Никакой магии

– Считаешь, это как-то связано с нашими делами?

– Полагаю, это как-то связано с большими неприятностями, – ответил Аллан. – А источник больших неприятностей последнее время… у вас есть медь?

– Медь?

– Мелочь, мелкая монета, гроши! – О’Шиннах был явно раздражен моей непонятливостью. – Свой кошель я вытряс утром в доме обходчика, он упорно не хотел брать серебро, бормотал, что в горах оно ему без надобности.

– А-а…

Я торопливо зашарила по карманам. Кошелька не было… и адреналиновый выброс от осознания этого факта помог мне проснуться окончательно. Прояснившаяся голова тут же услужливо подсказала: одна взбалмошная эльфийка попросту забыла переложить ценный предмет в суматошной спешке последнего ночного переодевания.

– К сожалению, лейтенант, у меня… – в этот миг пальцы нащупали в складках брючного кармана нечто маленькое и круглое, – вот!

«Вот», правда, оказалось не медью, а бронзовым трехгрошом «новообразцовой» чеканки. Аллан выхватил ее и щелкнул задвижкой окна.

– Эй ты… что у тебя за газеты?!

– «Первая чашка», мистер, – подскочил к вагону запыхавшийся мальчуган, – все сам-свежее, с пылу-жару! Еще «Новости с Холма», «Независимая» и «Час…чар… чартэмские новости»…

– Берите «Независимую», – подсказала я. – Они всегда печатают на предпоследней странице сводку из комиссариата.

– Давай «Холм», – О’Шиннах кинул монетку, повернулся ко мне и, переждав лязг сцепок, объяснил: – Нужные нам новости будут на первой полосе.

Любопытство грызло меня, словно голодная белка, но вырывать газету из рук лейтенанта я все же не стала – как и пытаться подглядеть. Вместо этого я опустилась на диван и закрыла глаза.

Стальной зверь лязгнул снова, передвинувшись на пару ярдов и остановился, тяжело выдохнув напоследок. Гомон за окном стал отчетливей, его прорезал звон колокольчика, извещая пассажиров о возможности покинуть поезд… тяжело прошагал мимо гном из «черной» бригады, «благоухая» тавотом и горячим железом, жалобно тявкнула собачонка на руках у дамы, размеренно заскрипел повозкой носильщик… а вот человек напротив зашуршал бумагой. У «Новостей с Холма» хорошая плотная бумага и краска на основе льняного масла. Еще можно уловить горячую свинцовую ноту, значит, газета и впрямь совсем недавно покинула типографский пресс. И опять прошелестела страница… что-то не выходит у Аллана найти «нужную нам новость».

– Дайте мне! – не выдержала я, когда лейтенант начал просматривать газету по второму разу.

– Не тратьте зря время, – буркнул О’Шиннах. – Похоже, нужную нам новость забыли напечатать… и вообще, нам пора выходить!

Я все же не удержалась и, выходя, сцапала со столика брошенную лейтенантом газету. На первой полосе и впрямь не было ничего подходящего… и на второй тоже, а вот на третьей…

– Инспектор! – лейтенант ткнул пальцем вверх, привлекая мое внимание к часам на столбе. Лучше бы он этого не делал: на массивной цепи висел подлинный шедевр технофетишизма, – в стеклянном корпусе, бесстыдно обнажившем кучу шестеренок, втулок, пружин, колесиков, роликов и прочих рычагов с муфтами. Подобный дизайн наверняка вызывает буйный восторг у гномов и приступ тошноты у представителей иных рас, живо напоминая им вскрытый труп, зияющий потрохами из бронзы и стали. А ведь еще недавно Графтон-Герцогский вокзал считался одним из последних оплотов аранийской псевдоготики.

– Полковник наверняка заждался нашего доклада.

– Кажется, нашлось…

– Нашлось – что? – подскочив, Аллан вынул шею, заглядывая мне поверх плеча. – Взрыв арсенала в пригороде Мартиуса, число жертв до сих пор не установлено, счет идет на десятки… ну и что?

– Как «ну и что?»! Мартиус ведь одна из главных баз коррезского флота!

– Морского флота, – лейтенант оглянулся на кошмарный механизм, – хотя… их третья небесная эскадра так же… и в любом случае, с чего вы взяли, что данное происшествие имеет отношение к нашим делам? Пороховые склады и в старые времена частенько взлетали к облакам без всякого кейворита. Коррезцы к тому же не первый год возятся с коллоидными составами, капризными, как знатная сеньора с Мальсы.

