Нидерландская революция

Хотя никто не сомневался в том, что вожди «соглашения» были заодно с кальвинистами и хотя многие сторонники соглашения из-за этого отошли от него, все же на их призыв откликнулось значительное число «политических гёзов» католиков. Дело в том, что вся страна знала, каковы были намерения короля. В этой стране, где все сейчас же становилось известным [203] , знали, какое негодование вызвали в Мадриде последние события. Говорили о предстоящем якобы прибытии Филиппа во главе целой армии; известно было, что граф Мегем занят был вербовкой войск в Германии. Всем тем, кто не хотел снова подпасть под испанское иго, казалось, что настал момент сплотиться воедино, хотя бы ценой соглашения с еретиками. Впрочем, официально, в полном согласии с принцем Оранским и графом Эгмонтом, члены союза заявляли, что они верны королю, враждебно настроены против всяких религиозных новшеств и только твердо решили помогать друг другу и защищать своих родных и друзей в случае, если они подвергнутся нападению.

203

Представители знати организовали тайную разведку, стоившую им очень дорого. Зато они знали все, что король писал правительнице и что она отвечала ему. Gachard, Voyages des souverains des Pays-Bas, t. t. II, Bruxelles 1874, p. XVI.

Но это была лишь одна часть принятых участниками «компромисса» решений и притом самая маловажная. В действительности проповедники вступили в сношения с вождями «компромисса» и предложили им союз. Принять предложение кальвинистов означало, разумеется, объединиться с еретиками, и тем не менее католики решились на это. Они знали, что у кальвинистов, поддерживаемых многими богатыми купцами, было то, чего не хватало дворянству, — деньги. Кальвинисты обещали 50 тыс. флоринов, т. е. сумму, дававшую союзу возможность навербовать наемников и противопоставить силе силу. Отказать кальвинистам в просимой защите взамен предлагавшейся ими денежной помощи значило обречь себя на полнейшее бессилие и идти навстречу неминуемой гибели. Да и почему было отталкивать их, если они изъявили готовность мирно покинуть страну, в случае если король и генеральные штаты запретят им открыто исповедывать свою веру? Это заявление рассеяло последние сомнения католиков: все, за очень немногими исключениями, одобрили союз. Это был настоящий «картель» между двумя партиями, устремившимися друг к другу в силу необходимости, временное соглашение, при котором «религиозные гёзы» увлекли за собой «политических гёзов», и национально-бургундская оппозиция оказалась на поводу у кальвинистов. Оранский и Эгмонт, несмотря на все свое нерасположение к кальвинизму, не только не пытались помешать этому соглашению, но, наоборот, одобрили его заключение.

В то время как Людовик Нассауский на предоставленные кальвинистами средства спешно вербовал в Германии наемников на условиях половинного жалованья (Wartgeld), в Нидерландах готовились к подаче новой петиции. 12 членов союза передали ее правительнице 30 июля. Эта петиция требовала разрешения поставить подписавших соглашение до предстоящего созыва генеральных штатов под защиту рыцарей ордена Золотого руна и специально принца Оранского, графа Эгмонта и графа Горна. Это было равносильно требованию, чтобы правительство капитулировало перед кальвинистами. Маргарита Пармская хотела выиграть время и потому отложила свой ответ до окончания созванного ею на 28 августа собрания рыцарей Золотого руна [204] .

204

Несмотря на краткость, работа Рахфаля (Rachfahl, Margaretha von Parma, S. 192 ff.) по-моему, лучше всего освещает вопрос о поведении членов союза в это время. Я придерживаюсь ее в основном.

