Никогда правда

Я сделал это ради него, но мне было противно.

Я больше не хотел его видеть, потому что знал, что назад дороги нет.

Он сделал это со мной, он бросил меня в эту ситуацию.

Я спас его жизнь и проклял свою собственную.

***

В ту ночь я совсем не спал.

Я лежал в постели, уставившись в потолок, в плену своих мыслей. Я хотел спать. Я хотел погрузиться в сон и представить, что прошедшего дня никогда не было, но этому не суждено было случиться. Я пытался осмыслить то, что я сделал, и то, что это означало для моей дальнейшей жизни. Я ужасно боялся попасть в тюрьму или быть убитым. Я был в ярости на своего отца и даже на маму за то, что она продолжала держать его рядом. Я беспокоился о том, что от меня потребуют в будущем. Но больше всего меня беспокоило то, как это отразится на моих отношениях с Софией.

Как я мог принести это дерьмо к ее двери? Я не мог омрачить ее жизнь облаком зла, которое теперь шло за мной. Мальчик внутри меня хотел предложить ей сбежать вместе, но это обречет ее на такую же несчастную жизнь. Мы были детьми — ей было всего пятнадцать. Не имея ни образования, ни средств, мы оказались бы на улице. Это был не вариант.

Итак, что это означало?

Целую ночь я изучал факты, и стало ясно, что у меня есть только один выход. Я должен был отпустить ее. Не просто отпустить — она никогда не позволит мне просто так уйти. Я должен был оттолкнуть ее, чтобы она никогда не захотела меня вернуть. Жизнь без нее была бы душераздирающей. Одна мысль о том, чтобы причинить ей такую безжалостную боль, доводила меня до слез. Я беззвучно рыдал в подушку, позволяя своей невинности и сердечной боли вытекать из меня по одной слезе за раз.

К тому времени, когда я заставил себя встать с кровати, я чувствовал себя как в аду, но это было не больше, чем я заслуживал. Я смыл запекшуюся кровь с кожи, стоя под обжигающей водой, пока она не остыла. Я никак не мог появиться в школе в таком виде, поэтому даже не беспокоился.

Когда я спустился вниз, мой отец сидел за кухонным столом, его одна рука была в бандаже — очевидно, его отвезли в больницу после драки. Мне было все равно, куда он уехал, лишь бы не смотреть на него.

Он сидел, работая над своими таблицами для скачек. Каждую неделю он изучал и подсчитывал цифры, придумывая и строя планы, как сорвать большой куш на скачках. В большинстве недель он возвращался с пустыми руками и в подавленном состоянии. Я не знал, что такой поворот событий означает для моей жизни в долгосрочной перспективе, но будь я проклят, если это означает, что я стану таким же, как мой отец.

Я направился прямо к холодильнику, намереваясь игнорировать его присутствие, но он не собирался позволить мне и этого приличия.

— Сегодня у нас встреча. Есть несколько вещей, которые ты должен знать до того, как мы отправимся.

Не глядя в его сторону, я достал молоко и начал пить прямо из пакета.

— Ты должен понять, что значит быть частью семьи Лучиано. Есть правила, которым ты должен следовать. Самое важное из них — Омерта — клятва, которую ты дашь сегодня вечером.

Мне пришлось удержаться, чтобы не швырнуть пакет молока в стену. Я знал, что мои контакты с Сэлом не закончились, но это звучало так, будто меня привели к присяге, а я надеялся избежать этого. Чертовски наивно. Мой желудок заурчал, заставив меня пожалеть о том, сколько молока я выпил.

— Омерта — это молчание и верность. Никакой свободы действий. Если ты нарушишь клятву, это означает верную смерть. Ты никогда и ни с кем не будешь говорить о делах семьи — ты понял?

— Ты слышишь себя? Как ты мог добровольно втянуть меня в это? — Я плюнул на него, испытывая отвращение.

— Ты видел тех людей. У меня не было выбора, — защищался он.

