Незваный гость

«На тюрьму похоже», — решила я, пока Грегори колотил в дверь. На стук никто не выглянул.

— Черный ход еще быть должен. Попробуем там?

Но тут дверь отворилась. Пацаненок в наброшенном на плечи одеяле посмотрел удивленно на чиновничьи мундиры.

— Здрасьге.

— К начальству веди, — сказала я строго. — Зовут как?

— Так нет никого… — начал мальчишка, но мы с Грегори уже вошли в темный вестибюль. — Митькой кличут.

Вестибюль был парадный, пол отделан мраморной плиткой, стены украшала лепнина, у мраморной же лестницы стояла огромная ваза в два, не меньше, человеческих роста. Люстра выпирала из потолка наподобие чудовищного созревшего фурункула.

— А меня Евангелиной Романовной, а это — пристав Григорий Ильич Волков.

Дмитрию было лет десять, голодных, грязных и вшивых лет.

— Тетенька Евграфьелина, — протянул пацан, — а правду говорят, что барыня того, преставилась?

— Правду.

— Совсем?

Я кивнула. Митька подпрыгнул.

— Побегу наших обрадовать, скажу, точно-преточно, совсем-пресовсем!

— Обожди, — придержала я его за край одеяла. — Хоть кто-то из взрослых с вами есть?

— Никого. С утра разбежались все, и классные дамы, и охранники, кухарка последней ушла, харчи с кухни на сани сгрузила и тю-тю. Да сами посмотрите. Там, — он махнул рукой на лестницу, — кабинеты начальственные и классы, пусто.

— А дети где?

Он махнул куда-то в сторону.

— Побег я, тетенька!

Пацан зашаркал по плиткам, Волков сказал:

— Верхний этаж осмотри, — и последовал за ним.

Много времени осмотр у меня не занял, пустые классы явно не использовались по назначению, доски были девственно чисты, аккуратно разложенные на полочках кусочки мела идеально квадратны. Пахло холодной затхлостью и немножко мышами. Учительская гостиная, напротив, выглядела обжитой, здесь был даже камин с прогоревшими до золы, остывшими уже дровами. Кабинет же директрисы, отделанный в аляповатом стиле с обилием позолоты, подвергся совсем недавно разграблению. Дверца стенного сейфа распахнута, ящики стола валяются на полу. Крысы сбежали с тонущего корабля, не забыв прихватить корабельное имущество.

— Геля!

Обернувшись на возглас, я едва удержалась на ногах. Мишка Степанов бросился обниматься.

— Малый сказал, ты пришла!

Одет помощник мой был пристойно: в справный шерстяной костюмчик, штаны заправлены в сапожки, из-под ворота тужурки выглядывал воротничок чистой сорочки.

— Экий ты франт!

— На гимназиста похож?

— Изрядно.

Мишка покрутился из стороны в сторону, я изобразила восторг.

— Его высокопревосходительство там порядки наводят, пошли.

К мраморной лестнице возвращаться не пришлось, Мишка провел меня через какую-то комнатенку, мы вышли в темноватый коридор, доски пола скрипели под шагами. Мишка рассказывал:

— Мы с Костылем как про директрису услыхали, сразу в приют бросились. А здесь тарарам форменный происходит. Начальство все подряд хватает да деру. Саней уйма, грузят на них. А спальни-то никто и не отпер даже. Ну, мы Митьку нашли, он у нас блаженненький слегка, бродит безнадзорно, его и не трогают. Митька как раз шкапчик с ключами нам показал.

Мы спустились по шаткой лестнице не на первый даже, а в подвальный этаж, в нос шибанул запах гнилой капусты.

— Там кухня, — показал Мишка, — здесь карцер и охранников закуток, тут спальня девчонок.

Я заглянула в приоткрытую дверь. Многоярусные дощатые нары, оконце у самого потолка забрано решеткой, настенный светильник едва теплится. Какой кошмар.

— Нам с Костылем, когда мы про Чикову рассказали, сперва не поверил никто. Некоторые даже собирались на промысел отправляться. Но после обговорили, решили обождать, чем дело кончится. Я говорю, непременно… — Он толкнул створку и заорал: — Говорил вам, надворная советница Евангелина Романовна придет?

Я вошла. Эта спальня была гораздо больше девичьей. Те же многоярусные нары, но в центре стоял длинный стол с лавками, на которых сидели сироты. Было их много, человек пятьдесят, совсем крохи и подростки, мальчики и девочки. Оборванные и грязные, с нечесаными головами, с какими-то болячками на лицах. Отдельно сидела группка нарядных девиц, но под румянами и сурьмою просматривалась та же болезненность, что и у прочих.

Постаравшись, чтоб голос не дрогнул, я поздоровалась. Мне ответил нестройный хор.

— С нами-то что теперь будет? — звонко спросила девица с папильотками на голове.

— Разберемся. — Я обернулась к Михаилу. — Возьми пару ребят в помощь, отправляйтесь в булочную, скажи там, чтоб вам свежей сдобы упаковали на всех, а счет пусть в приказ занесут, я после оплачу.

И заговорила громко, перекрикивая возбужденный гул:

— С сегодняшнего дня на промысел никто выходить не будет, ни карманники, ни форточники, ни подручные фартовых, ни… девушки. Понятно? На паперти стоять тоже запрещено.

Если бы Чикову можно было второй раз убить, я бы сделала это с превеликим удовольствием. Хотя будет мне с кем потешиться, не одна она злодейства творила, все приютское начальство в доле с нею было. Всех разыщу и накажу поименно. Всех.

— Волков где? — спросила я Мишку.

— Так разбирается, — отмахнулся пацан. — Танька, слышь, ты б сорганизовала баб, чайку чтоб…

— Где? — перебила я.

Танька, та самая барышня в папильотках, уже подняла с мест девичью стайку.

— На дворе, — объяснил Михаил, — через кухню выход. За бабами ступай, не ошибешься.

— Еще раз девочек бабами обзовешь… — показала я кулак. — Понял?

Кухня была просторной, предполагалось, что здесь ежедневно готовится на пятьдесят человек, но посуды столько даже не было. Десяток жестяных кружек, ведерный котел на плите и стопка щербатых тарелок.

— Живем! — воскликнула Танька, встряхивая мешочком. — Заварка.

Я посмотрела на распахнутые дверцы пустых шкафов. Девочки хлопотали, разводили огонь, наливали в котел воду, замурзанная малышка собирала в кружку рассыпанную на полу крупу.

Кухарку я выпорю самолично. Надо немедленно закупить продуктов, человека приставить к готовке. Ах, неплохо бы еще Мишкину арестовать. Но это даже неважным сейчас мне показалось. Скажу Грегори, чтоб кого-нибудь из приказа сюда отрядил.

Поднявшись по ступенькам, я очутилась в сенях с водяным бочонком в углу, толкнула дверь и вышла на хозяйственный двор. Аршинах в десяти от крыльца у коновязи Григорий Ильич беседовал с неким нарядным господинчиком в блестящих штанах, клетчатом пальто и сапогах гармошкой. Чуть позади пристава под стеночкой прислушивался к разговору Костик. Мальчишка тоже приоделся, и если бы не костыли, я бы с первого взгляда его не признала даже.