули из двора.
— На твой выбор, — отвечаю, наблюдая за дорогой.
— На мой выбор, ты бы сейчас лежала бы подо мной с разведёнными ногами, — бросил он совершенно серьёзно.
Я вздрогнула. Просто живо представила, как это, и свела ноги сильнее.
— Ты в своём репертуаре, — заворчала я. — Налетаешь, как ураган, сминаешь, сжимаешь, подчиняешь…
— Если тебе так не нравиться, не подчиняйся, — сказал, как отрезал.
И ведь прав. Терплю всё это, только потому, что кайфую от его силы.
— Я пытаюсь, — тихо лепечу, отворачиваясь от него.
Мы подъезжаем к какому-то ресторану, но Матвей просит меня остаться в машине, а сам выходит и скрывается внутри.
Возвращается через двадцать минут. Я уже беспокоится начала, куда он запропастился. Он открывает двери, садится и ставит на заднее сидение, контейнеры с едой.
— Только не говори, что мы поедем домой, — я надула губки.
— А я и не говорю, — отвечает он, и заводит мотор.
Он сегодня вообще мало разговаривает, и это его поведение, заставляет испытывать вину.
Только за что?
Это я должна злится, и обижаться на него. Но ничего не могу с собой поделать. Вот чувствую,
что он злиться на меня.— Матвей, может, объяснишь, что ты задумал? — прошу его.
— Может, подождёшь, Неженка, — отзывается он, — и сама всё увидишь!
Поджимаю губы. Едем дальше. Вскоре дорога становиться пустыннее, на улице меньше фонарей. Впереди темноту разгоняют только фары машины. Потом и вовсе по обочинам стали встречаться деревья, и дорога пошла вверх. На языке так и крутится вопросы, но я молчу. Когда он останавливается, я вообще не понимаю, куда он меня завёз. Темно, ничего не видно.
— И что это? — не выдерживаю я.
Матвей выключает фары и свет в машине. Выходит. Я за ним. На улице значительно похолодало. Зима ещё не сдавалась, и вечером это чувствовалось особенно. Холодный воздух забирался по ногам под юбку, заставляя дрожать. А нос тут же обжигал стужей, и я спрятала его в воротнике шубы, нахохлившись как обиженный воробей. Я не рассчитывала на прогулки.
Не понимаю, вообще что происходит, пока не подхожу, туда где он стоит. Мы стоим на возвышении, повсюду темные деревья, над головой звёздное небо, а под ногами открывается вид на ночной город. Сверкающий миллиардами огней. Мигающий сотнями фонарей. Живущий ночной жизнью, далёкий, и в то же время, как на ладони. Захватывающее зрелище, завораживает меня. Я подаюсь вперед, и едва замечаю обрыв. Матвей ловко меня удерживает от падения, прижимает к себе.
— Осторожно, Неженка, — ворчит он.
А я, прислонившись к его груди, наслаждаюсь близостью и теплом, исходившим от него.
— Это невероятно красиво! — вдыхаю я в холодный воздух, и мои слова тут же развеиваются паром.
— У меня, в школе здесь было особое место. Мы с пацанами здесь и прогуливали, и девчонок таскали, чтобы мозги запудрить. Летом здесь особенно классно, когда закат. Ну и сейчас тоже красиво.
— Как вы сюда добирались-то? — удивляюсь я, обнимая его за талию, проникая руками под куртку.
— На великах. Потом у одного из друзей машина появилась. Батя подогнал ему старую восьмерку, и мы дворами, да объездами, приезжали. Нам было-то по четырнадцать.
— Бурная молодость, — опять вспомнила я.
— Да нет, это ещё так, мелкие проказы были! — усмехнулся он.
— Ну, знаешь я в четырнадцать, примерно училась в школе, и слушала родителей.
— И что никакой пацан не пытался тебя совратить?
— Единственный кто пытался меня совратить и совратил, это был ты, — усмехнулась я.
— Тебя охуенно приятно совращать Неженка, — Матвей прижал меня ближе.
— Люба, я понимаю, что обидел тебя, — вдруг говорит он, и я поднимаю взгляд, но разглядеть в темноте его лицо не могу. — Знать хочу только одно, — продолжает он.
— И что же? — спрашиваю я, зарываясь лицом в его груди.
— Ты спала с этим козлом?
Смысл слов доходит не сразу. И я понимаю всю мрачность его настроения.
Вот что его беспокоит. Он не мучается совестью. Он не переживает. Вернее переживает, но только за себя. За то, что кто-то мог поиграть с его игрушкой. Мне становится так противно. Я отталкиваю его.