IV

Но если консисториям удалось захватить в свои руки руководство дворянами, заключившими «компромисс», зато они вскоре увидели себя окруженными фанатичными слушателями проповедей. Гремя против идолопоклонства, против духовенства, против тирании дурных государей, противящихся слову божию, кальвинистские проповедники будили в своих слушателях революционные чувства. Устремлявшиеся на их собрания массы, состоявшие большей частью из рабочих и бедняков, почерпали здесь ненависть к церкви и к государству. Они слишком недавно и вообще слишком поверхностно были обращены в новое вероучение, чтобы понимать его строгую мораль. Из проповедей до них особенно доходили пламенные филиппики против современного Вавилона, держащегося легковерием народа, позорящего имя божие и являющегося бременем для человечества. Бездействие правительства, поведение части дворянства, щеголявшего теперь своими кальвинистскими убеждениями, и наконец, наущения полурелигиозных, полуполитических агитаторов вскоре довели решимость кальвинистов до последних пределов [205] . Они считали все дозволенным, и им приписывали самые ужасные замыслы. Вельможи-католики опасались за свою жизнь. Мегем писал 9 августа правительнице, что он не решается приехать в Брюссель, «ибо меня со всех сторон предупреждают, что они хотят меня убить, и пример моего дедушки (Гемберкур) служит мне достаточным предупреждением, чтобы не полагаться на милосердие этого взбесившегося народа» [206] . По улицам Брюсселя распространялись грубые листовки, называвшие Маргариту Пармскую незаконнорожденной и распутницей [207] . В июне Морильон приготовился к самому худшему и для укрепления духа перечитывал Катилину Саллюстия [208] . Множество купцов покидало уже страну, и эта эмиграция еще усугубляла тяжелое положение промышленности, а оно в свою очередь ухудшало общее положение страны. Антверпен был переполнен безработными. В начале, августа в одном только районе Оденарда было 8 тыс. безработных. В конце июля 200 бродяг, собравшись на площади Ипра, потребовали работы, угрожая разграбить город [209] .

205

В июле сектанты распространили по Нижней Фландрии слух, что проповеди происходили с разрешения представителей знати и в частности графа Эгмонта. Diegerick, Documents du XVI si`ecle, t. I, Bruges 1874, p. 163.

206

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 442.

207

Ibid., p. 450.

208

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 805.

209

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 358, 355, 389, 391, 402. Cp. «Bulletin de la Commission royale d'Histoire», 1-`ere s'erie t. XVI, 1850,p. 208.

Несомненно, что при такой политической анархии и социальной смуте в другое время разразилась бы жакерия. Но господствовавший религиозный фанатизм направлял теперь страсти не против богачей, а против церкви. В Валансьене народ хотел прогнать из города католических священников. В Антверпене настоятеля собора заставили кричать «да здравствует гёз!» [210] . По деревням Нижней Фландрии разъезжали агитаторы, показывавшие якобы скрепленные королевской печатью письма с приказом грабить церкви [211] . Настал момент покончить с идолопоклонством, уничтожить идолов, позорящих храмы божии. 11 августа неожиданно разразилось восстание иконоборцев.

210

Ibid., p. 388–389.

211

G. Des Marez, Documents relatifs aux exc`es commis `a Ipres par les iconoclastes, «Bulletin de la Commission royale d'Histoire», 5-`eme s'erie, t. VII, 1897, p. 575. См. также очень любопытный оправдательный документ ипрского городского управления у Diegerick, Documents du XVI si`ecle, t. I, p. 17 etc.

Оно разразилось в том самом промышленном районе Гондсхота и Армантьера, где, как мы видели, реформационное движение под влиянием пролетарских масс так часто переходило в восстания [212] . Во всех окрестных деревнях появились организованные толпы с веревками и палками, руководимые людьми, действовавшими по заранее установленному плану, — и разгром начался. В церквах, посреди вихря пыли и грохота падающих и разбиваемых статуй и окон, бесновалась толпа одержимых людей, разбивавших все, что попадалось им на пути, раздиравших на части иконы, ломавших церковную утварь, надевавших на себя духовные облачения, попиравших ногами причастие и распивавших освященное вино. Движением были охвачены все деревни как фламандские, так и валлонские: Гуплин, Фрелингин, Эркингем, Флербе, Ла Шапель де Гренье, Ла Шапедь д'Армантьер, Мениль, Радингем, Бокам и т. д. 14 августа эти толпы неистовствовали в. Поперинге, 15-го — в Ипре; тем временем другая часть их отправилась поджигать Дюнское, Фалемпенское, Фюрнское, Мессинское, Лосское, Маркеттское, Вормезельское и Эверсгамское аббатство. Движение с паразительной быстротой перебрасывалось из одного места в другое. 18 августа оно достигло Оденарда, 20-го — Антверпена, 22-го — Гента, 23-го — Турнэ, 27-го — Ангиена, а отсюда затем перебросилось на север по направлению к Зеландии, Голландии и Фрисландии и 6 сентября проникло в Леварден.

212

Coussemaker, Troubles r'eligieux du XVI si`ecle dans la Flandre maritime, t. I, p. 105 etc.

