Неженка
Шрифт:
— Всё будет хорошо, — говорит она, не дождавшись его ответа, — иди спать, сын.
Лежа на диване и медленно погружаясь в сон, он вспоминает тот день, когда узнал о гибели отца. Почему-то ему вспомнилась та глухая тоска, что навалилась тогда на плечи.
Безысходность.
Всё. Смерть. Теперь ничего не повернуть назад. Не изменить. Не исправить. Не забрать сказанные в пылу слов. Не попросить прощения. Не у кого. Был человек и не стало. Тогда трудно было представить себе дальнейшую жизнь. Но она продолжилась, пошла своим чередом. Он стал тем, кто он есть. Да и не задумывался он об этом никогда,
Он повернулся на другой бок, и заснул без сновидений.
11
С утра приехал папа. Весь взволнованный, то и дело соскакивал со стула, и интересовался моим самочувствием. Я даже опасалась, как бы ему самому не было плохо.
Я позёвывала. Не спала почти всю ночь.
Только забывалась сном, как в груди вспыхивало чувство утраты, потери, невосполнимой, и глухой. Словно умер кто-то. Настолько было больно от этого предательства. Жгло изнутри. Хотелось бежать, делать что-то, чтобы догнать, поймать за хвост ускользнувшее счастье. Но было поздно.
Я не ненавидела его. Я не умела. Я просто словно увидела его с другой стороны. Увидела, то, как он забавлялся мной. Всей моей наивной реакцией на него. Как отдавалась до самой капли. Шептала словно в бреду его имя, и даже когда он внезапно вернулся, приняла, почти безропотно, впустила обратно в свою жизнь. Для него это было просто развлечение. Способ скоротать время. Дома одна женщина. Вне дома другая. Возможно на работе третья. И я всего лишь одна из.
Я сама виновата. Как можно быть такой наивной, и глупой. Отдаться первому встречному. Как? И что ждать в ответ? Любви?
Нет, я не ненавидела его. Я жестоко разочаровалась. В нём. В себе. В жизни. В любви.
Я словно отрезвела, после того как прибывала в сладком хмеле. А теперь, проснувшись поутру, я вижу, совершенно очевидно и без прикрас, что это не он виноват, это я дура, позволила собой пользоваться. Ведь я ничего толком не знаю про него, но зато охотно впустила в свою жизнь. Да что там, я отдала свою жизнь, на распоряжение ему.
Я долго плакала, потом успокаивалась.
Сейчас он зачем-то говорит, что любит, что не врет. А я боюсь довериться ему. Ведь если моё израненное сердце снова оживёт в его руках, а потом он снова его растопчет, я умру. Физически не выдержу этой муки, потому что, не смотря на всю его порочность и ложь, я любила его, и искала способы оправдать его, чтобы найти причины быть вместе. Но… Но, эта боль что разливалась в моей груди отрезвляла меня. Разве, когда любят, делают так больно?
— Да всё нормально, пап, успокойся, пожалуйста. Я сама виновата, — вела я неспешный разговор, чтобы успокоить родителя, — мне, скорее всего ещё и штраф впаяют, вот увидишь!
— Да плевать на этот штраф, главное, что ты не пострадала! — отмахнулся отец.
В этот момент открылась дверь, и вошел Матвей. С большой корзиной цветов, и фруктами, как будто всем эти хламом можно искупить свою вину. Я бросила на него безразличный взгляд, словно и не зашёл никто. Мне так было легче. Игнорировать его. Он прошел, поставил рядом корзину, положил фрукты, протянул руку отцу.
— Добрый день, — поздоровался он, — Матвей.
— Добрый день, — ответил папа, — Эдуард Викторович, отец Любочки.
— Приятно познакомиться, —
улыбнулся Матвей, — в таком случае, я ваш будущий зять.— Зять? — удивился папа.
Я негодующе уставилась на этого нахала. Он всё же сумел вывести меня из равновесия.
— Матвей, — с нажимом произнесла я, и перевела взгляд на отца, — это шутка папа. Мы просто работаем над одним проектом!
— Ага, работаем, — Матвей одарил меня гневным взглядом.
— Спасибо, что пришел — я старалась, говорит, как можно бесстрастней, — теперь уходи!
Матвей вздохнул, немного ослабил галстук.
— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно нахмурился он. Светлые глаза пытливо смотрели на меня.
Папа растерянно переводил взгляд с меня на Матвея.
Я от досады закусила губу. Не хотела я этой глупой игры. Не было у меня сил на это.
— Просто уйди, Матвей, — говорю я глухо и отворачиваюсь. Он прощается с отцом и уходит.
— И всё же кто это? — папа подозрительно смотрит на меня.
— Да так, никто! — отмахнулась я, сглатывая горечь.
Обманщик, развратник, подлец, лицемер! Никто, он мне никто. И нечего сердцу стучать каждый раз быстрее, когда он входит, и приносит с собой свой горьковатый аромат. И слезам нечего наполнять глаза, каждый раз, когда я думаю о его предательстве. Меня выворачивает наизнанку, когда я представляю его с другой.
Я такая наивная дура.
Моя! Ты Неженка, моя!
Я потёрла глаза, вспоминая все его нашёптывания. Глаза тут же защипало, от набежавших слёз.
— Люба, всё в порядке? — испугался отец.
— Да, — всхлипнула я и расплакалась, чем испугала отца ещё сильнее. Он неуклюже приобнял меня за плечи, и гладил по голове, а я плакала. Жалела себя. Жалела, то, что во мне умерло, после этого предательства. Жалела о том, что теперь никогда не будет, как прежде.
В палату вошли моя секретарь Александра ещё две девушки с работы. Они тоже принесли цветы, и фрукты. Куда мне столько запасов то?
Отец облегчённо вздохнул, когда я пресекла истерику. Девушки истолковали слёзы по-своему.
— Вам очень больно, Любовь Эдуардовна? — Саша присела рядом.
— Всё нормально, Саша, спасибо, что пришли, — я шмыгнула носом.
Она кивнула. Девушки пустились в разговоры про работу, пересказывая последние новости. Саша просила слёзно недолго болеть, почти все мои проекты притормозили, по приказу Волчанского. Авторы звонят, ругаются. Саша уже за утро, выслушала столько лестных слов. Я пообещала ей выйти, как только смогу. Ещё раз, поблагодарив девушек за визит. Они ушли. Потом и папа тоже засобирался.
К обеду я осталась одна. Снова погружаясь в свои нелёгкие мысли. Зашла медсестра, принесла поесть. Вставать почему-то мне не разрешали. Да и не очень-то и хотелось. От запаха еды замутило, и я попросила её помыть мне одно из многочисленных яблок. Читать и смотреть видео при сотрясении тоже нельзя. Вот я и лежала, таращилась в белый потолок, окруженная цветами и фруктами, и постоянно погружалась в свои нелёгкие мысли. Хоть бы кого подселили, я же с ума сойду здесь от скуки. От безделья я задремала, а когда открыла глаза, увидела его. Матвей сидел напротив кровати, в сгущающихся сумерках вечера, спокойно наблюдал за мной.