Нежность Аксель
Шрифт:
– Пойдем, - повторила она, протягивая руку.
Он был ее младшим братом, ее младшим упрямцем, и она всегда любила его. Но она не позволит ему скомпрометировать будущее конюшни Монтгомери - творения Гаса, Бена, а сегодня - ее.
* * *
Ингрид, у которой был зверский аппетит, заказала второй горячий бутерброд с сыром и ветчиной и еще один зеленый салат. Когда она предложила Ксавье спуститься вместе пообедать в бистро на углу, он смутился, но, едва усевшись напротив, она тут же расставила точки над «i». Ни озлобления, ни конфликта, никаких комментариев по поводу вчерашнего инцидента.
– Я навоображала себе
– Клянусь.
– Опять невыполнимые обещания? Ладно, скажи-ка лучше, как у вас - у тебя с твоей блондинкой. Ты действительно сходишь по ней с ума?
– Я боюсь этого.
– Боишься? Чего ты боишься? Быть влюбленным? Ах, эти мужчины, что за кошмар!
Она набросилась на только что поданный ей бутерброд, а он раздумывал над ее словами. Вот оно что! Он боялся этого всеохватывающего чувства, которое не да- рало думать ни о чем другом. Мысли об Аксель не отпускали его еще и потому, что сейчас она была недосягаема. Она срочно уехала в связи с кончиной деда и, без сомнения, пробудет там несколько дней. Когда он услышал в телефонной трубке ее плач, его охватило непреодолимое желание оказаться рядом, утешить, но было ясно, что это невозможно. А когда она возвратится, у нее, конечно, не найдется для него и часа.
– Мы такие разные, - вздохнул он, - вот что меня волнует. Ты знаешь, до какой степени увлекает нас работа, но ее, я думаю, - и того хуже.
– Если ты хочешь только переспать с ней, работа не помеха, вы выкроите пять минут на бегу! Нет, не дуйся, я шучу. Но если ты хочешь просить ее руки при свете луны и под переливы гитары, прежде хорошенько подумай. Лебедь, рак и щука... У тебя есть желание всю жизнь слушать о лошадях?
– Не думаю.
– Тогда это проблема. Я бы, например, типу, который станет мне говорить, что я его утомляю своими рассказами о вирусах, навигаторах и системах эксплуатации, тотчас же дала бы от ворот поворот.
– Говорить легко, но если ты без ума от него...
– Это не повод от всего отказываться. Делать вид, будто ты - кто-то другой. Отрекаться от того, что любишь, ради любви - извращение.
– И все-таки есть люди, которым это удается, - возразил он.
– Люди, которые не разделяют пристрастия друг друга, но находят другие точки пересечения.
– Разумеется. Кроме того, по твоим же рассказам, с этой блондинкой у тебя никогда не будет ни дня отпуска, ты никогда не поваляешься утром в постели и не поужинаешь при свечах, потому что ее голова падает в суп в десять часов вечера! Ты готов принять такой образ жизни?
– Прекрати называть ее блондинкой.
– Почему? Она что, ненатуральная блондинка?
– Ингрид…
Продолжай она в том же духе, ей все-таки удастся испортить ему настроение, потому что
– Мне жаль, Ксав. Я умываю руки, потому что с трудом представляю, как ты выпутаешься из этой истории. Впрочем, бывали случаи и похуже твоего, которые заканчивались хэппи-эндом!
– Правда, ты такое знаешь?
Ему так хотелось в это верить, что он, должно быть, выглядел смешным, однако Ингрид, казалось, была обезоружена. Она в упор посмотрела на него и покачала головой.
– Хорошо… Ты очень увлечен, старина. В твоем случае самое простое – идти напролом, не задавая вопросов. Что ты делаешь здесь, слушая, как я несу всякий вздор?
Следуй за своей красавицей в Англию, присутствуй на похоронах дедушки!– Нет, я буду там не к месту. Мы недостаточно знакомы, и она в семейном кругу.
– Ещё ты можешь засыпать ее безумными уверениями в нежности, а ещё лучше - приехать за ней в аэропорт, когда она вернётся. Женщины очень чувствительны к подобным проявлениям внимания.
Увлечённые разговором, они не заметили подошедшего Лорана, который стоял у их столика.
– Вы говорите о фирме или о личном?
Загорелый, улыбающийся, счастливый оттого, что вновь видит их, Лоран присел рядом.
– Рассуждаем о его блондинке, - непринужденно ответила Ингрид.
– Ты знал, что он втюрился?
Озадаченный Лоран посмотрел на Ксавье, на нее и рассмеялся.
– Мне так показалось перед отъездом.
– Так вот, что-то не клеится! Ты съешь что-нибудь?
Она воспользовалась моментом и заказала пирожное и бутылку «Мускаде». Затем с деланным равнодушием заявила:
– Я люблю вас обоих. Постарайтесь не терять слишком много перьев е своих любовных историях и обещайте, что если придет моя очередь одуреть и нести всякий вздор, то выслушаете меня с достоинством.
– Договорились!
– хором воскликнули оба.
– У меня будет право рассказывать вам роман с продолжением каждый день, договорились?
– Утром и вечером, - подтвердил Ксавье.
Перемена в отношении Ингрид радовала его, и он попытался дать понять это, спросив:
– Если я скажу, что ты действительно мой лучший друг, ты плеснешь мне в лицо из стакана?
– Нет смысла тратить «Мускаде» понапрасну, у него такой приятный привкус лесного ореха. Поищи что-нибудь другое, чтобы освежиться!
Она весело улыбалась, как настоящая приятельница, какой он хотел, чтобы она была, но Ксавье понял, что она делала над собой усилие и рана еще не затянулась.
* * *
У Аксель не было желания присутствовать на поминальной трапезе после возвращения с кладбища. Она чувствовала, что не в силах сдержать эмоции, и сейчас ей больше всего хотелось побыть одной.
Солнце, едва затянутое облачком, сияло с раннего утра, и она надумала прогуляться до завода. До него было менее двух километров, и того меньше, если пойти напрямую по лугам.
Прогулка освежила ее.
В большом доме приглашенные, должно быть, уже подкрепились и утолили жажду. Минул всего час, а голоса становились все громче, и речь уже, несомненно, шла не о Бенедикте.
Грейс не могла пренебречь обязанностями хозяйки: согласно традиции она должна была принимать людей, которые пришли отдать последние почести ее деверю. К счастью, похоже, ей удалось взять себя в руки. В церкви она стояла с сухими глазами, шевеля губами во время песнопения и легко опираясь на руку Джервиса. Формальность была соблюдена, тайна осталась тайной.
Когда Аксель вошла в здание конезавода, то не удивилась царящей здесь тишине. Она знала, что большинство кобыл с жеребятами на пастбище, потому что видела их по пути. Она вошла в пустынное помещение внутренней конюшни, остановилась в глубине, возле последнего стойла. На привинченной к решетке медной дощечке она прочла имя - Леди Энн. Так вот оно, то место, где Бенедикт встретился со смертью. На бетонном полу этого прохода.
Она подобрала юбку, опустилась на колени и коснулась рукой земли. Какой могла быть последняя мысль Бена? Без сомнения: «Одуревшая кобыла».