Оно нигде не встретило никакого сопротивления. Городские управления и католики были до такой степени перепуганы неожиданностью катастрофы, что спасовали повсюду перед несколькими сотнями одержимых. В Генте бальи ограничился тем, что просил их не так неистовствовать при разгроме и приставил к ним своих служителей [213] . Безумие иконоборцев было заразительным. Можно было наблюдать отцов, приходивших в церковь со своими детьми, вооруженными небольшими молотками, чтобы сбивать маленькие статуи с барельефов и скульптурные изображения с алтарей. Иных детей можно было видеть на улице, играющих с иконами и приказывавших им кричать «да здравствует гёз!» [214] . Не пощадили ничего. Не ограничивались уничтожением «идолов», какова бы ни была их художественная ценность: разбивали, чтобы разбивать, из ненависти, из злобы, из низменных инстинктов или из страсти к разрушению. Разрывали на части книги и рукописи, доходили даже до осквернения гробниц. В погребах аббатства напивались вином, и с наступлением ночи разгром и оргии продолжались при свете свечей далеко за полночь. Тщетны были попытки некоторых пасторов успокоить одержимых, «убеждая их, что прежде всего нужно сокрушить идолов, царящих в душах людей, — таких, как алчность, зависть, страсть к роскоши, распущенность и другие внутренние пороки и грехи, и лишь потом перейти к уничтожению внешних идолов» [215] ; увещевания эти бессильны были перед безумием сектантов. Впрочем, инициаторы движения были искрение убеждены, что они делают достойное и угодное богу дело, уничтожая навсегда возможность богослужения неверных. Грубые прозелиты, они по крайней мере были бескорыстны. В Генте и в Турне они передали городским управлениям разбитую ими церковную утварь [216] . Не среди них, а в толпе сопровождавших их бродяг и нищих-безработных попадались воры и грабители.

213

Van Vaernewijck, Beroer liсkе tijcen…, t. I, p. 105.

214

Ibid., p. 128.

215

A. Pinchard, M'emoires de Pasquier de la Barre et de Nicolas Soldoyer, t. I, Bruxelles 1859, p. 132; cp. Groen van Prinsterer, Archives…, t. II, p. 217.

216

25 августа 1566 г. Морильон отмечает, что иконоборцы в Нижней Фландрии «ничего не расхитили, а сдали по инвентарному списку на руки городским управлениям и церковным старостам все золото и серебро».

Но, разумеется, не могло быть и речи о возвращении ценностей церквам. Они заставляли городские управления клясться, что «они превратят все в серебряные деньги для раздачи бедным». Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 428. Один англичанин, очевидец происходивших в Антверпене событий, тоже констатировал, что в общем краж не было. Kervyn de Lettenhove, R'elations politiques des Pays-Bas et de l'Angleterre, t. IV, Bruxelles 1885, p. 339. Разумеется, среди бродяг, присоединившихся к кальвинистам, было немало грабителей, и некоторые сожалели, что движение направлялось только против церкви. В дневнике (Dagboek) братьев ван Еампене, изд. Ф. де Поттер, стр. 37 (Гент 1870), приводятся следующие стихи, характеризующие стремления этих людей:

«Hadden wij begonnen an cooplieden goedt, Ende der Kercken beelden laten met vreden, Ons handen ghewasschen in papens bloedt, Zoo waeren wij heeren van dorpen en steden». Если бы мы начали е купеческого добра И оставили бы в покое церковные иконы, Мы умыли бы руки в крови попов И были бы господами деревень и городов.

18 августа правительница узнала о разразившихся беспорядках. Как католичка и как представительница Филиппа II она была глубоко возмущена совершившимся богохульством. Так вот значит к чему привела ее снисходительность к представителям высшей знати! Ответом на ее примирительную политику последних лет было кощунственное восстание! Отныне национально-бургундская партия была бесповоротно дискредитирована в ее глазах: она видела в ней лишь союзницу или сообщницу еретиков. Вожди ее конечно осуждали грабежи и обнаруживали готовность решительно покончить с этим. Но не было никаких сомнений в том, что они были гораздо больше обеспокоены страхом перед жакерией, чем осквернением церкви. Граф Эгмонт заявил, что «главной задачей является сначала спасти государство, а затем уже можно будет позаботиться и о религии». И когда Маргарита возразила ему на это, что «ей кажется гораздо более необходимым прежде всего позаботиться о служении богу, так как гибель религии была бы большим злом, чем гибель страны», то Эгмонт кратко ответил на это, что «все те, у кого есть что терять, думают иначе» [217] . Как можно было при наличии подобных настроений надеяться навести порядок силой? К тому же какими силами могла располагать правительница? Нельзя было прибегнуть к милиции, так как среди последней было множество людей, подписавших соглашение. Если же призвать наемников из Германии, то это вызвало бы тотчас же гражданскую войну. Поэтому ей оставалось выжидать и в надежде на лучшие времена склонить голову перед бурей.

