Нидерландская революция

Крупная роль деревни в экономическом отношении отразилась на общественном строе, где этому полностью соответствовало преобладающее влияние дворянства. Действительно, именно оно выигрывало в первую голову от роста земельной ренты. Так как оно целиком состояло из крупных и средних земельных собственников, то его влияние и сила его сопротивления росли по мере того, как поднимались цены на землю и усиливалась интенсивность земледельческого труда.

Демократическое движение, которое кальвинизм развязал в крупных городах в конце XVI в., направлялось как против дворянства, так и против католической церкви, и потому, после победы католицизма и возвращения южных провинций под власть испанского короля, дворянство заняло такое социальное положение, какого оно никогда не занимало до этого. Оно стало необходимой гарантией нового строя, сословием, которому как бы поручено было блюсти за тем, чтобы народ оставался под двойной властью — католической церкви и монархии. Щедрость, которую обнаружил король в раздаче милостей, посыпавшихся дворянству, вполне соответствовала той настойчивости, с какой оно потребовало платы за оказанные монарху услуги. Титулы, денежные награды и всякого рода милости явились вознаграждением для тех представителей дворянства, которые поощряли или поддерживали переход валлонских провинций в лагерь короля, и в течение следующих лет государство постоянно открывало доступ новым семьям в ряды высшей знати. С 1602 по 1638 г. было зарегистрировано не менее 41 случая возведения земельных владений в графства, маркграфства и княжества [1129] и около 1640 г. раздавались жалобы на то, что «теперь делают за один год больше дворян, чем раньше за 100 лет» [1130] .

1129

Gachard, Les Biblioth`eques de Madrid et de l'Escurial, p. 397; cp. Paz et Lonchay, Inventaire des requ^etes priv'ees du Conseil supr^eme de Flandre et de Bourgogne, «Bulletin de la Commission royale (l'Histoire», 1907, t. XXVII, p. 281 etc.

1130

«Consid'erations sur le gouvernement des Pays-Bas», t. II, p. 151.

Разумеется, это большое количество пожалований в дворянское звание объяснялось отчасти значительными денежными средствами, получавшимися благодаря этому государственной казной [1131] , но не подлежит сомнению, что оно в первую голову соответствовало определенной принципиальной линии правительства. Хотя абсолютизм все решительнее устранял дворянство от всякого участия в политике, но, о другой стороны, он отлично понимал, как хорошо можно влиять перспективой получения дворянского звания на господствующие классы населения в смысле сохранения ими верности и преданности монархии. В связи с этим бельгийское дворянство в том виде, как оно сложилось в XVII в., было по существу классом новоиспеченных дворян. Очень немногочисленны были среди него дворянские роды, принадлежавшие к дворянскому сословию на протяжении многих и многих поколений по своему рождению. Оно все время пополнялось выходцами из других классов: оно было в действительности, подобно английскому джентри того же времени, открытым общественным классом, в который могли рассчитывать попасть, если угодно будет королю, все те, которые благодаря социальному положению поднялись над общим уровнем, или те, кто посвятил себя государственной службе.

1131

См. в «Bulletin de la Commission royale d'Histoire», 3-`eme s'erie, t. V, 1863, p. 140 etc. многочисленные документы, касающиеся очень высоких цен за возведение в дворянское звание.