Мне оставалось лишь кивать с виноватым видом – пытаться возразить О’Шиннаху на поле, где он был профессионалом, а я даже не пыталась изображать любительницу, имея на руках откровенно жалкий аргумент: «Мне кажется, Музыкант любит взрывы!» Но лейтенант, не замечая белого флага, продолжал катить на меня паровой каток.

– Предположим самый худший вариант: взрыв уничтожил или повредил броненосное ядро третьей эскадры и сейчас коррезцы срочно разворачивают свой Флот Открытого Неба на тот случай, если за диверсией последует нападение. Разумеется, Арания не останется безучастной и предпримет собственные маневры… но вот проложить логический мостик от флотских дел к обилию полиции на вокзале я решительно не могу. Что им тут делать, ловить коррезских шпионов? Мне приходилось этим заниматься, и заверяю вас, инспектор, у них на лбу нет надписи L’espion.

Попытавшись придумать ответ на последний вопрос, я внезапно сообразила, что ломать для этого голову вовсе не обязательно. Достаточно и жетона Ночной Стражи перед носом у ближайшего стражника.

– Что здесь происходит, констебль?

– Не могу знать, мэм! – после секундного замешательства рявкнул стражник. – Я просто выполняю приказ, мэм.

Я закусила губу. Разумеется, простому стражнику могли не объяснить всех тонкостей операции, в которой ему предстояло участвовать. Но хоть какую-то часть общей картины он знать обязан!

– Ожидаемо, не так ли инспектор Грин? – усмехнулся Аллан.

Мне вдруг очень захотелось кинуть в него чем-нибудь тяжелым или хотя бы грязным – просто чтобы стереть с ангельского лица эту самодовольную ухмылку. Хоть О’Шиннах, как выяснилось, и не принадлежал к аранийским «сливкам» общества, он явно смотрел в эту бездну достаточно долго, чтобы подхватить пару-тройку их отвратных ужимок.

– Э-э… простите, сэр, – неожиданно забубнил стражник, от которого я уже успела отвернуться, – вы сказали: «инспектор Грин»?

– А в чем дело, констебль?

– Виноват, сэр! – стражник опустил взгляд, старательно изучая яблочный огрызок рядом со своим сапожищем. – Нам сообщили приметы, но мэм инспектор в шляпе…

Я вздохнула. Головным убором, взамен потерянного в небесах над столицей, меня снабдил обходчик. Шляпой эту мятую лепешку из грубого войлока можно было назвать с большим трудом – а уж предположить, что подобное согласится надеть Перворожденный, вряд ли бы решился кто-то в здравом уме.

– Так лучше?

– Да, мэм, виноват, инспектор Грин! – радостно уставясь на мои уши, выдохнул констебль. – Велено передать: зайдите в полицейский участок вокзала, для вас там имеется важное сообщение!

* * *

– Хвала Единому, я добрался до вас первым!

С момента последней нашей встречи на летающей яхте командор где-то потерял изрядную долю своей величавой невозмутимости, взамен подхватив румянец, одышку, словно после долгого забега, и нездоровый блеск в глазах. Еще он сменил духи, выбрав довольно неожиданный – для сложившегося у меня образа – аромат с нотами сердца из горной лаванды, чувственного флердоранжа и кардамона.

– Сэр Кемминг? – удивленно приподнял бровь О’Шиннах.

– Потом, все потом, – отмахнулся командор. – Следуйте за мной!

– Но… – растерянно начал Аллан, – нам передали приказ полковника: ждать его…

– Полковника, если бы… – Кемминг оглянулся на дверь вокзального участка и, приблизившись вплотную к лейтенанту, вполголоса произнес: – Кард арестован сегодня утром.

– Что?!

– Это держится в тайне. На месте засветились только чины из столичного гарнизона, – командор с многозначительным видом коснулся аксельбанта, явно намекая на какую-то особенную деталь мундира, – но мне сообщили, что нити тянутся от лорда великого камергера. Источник надежный… по крайней мере, до сегодняшнего утра я верил ему как самому себе. Да… – с ноткой горечи повторил он, – до сегодняшнего утра. А теперь уже просто не знаю, кому верить… и во что.