Нежилец
Шрифт:
— Хорошо, Павел Петрович. Выздоравливайте.
— Ну, до скорого. Вероника передает тебе привет. Она зайдет на днях в отделение, хочет тебе кое-что сказать лично, ты не против?
— Нет, конечно.
— Ну все, пока.
— До свидания.
Самсонов отключился и припарковал машину возле маленькой будки, через которую шастали все посетители больницы. Раньше тут сидела вахтерша, но потом охрану перенесли в здание.
Через пять минут, натянув на ботинки бахилы, Самсонов шагал по коридору, поскрипывая целлофаном о линолеум. Охраны возле палаты Горелова не было — тот шел на поправку, и
Следователь остановился возле палаты, которую ему назвали в регистратуре, и постучал.
— Да-да. — Голос был знакомый и бодрый.
Самсонов вошел.
Горелов лежал, до середины груди укрытый одеялом.
— Привет! — сказал Самсонов, ставя пакет из гипермаркета на тумбочку. — Я тебе тут кое-что принес.
— Здорово! — Горелов протянул руку, следователь крепко ее пожал. — Спасибо, меня уже завалили. А мне есть почти нельзя, и пить тоже. Сначала вообще не давали, хорошо я в отключке валялся. — Опер усмехнулся. — Мне уже доложили, что вы взяли этого парня. — Он осторожно похлопал себя по животу.
Самсонов кивнул:
— Нику тоже нашли.
Горелов стал серьезен:
— Слышал про Карину. Прими соболезнования. Несмотря ни на что, — добавил он смущенно.
— Спасибо.
— Ты не виноват.
— Знаю. Все мне это говорят.
— Главное, чтобы ты сам это понимал.
— Я понимаю. — Самсонов старался говорить отстраненно, потому что не хотел, чтобы кто-то лез ему в душу. — Тимченко мне уже дважды звонил.
— А-а, Фридрих Николаевич, — понимающе протянул Горелов.
— Он записал меня на консультацию. На сегодня.
— Пойдешь?
— Не знаю, — честно признался Самсонов. Все слова, которые он слышал по поводу гибели Карины, проходили сквозь него. Потому что он знал: это груз, который ему придется нести на своих плечах до самой смерти. Вряд ли визит к психологу поможет.
— Сходи. Что ты теряешь?
— Да, в общем-то, ничего.
Горелов помолчал.
— Говорят, тебе тоже досталось, — проговорил он наконец. — Этот гад и тебя порезал?
Самсонов махнул рукой:
— Просто царапина. Всего один шов.
Они поговорили еще, потом следователь стал прощаться.
— Зайду завтра или послезавтра, — пообещал он, уходя. — Выздоравливай, мы все тебя ждем.
Самсонов вышел из больницы, бросил бахилы в урну у крыльца и зашагал к своей машине. У него было еще одно дело. Он сел в «Шевроле», завел мотор, включил магнитолу и вырулил на дорогу. В динамике звучала песня Синатры «My way». Его голос заполнял салон, обволакивал, уносил в иной мир, полный гармонии и красоты. Совсем не такой, в котором приходилось жить Самсонову.
Следователь ехал в тюремную клинику, чтобы в последний раз посмотреть в глаза своему кошмару.
Через полчаса полицейский был на месте. Он договорился о приезде заранее, и его ждали.
— Вы сказали ему обо мне? — спросил Самсонов, шагая рядом с начальником изолятора по гулкому коридору.
— Да. Как вы и просили.
— Как он отреагировал?
— Ответил, что ожидал этого и не удивлен.
Самсонов
кивнул.— Сюда. — Начальник указал на железную дверь, возле которой сидел охранник с электронной книгой в руках. При их приближении он неохотно поднялся со стула. — Открывай.
Охранник снял с пояса связку ключей, выбрал нужный и отпер дверь.
Мечев лежал на узкой кровати, опутанный проводами и прозрачными трубками. Рядом стояли две капельницы. Оказалось, что у него сломаны три ребра, лодыжка и трещина в шейном позвонке.
Руки и ноги заключенного были пристегнуты широкими ремнями, такой же шел поперек груди.
— Привет, — проговорил Мечев, едва Самсонов вошел в камеру.
Полицейский не ответил.
— Я буду снаружи, — сказал начальник изолятора. — Ничего ему не давайте. Если что-нибудь попросит, зовите меня.
Самсонов кивнул.
Бросив взгляд на Мечева, начальник вышел в коридор. Охранник остался стоять в дверях. Следователь понял, что наедине с заключенным он его не оставит. Но ему это было и не нужно.
— Ты будто не рад меня видеть, — заметил Мечев, растянув бледные губы в слабой улыбке. — Зачем тогда пришел?
— Попрощаться.
— Понимаю. Конец эпохи, да?
— В каком-то смысле. — Глядя на Мечева сейчас, было трудно представить, что этот человек убивал ради того, чтобы получить покровительство Кали. Он выглядел слабым, почти умирающим. Самсонов выяснил, что это впечатление обманчиво: нынешнее состояние Мечева — последствия аварии, и скоро он оклемается. Другое дело, что рассеянный склероз может прикончить его раньше, чем будет вынесен приговор. Теперь Самсонов знал это.
Возникла пауза. Следователь смотрел на человека, привязанного к кровати, и думал о том, что должен чувствовать удовлетворение, но вместо этого внутри была звенящая пустота — словно в его душе образовалась яма, в глубине которой только холод и тьма.
— Наверное, ты хочешь знать, почему я это делал? — проговорил Мечев.
— Я знаю почему, — ответил Самсонов. — Жертвы Кали.
— Да. Но ты не можешь понять меня, верно?
— Тебя это удивляет?
— Нет. Я бы тоже, наверное, не мог. Но мне хотелось бы объяснить.
Самсонов пожал плечами:
— У меня есть пара минут.
Мечев усмехнулся:
— Торопишься на свидание?
Следователь почувствовал, как кровь приливает к лицу. Внимательно следивший за ним Мечев улыбнулся:
— Извини, старлей. Больная мозоль, я понимаю. Но ты не виноват. Так было задумано, так что… — Он сделал попытку пожать плечами.
— Ты собирался исповедоваться, — проговорил Самсонов сквозь зубы. Он понимал, что лучше всего было бы уйти, но в то же время хотел услышать признание Мечева — чтобы поставить окончательную точку.
— Знаешь, когда ты видишь смерть так близко, как я, и остаешься жив, — начал Мечев, — а потом вдруг узнаешь, что тебе отпущено меньше, чем другим, трудно удержаться от попытки обрести бессмертие. Хоть какое-нибудь. Не думай, что своим дурацким героизмом ты нарушил мои планы. — Он снова едва заметно улыбнулся. — Раньше или позже, но я буду рядом с Кали.
— Лучше позже, — сказал Самсонов.
— Хочешь, чтобы я помучился, — понимающе проговорил Мечев. — Наслаждаться ты будешь недолго.