В свое время народ был разделен на различные, стоявшие рядом друг с другом классы, каждый из которых обладал своими особыми правами, своими собственными привилегиями и специальными обычаями. Буржуазия занимала под дворянством место, которое она отнюдь не собиралась оставлять. Но монархическое государство, уравняв социальные привилегии, способствовало сближению между обоими общественными классами, подготовленному уже в XVI в. экономическими и моральными переменами, последовавшими за эпохой Возрождения. Со старым духом, или, если угодно, со старым сознанием сословной чести было покончено. Честолюбие выскочек отныне состояло в том, чтобы подняться до дворянства, господствующее положение которого поддерживалось монархией и пребывание в рядах которого являлось единственной окончательной гарантией всех социальных привилегий. Городские патриции, бывшие чиновники, разбогатевшие купцы — все стремились теперь добиться дворянского звания. На богатство смотрели лишь как на трамплин, необходимый для того, чтобы перескочить в дворянский класс. Сыновья фабрикантов и удачливых предпринимателей спешили избавиться от коммерческих дел своих отцов [1132] покупали дворянские поместил, прибавляли к своему имени название приобретенных ими владений и заставляли обращаться к себе с титулом «мессир», пока жалованные грамоты формально или просто привычка не возводили их в ранг, которого они так страстно желали добиться [1133] . Чтобы составить себе представление об этом всеобщем стремлении добиться дворянского звания, достаточно перелистать бесконечно возобновлявшиеся и никогда не достигавшие цели распоряжения относительно незаконного присвоения дворянских титулов. И однако пожалования в дворянство получались с исключительной легкостью. Часто случалось, что они давались людям, благосостояние которых было непрочно и которые вскоре оказывались не в состоянии жить сообразно требованиям того класса, в ряды которого они вступили. В 1664 г. пришлось постановить, что баронские титулы не будут впредь выдаваться, если соответствующие лица не смогут доказать наличия у них доходов по крайней мере в 6 тыс. флоринов с феодальных владений; эта сумма была доведена для графов и маркграфов до 12 тыс. флоринов и до 24 тыс. для князей и герцогов. Отчуждение феодов, приносивших эти доходы, влекло за собой утрату пожалованного титула [1134] .

1132

Очень интересные документы ем. Vanhaeck, Histoire de la sayetterie de Lille, t. I, p. 112.

1133

Указ от 1617 г. запрещал незаконно присваивать себе дворянское звание и гербы, угрожая денежными штрафами нотариусам, которые в составляемых ими актах будут незаконно прибавлять к имени сторон дворянский титул. «Placeaeten van Brabant», t. II, p. 414.

1134

 «Placeaeten van Vlaenderen», t. III, p. 1405.

Вряд ли можно убедительнее доказать, что новое дворянство состояло главным образом из богатых или разбогатевших людей. От его военного происхождения уцелели лишь внешние признаки — право ношения шпаги и наличие гербов. К тому же оно не пользовалось больше своими прежними привилегиями. Оно подсудно было обыкновенным судам и почти повсюду подлежало обложению, за исключением. некоторых провинций вроде графств Артуа и Намюра, где оно лишь в очень незначительных размерах было освобождено от налогов. Кроме того оно не превратилось, как во Франции, в придворное дворянство, покидавшее свои поместья, чтобы жить в столицах около государя, так как после смерти эрцгерцогской четы в Брюсселе не было больше ни двора ни государя. Как крупное, так и мелкое дворянство жило в деревне круглый год, либо во всяком случае до наступления ненастного времени, которое более богатые дворяне проводили в своих городских дворцах [1135] .

1135

Чтобы получить представление об образе жизни мелкого дворянства в XVII в., см. J. Capelle, La famille de Gaiffier, «Annales de la Soci'et'e arch'eologique de Namur», t. XXVI, 1905. p. 21 etc. Интересные сведения для знакомства с повседневной жизнью вельможи XVII в. можно почерпнуть у V. Brants, Quelques notes des comptes d'un gentilhomme au XVII si`ecle, «Bulletin de l'Acad'emie royale de Belgique», Classe des Lettres, 1904, p, 527 etc.

