Нежность Аксель

Аксель кивнула головой, подтверждая. Две-три секунды Грейс пристально смотрела на нее.

– Ну что же... Да, Бенедикт был моей единственной любовью. Я не должна была тебе этого говорить, но поскольку уже слишком поздно... Не передавай этого Кэтлин, хорошо?

– Конечно.

За исключением горевшей у изголовья кровати лампы, вся комната была погружена в темноту, но Аксель прекрасно видела, как по щекам Грейс струятся слезы, а она их, похоже, и не замечала. В одной руке она теребила кружевной носовой платок, другую положила на скрещенные руки Бенедикта.

– Хочешь побыть одна и попрощаться с ним, дорогая?

– Нет!

Впрочем, выдворить Грейс из комнаты было немыслимо, она будет нести вахту возле Бенедикта до конца.

– Когда боль немного уляжется, я попробую рассказать тебе нашу историю. В конце концов, хорошо, что ты будешь ее знать, что кто-то будет знать... А ты была его любимицей.

Аксель несколько раз сглотнула, чтобы не расплакаться.

– Знаю, - удалось ей наконец сказать.
– Его... Мне будет его ужасно не хватать.

Она наклонилась, легко коснулась виска и волос деда и поспешила выйти. Слишком взволнованная, чтобы вернуться в гостиную, она уединилась в маленькой курилке, где Джервис порой пробовал сигары, подаренные ему друзьями.

Дождь барабанил по стеклам, но в спальне Бенедикта его не было слышно: так плотно, наверное, были закрыты ставни. На покрытом сукном столе лежала доска для игры в триктрак, валялись жетоны. Джервис и Бен любили в него поиграть. Еще они не прочь были перекинуться в карты, и их часто прерывал телефонный звонок Аксель. Этих ежедневных звонков теперь не будет. Отныне ни спросить совета, ни поделиться сомнениями... Аксель одной придется все решать, она будет работать без подстраховки.

Бенедикт, любовь моя...

Это признание звучало в ней мучительным лейтмотивом. Грейс и Бенедикт? Но когда? И как Грейс, с ее достоинством, с ее гордостью... как могла она бесконечно говорить эти слова покойному, который приходился ей деверем? А Джервис? Какая роль отводилась ему?

Аксель ни о чем не догадывалась, ничего не подозревала. Она вспоминала свою бабушку, женщину мягкую и неприметную, которая не перенесла утраты сына и невестки и умерла. Бенедикт как только мог оберегал Аксель и Дугласа. Внуки были его главной заботой. Они стояли на первом месте, даже перед лошадьми.

– Что ты скрыл от меня, Бен?

Она думала, что знает о деде все. Они были так близки, так доверяли друг другу! В юности невозможно представить, что и пожилые люди могут страстно любить.

Она в растерянности принялась играть с костяными жетонами от триктрака. Они пощелкивали у нее в руках, вторя дождю, который продолжал хлестать по стеклам. Ей была неизвестна история собственной семьи. Осмелится ли Грейс поведать ее?

– А, вот ты где!
– воскликнул Дуглас.
– Я тебя искал повсюду и даже подумывал, не вышла ли ты во двор.

– Нет, слишком сильный дождь.

– Это Англия, старушка! Ты забыла наши дождливые летние каникулы?

Он рухнул в кресло и с беспокойством посмотрел на сестру.

– Ты заходила взглянуть на него?

– Да...

– А я не могу решиться. Я трус, знаю, но... Черт возьми, я не переживу этого!

Он замолчал, кусая губы.

– Ты был рядом, когда все случилось, да?
– мягко спросила она.

– Увы, да. Поверишь или нет, но мы как раз помирились. С одной стороны, я счастлив, но с другой... Если бы он не заехал, чтобы поговорить со мной, то был бы с нами.

– Об этом даже не думай. Никому не избежать того, что предначертано. Пришел его час.

– Вовсе нет. Он прожил бы до ста лет, постоянно ворчливый и надоедливый! Бенедикт Монтгомери, который...

Аксель подошла к брату и присела на поручень кресла.

– Так что, вы помирились?

– Почти. Благодаря Ричарду, должен сказать. Даже если между нами не все было выяснено, по крайней мере мы смогли поговорить.

Она не осмелилась спросить его о будущем, уверенная, что у него еще не было времени подумать об этом, поэтому очень удивилась, услышав вопрос:

– Что будет с его наследством?

– Я этого не знаю.

– Но ведь он тебе все говорил!

– Мы не обсуждали его смерть, Дут.

– В любом случае, он был предусмотрительным и наверняка все подготовил.

Этот вопрос ее еще пока не волновал. С момента телефонного звонка Джервиса около полудня разум ее был словно заблокирован. В самолете они с Кэтлин, прижавшись друг к другу, плакали и не думали ни о чем, кроме того, что Бенедикт умер насильственной смертью на полу конюшни.

– Обсудим это попозже, - сказала она.
– После похорон.

Возвратится ли Дуглас в Мезон-Лаффит, в нелепый дом, принадлежащий ему точно так же, как и ей? Если только оба они не окажутся в доме Констана...

Она встретилась взглядом с братом.

– Тренер - это ты, мисс...
– произнес он, почти идеально подражая голосу Бенедикта.

В долю секунды она разглядела все ожидающие их сложности и едва удержалась от слез.

– Я хотел тебя рассмешить, - успокоил Дуглас, - это не ирония и не злой умысел.

Она не считала его злым, но непоследовательным, незрелым - да. И еще, возможно, его раздирало желание взять реванш.

– Будь спокойна, Аксель, я не собираюсь приезжать, чтобы вставлять тебе палки в колеса. Я рассчитываю пробыть здесь еще какое-то время, чтобы завершить начатое обучение.

Она в изумлении отступила назад, не сводя с Дугласа глаз. Он заерзал в кресле, избегая ее взгляда, и у Аксель появилась уверенность, что он что-то скрывает. Решение продолжать жить в глуши Саффолка было совершенно неправдоподобным, для этого должны были быть какие-то основания.

– Тебя так увлекло разведение лошадей?
– недоверчиво спросила она.
– Ты пережил откровение, честное слово!

– Я открыл для себя массу интересных вещей. И сейчас у меня нет желания возвращаться во Францию.

Если он врал, то требовать дополнительных объяснений смысла не имело. Решительно, это был день тайн - начиная с секрета Грейс и заканчивая странным поведением Дугласа.

– Пойдем к остальным, - предложила она.

Держаться единой, сплоченной семьей казалось ей важнее, чем вникать в душу Дугласа.