217

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 450.

К счастью, как раз в это время в Брюсселе были получены письма Филиппа, в которых ой соглашался на уничтожение инквизиции, смягчение «плакатов» и на всеобщую амнистию. Хотя эти уступки не были искренни и хотя 9 августа он торжественно уверял, что отнюдь не считает себя связанным ими, а, наоборот, собирается наказать виновных в преступлениях против религии и против его верховной власти, однако эти официальные заявления его по крайней мере дали Маргарите возможность ответить на петицию членов союза. Но теперь уже недостаточно было обещать им амнистию и отмену инквизиции [218] . Кальвинисты требовали твердого обещания, что их проповеди не будут впредь запрещаться, и без этой уступки — греховной с точки зрения правительницы — нечего было и думать о восстановлении порядка. Маргарита не решилась принять на себя ответственность за это ни перед своей совестью, ни перед королем. Осаждаемая увещевавшими ее представителями высшей знати, она отчаянно сопротивлялась. Перед лицом всего государственного совета она заявила прерывающимся от рыданий голосом, что «она скорее даст себя убить, чем согласится…, что это означало бы гибель для религии, которую его величество хочет спасти в первую голову, прежде чем страну, предпочитая лучше все потерять, чем так тяжело согрешить перед богом [219] . Чтобы спастись от членов государственного совета, Маргарита хотела бежать в Моне, но население Брюсселя заперло городские ворота.

218

Gossart, L''etablissement du r'egime espagnol, p. 69 etc. Инквизиция, о которой здесь идет речь, — это инквизиция, введенная Карлом Y. Епископская инквизиция, которая никогда не была отменена, но которая потеряла всякое значение с тех пор, как государство взяло на себя борьбу с ересью, разумеется, продолжала существовать.

219

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. II, p. 592. Маргарита заставила вставить в послание, поручавшее представителям высшей знати вступить в переговоры с кальвинистами, слова «уступая силе и неизбежной необходимости». См. «La d'eduction de l'innocence de Messire Philippe baron de Montmorency, comte de Hornes…», p. 429 (напечатано в сентябре 1568 г.). Кальвинисты добивались такого же эдикта, как тот, который был издан 17 января 1562 г. по отношению к французским гугенотам и который разрешал им собираться вне городов. Gachard, op. cit., p. 592.

В конце концов она вынуждена была понять, что необходимо уступить. Не желая себя ни к чему обязывать и уверяя, что она подчиняется лишь принуждению, она разрешила 23 августа представителям высшей знати объявить, что впредь до решения короля власти не будут запрещать проповедей, происходящих в обычных местах [220] . О своей стороны члены союза обещали ей всеми силами содействовать прекращению грабежей, решительно добиться, чтобы народ сложил оружие и чтобы проповеди велись лишь в тех местах, в которых они происходили до этого, и наконец считать их союз «несуществующим, расторгнутым и отмененным» до тех пор, пока будет соблюдаться гарантированная им безопасность [221] .

220

Reiffenberg, Correspondance de Marguerite d'Autriche, p. 187. Эти указы были изданы лишь 25 августа, т. е. после соглашения от 23 августа.

221

Le Petit, La grande chronique ancienne et moderne de Hollande, t. t. II, Dordrecht 1601, p. 121.

Это соглашение, являвшееся конечно лишь временным компромиссом, вводило свободу вероисповедания в Нидерландах. Хотя этим соглашением запрещалось дальнейшее распространение кальвинистского богослужения, однако на основании его все же допускалось отправление кальвинистского богослужения во всех тех местах, где оно происходило до этого. Оставалось только установить modus vivendi между протестантами и католиками, и этим сейчас же занялись представители высшей знати — Оранский в Антверпене, Эгмонт во Фландрии, Гогстратен в Мехельне, Горн в Турнэ и т. д. Р» отношении грабителей 25 июля был издан «плакат», ставивший их вне закона, разрешавший всякому преследовать и убивать их, как врагов бога и церкви [222] . Оранский приказал казнить нескольких грабителей в Антверпене; другие были приговорены к смерти во Фландрии и в области Турнэ. Уже в начале сентября они исчезли повсюду.

222

Anselmo, Codex Belgicus, Placards, Anvers 1661, p. 87.