Таким образом дворянство не было изолировано от всего остального народа. Оно принимало непосредственное участие в управлении своими землями и в судопроизводстве, которое назначавшиеся им бальи творили от его имени в его владениях. Кроме того оно занимало всякого рода посты по месту своего жительства или в провинциях. Оно заседало в провинциальных штатах, занимало посты городских эшевенов, заполняло комиссии по распределению налогов, наблюдению за общественными работами и по управлению благотворительными учреждениями. Подобно тому как оно служило в войсках короля и поставляло ему множество чиновников, оно сосредоточивало также в своих руках все независимые посты, которые центральное правительство оставило нетронутыми. Словом, оно было в монархическом государстве XVII в. тем, чем должна была стать цензовая буржуазия в парламентских государствах XIX в. Так как оно пользовалось выгодами, связанными с устойчивостью владения землей, так как оно постоянно усиливалось благодаря притоку самых энергичных и наиболее богатых элементов нации, легко ассимилировавшихся им, и обладало как социальным влиянием, так и властью, то оно было прямо заинтересовано в сохранении существующего строя, обеспечивавшего ему столь ценные преимущества. Оно проникнуто было ярко консервативным духом. Свидетельством его огромного влияния на народ может служить необычайная приверженность народа вплоть до конца XVIII в. к аристократическому строю, в условиях которого он жил. В абсолютистском и конфессиональном государстве нового времени дворянство является верхушкой социальной иерархии, подобно тому как король, с своей стороны, является верхушкой политической иерархии. Король и дворянства были двумя важнейшими факторами равновесия, установившегося с начала XVII в., после чрезмерной и новаторской жажды деятельности эпохи Возрождения.

Пребывание в рядах крупной буржуазии, как мы видели, было лишь переходной ступенью к дворянскому сословию. Надо было пройти через него, чтобы двинуться дальше. Новые богачи приобретали доступ к нему через свои состояния. Сыновья состоятельных буржуазных семей посвящали себя свободным профессиям и в особенности юридической карьере, этому рассаднику будущих чиновников, которые составили в дальнейшем дворянство мантии. Уже в середине XVII в. страна наводнена была адвокатами: наблюдалось всеобщее увлечение юридической карьерой, вследствие чего множество молодых людей пренебрегало выгодными профессиями [1136] . Но по окончании гражданской войны эти имевшиеся в избытке юристы не помышляли уже больше о свержении существующего строя: их честолюбие было прежде всего направлено на вознаграждение их услуг или их дарований пожалованием дворянского звания.

1136

«Consid'erations sur Je gouvernement des Pays-Bas», t. I, p. 55 etc.

Находившиеся под крупной буржуазией мелкая буржуазия и крестьяне представляли собой общественный класс, лишенный всякого участия в управлении государством и всякой надежды занять более высокое общественное положение. Впрочем, ремесленники, так же как и крестьяне, мирились с тяготевшим над ними гнетом. Ремесленники чувствовали себя защищенными аристократическими эшевенами, в руках которых отныне находилось управление городов; крестьяне же обрабатывали земли помещиков, поселившихся среди них в деревне и заинтересованных в их участи. Они довольствовались тем, что могли жить со дня на день скромными заработками со своего труда и не требовали большего. Они не помышляли ни о каких новшествах и не требовали другого места, чем то, которое они занимали по традиций и освященному обычаю.

Далее, на следующей, еще более низкой ступени общественной лестницы находился как в крупных городах, так и в деревне тот неорганизованный, состоявший из бродяг, профессиональных нищих, безработных и беспризорных детей, пролетариат, который с конца XV в. составлял главную заботу общественных властей и вызвал к жизни появление благотворительных учреждений. Не подлежит ни, малейшему сомнению, что ряды этого несчастного бедствовавшего общественного слоя сильно выросли в XVII в.: об этом красноречиво свидетельствуют многочисленные указы против бродяжничества [1137] . После каждого военного похода и во время всякого промышленного кризиса эта масса пополнялась новыми элементами — дезертирами, ранеными солдатами, рабочими, лишенными средств к существованию. Уже в первой половине XVII в. провинции и города вынуждены были принять меры, чтобы справиться с этой опасностью. Провинциальные штаты Генегау проектировали в 1617 г. создание смирительного дома, где должны были содержаться и выполнять определенные работы лица, лишенные средств к существованию [1138] ; через несколько лет город Гент создал с этой целью «Rasphuis», являвшийся наполовину тюрьмой, наполовину мастерской [1139] . Целью других учреждений было собрать бедных детей и сирот и обучить их ремеслу: таковы были например школа Богарда в Брюгге, в Генте — Blauwe school (1623), школа Blauwe meisjes (1623), Kulderschool (1628) и многочисленные другие аналогичные учреждения во всех городах страны. К этому надо прибавить множество частных бесплатных Столовых и учреждений, о которых свидетельствуют до наших дней сохранившиеся в церквах, избежавших капитальных переделок, многочисленные надгробные надписи на памятниках дворян и патрициев, в которых проявляется классовый дух, сознающий свои обязанности и стремящийся доказать это на деле [1140] .

1137

«Plaecaeten van Brabant», t. II, p. 446, 448, 453, 459 и сл., 463. Время от времени король приказывал посылать бродяг в Испанию, где их использовали в качестве гребцов на галерах или включали в состав «терций»; L. Lahaye, Correspondance…, p. 234.

1138

L. Demllers, Inventaire des Archives des Etats du Hainaut, t. II, Mons 1902, p. 33.

1139

F. De Potter, Gent, t. IV, p. 568.

1140

С этой точки зрения особый интерес представляют эпитафии церкви в Сент-Омере.

Из всех благотворительных учреждений того времени самыми интересными и самыми новыми были ломбарды. Первый шаг в этом направлении был сделан правительством. Ссудные кассы, создание которых в большинстве крупных городов предоставлено было так называемым ломбардским обществам [1141] , взимали с заемщиков от 33 до 42% [1142] . Уже Маргарита Пармская подумывала о том, как устранить эту эксплуатацию нищеты. Она хотела ввести в Нидерландах существовавшие в Италии «Monti di Pieta», в которых бедняки получали беспроцентные ссуды. В 1560 г. она рекомендовала антверпенскому городскому управлению создать banco del refugio [1143] . К этой мысли вернулись во время правления Александра Фарнезе. Сильвестр Скарини представил герцогу проект [1144] , который был им одобрен и который он приказал в 1588 г. ввести в Генте, чтобы «облегчить положение бедной общины» [1145] . Примерно в это же время Левин Торенций пытался осуществить аналогичный план в Льеже [1146] . Иезуиты, с своей стороны, высказались в пользу этого новшества [1147] . Оно было введено во время правления эрцгерцогской четы. В 1618 г. ссудные кассы были ликвидированы, и Венцеслав Кобергер получил пост генерал-интенданта ломбардов [1148] . Необходимые денежные фонды были предоставлены аббатствами и монастырями бегинок взамен выпуска пожизненных рент из расчета 6 1/4 % [1149] . Так как ломбарды вынуждены были таким образом выплачивать проценты по вложенным в них капиталам, то они не могли давать беспроцентных ссуд. Во всяком случае они брали только 15% с предоставлявшихся ими сумм. Несмотря на сомнения, которые внушала некоторым теологам выдала ссуд под проценты, учреждения эти пользовались необычайным успехом. С 1618 по 1633 г. ломбарды появились в Брюсселе, Антверпене, Генте, Мехельие, Аррасе, Турнэ, Монсе, Валансьене, Камбрэ, Брюгге, Лилле, Дуэ, Куртрэ и Берге [1150] . Льежский епископ ввел их в 1622 г. в своей столице, откуда они вскоре проникли в Гюи, Сен-Трон и Тонгр.

1141

F. Morel, Les Lombards dans la Flandre francaise et le Hainaut Lille 1908.

1142

В Динане этот процент равнялся 43 1/3 . L. Lahaye, Clartulaire de Pipaot, t. V, Namur 1899, p. 4.

1143

«Fascio», № 1634 Фарнезевского архива в Неаполе. Данные, любезно сообщенные мне г-ном Л. ван дер Эссеном.

1144

Discours sur l''erection des Monts de Pi'et'e avec d'eclaration des oeuvres de charit'e qui en proviendront, Douai 1585.

1145

De Potter, Petit cartulaire de Gand, p. 102. B 1586 г. тайный совет обязал город Мехельн создать ломбард. Gaillard, Memoriaux du Grand Conseil, t. I, p. 259.

1146

«Bulletin del`a Commission royale d'Histoire», 3-`eme s'erie, t. VI, 1864. p. 467.

1147

Lessius, De jure et justicia, p. 248. В новом издании этой работы (1626 г.) имеется дополнение о ломбардах.

1148

«Placcaeten van Brabant», t. III, p. 175, 179.

1149

Я заимствую эти, а также и дальнейшие подробности у P. de Decker, Etudes historiques et critiques sur les Monts de Pi'et'e en Belgique, Bruxelles 1884. Cp. Cauchie-Maere, Recueil des instructions g'en'erales, aux nonces de Flandre, p. 164 etc.

1150

Ломбарды в Брюгге, Ипре и Лилле были созданы до указа 1618 г. Там выдавались беспроцентные ссуды. Капитал, предоставленный епископом Триестом гентскому ломбарду, также дал возможность выдавать беспроцентные ссуды.

К несчастью они не оправдали возлагавшихся на них надежд. Вложенный в них капитал оказался недостаточным, и Кобергер прибегнул для увеличения денежных фондов к рискованным операциям. Его обвиняли в том, что он частично использовал капиталы ломбардов для осушки болот — moeren— и по-видимому в этом обвинении была немалая доля истины [1151] . К тому же нужда правительства в деньгах заставила и его тоже занимать ломбардные фонды, предназначавшиеся для облегчения положения бедняков. Инфанта Изабелла заложила в ломбардах свои драгоценности в обеспечение взятых ею авансов, достигавших 566 514 флоринов. Эти. огромные изъятия из кассы, которая и без того была уже недостаточно обеспечена деньгами, привели к самым плачевным результатам. Ломбарды с этого времени влачили самое жалкое существование. Продажа драгоценностей инфанты в 1643 г. принесла огромный дефицит, который никогда не удалось покрыть. Ввиду столь неблагоприятных обстоятельств постепенно изменился и самый характер ломбардов. Их упрекали в XVIII в. в том, что они превратились в ссудные банки, работавшие в интересах рантье, денежными фондами которых они оперировали. Из благотворительных учреждений, какими они были вначале, они превратились в простые кредитные учреждения. Тем не менее они оказали в первые годы своего существования очень существенные услуги. Считают, что со времени их создания и до 1649 г., они взамен залоговых сумм в 18 230 637 пустили в обращение 130 403 151 флоринов.

1151

Де Декер (De Decker, Etudes sur les Monts de Pi'et'e, p. 126) пытается оправдать Кобергера, но данные, сообщаемые им о его ведении дел, доказывают, что оно было во всяком случае очень неосторожным.

Глава двадцатая. Культура

I

Великий кризис XVI в. явился большим потрясением для гуманистов, приведшим в замешательство их ряды. Действительно, ничто так не противоречило религиозной исключительности, как идеал эпохи Возрождения, так, как его понимал и сформулировал Эразм. Сторонники античной мудрости, веротерпимости и христианства, совместимого со свободой мысли и с наукой, оказались вскоре вовлеченными в поток религиозных страстей. Окруженные людьми, боровшимися за, свою веру, они не могли оставаться нейтральными. Волей-неволей они вынуждены были стать либо на сторону католической церкви, либо на сторону реформации. В качестве новаторов и патриотов большинство из них высказалось в пользу той партии, которая стремилась очистить догматы и защитить страну от иностранцев. Они примыкали, по крайней мере на словах, к кальвинизму, и победа католической реакции в южных провинциях заставила эмигрировать в Голландию Симона Стевина, Юста Липоия, Петра Планция и многих других ученых. Но не все гуманисты покинули Бельгию. Среди них были и такие, которые мечтали о примирении наиболее выдающихся философских учений античности с омоложенным и очищенным на основе решений Тридентского собора католицизмом. Разве чтение ван Гельмонтом Сенеки и Эпиктета чуть не побудило его в молодости сделаться капуцином? Другие охотно готовы были признать победу католической церкви, лишь бы она дала им возможность продолжать их научные исследования или их литературные работы.