— Выбор есть всегда, отец. Ты мог бы с самого начала не лезть в это дерьмо или признать свое наказание, а не заставлять своего сына делать это за тебя.

Он встал, его лицо покраснело. — Это твоя мама виновата в том, что настояла на том, чтобы ты пошел в эту дерьмовую школу, потому что она вбила тебе в голову идеи о том, какой безбедной и идеальной может быть жизнь. Может быть, для одного процента лучших, но для остальных жизнь не так уж красива. Пришло время понять это. Быть частью семьи Лучиано — это единственный шанс сделать что-нибудь для себя.

Я был круглым отличником, искусным пианистом и игроком баскетбольной команды, а мой отец думал обо мне так мало, что решил, что мафия — моя единственная надежда. — Пошел ты. — Я ушел, не взглянув больше на него.

— Встреча в восемь вечера, ты, неблагодарное дерьмо.

***

Перед встречей мне удалось поспать несколько часов. Это было маленькое чудо, потому что с каждой минутой я все больше нервничал из-за того, что будет происходить. Отец отвез нас в небольшое складское здание, которое, судя по всему, использовалось в качестве распределительного центра. Внутри собралось около дюжины мужчин, которые непринужденно беседовали — одни сидели на складных стульях, другие опирались на громоздкие ящики.

— Марти, рад, что ты смог приехать! — поприветствовал один из мужчин вместе с хором других сдержанных приветствий.

— Привет, ребята. Это мой сын, Нико. — Он жестом указал на меня с ослепительной улыбкой, от которой мне захотелось выбить ему зубы. Вместо этого я попытался быть вежливым, пока он перечислял имена и информацию, которую я никогда не запомню. Было важно сыграть свою роль. Других вариантов у меня не было.

В конце концов, появился Сэл и быстро начал нашу встречу. — Сегодня у нас есть новый человек, которого я с гордостью могу назвать семьей. Семья Лучиано — самая лучшая, самая почетная в этом городе. Я сразу понял, как только увидел этого молодого человека несколько месяцев назад, что он должен стать одним из нас. — Его глаза сверкнули от удивления, которое отразилось на моем лице.

Месяцы назад? Как долго они обдумывали этот небольшой обмен долгами? Или это был просто предлог, чтобы втянуть меня? Мои мысли улетучились, когда в поле моего зрения попал блеск ножа, и адреналин крошечным пламенем пробежал по моим венам.

— Наша семья хранит традиции, и одна из самых важных — это клятва, которую дает каждый из нас. — Он достал из нагрудного кармана фотографию и протянул ее всем на обозрение. — У меня здесь изображение святого Альфонсоса, покровителя исповеди. Нико, подойди сюда и протяни руку.

Я шагнул вперед, настороженно глядя на него. В комнате было неестественно тихо, как будто даже крысы не осмеливались прервать этого человека. Проведя лезвием по моей ладони, он собрал небольшое количество крови, а затем выдавил ее на фотографию.

— Нико Конти, ты пролил кровь для этой семьи, а теперь твоя кровь пролита семьей, и мы принимаем тебя в свои ряды. Как Лучиано, ты будешь хранить верность семье превыше всего, отдашь свою жизнь и жизнь своих близких, если подвергнешь ее опасности. Понимаешь ли ты и даешь ли ты добро на верность семье?

Это было все.

Если я сделаю это, пути назад не будет.

Я чувствовал на себе гнетущую тяжесть взгляда каждого из мужчин. У меня не было вариантов. — Да. — Одно простое слово, часто произносимое в самый счастливый день в жизни людей, но для меня оно было пожизненным приговором к аду.

Губы Сэла растянулись в широкой ухмылке. Он положил нож и достал зажигалку, поднеся пламя к углу фотографии. — Это жадное пламя символизирует уничтожение всех предателей, которые стремятся навредить нашей организации, извне или изнутри. Когда кто-то забирает у Лучиано, мы забираем у него в десятикратном размере, без пощады и сожаления. — Его бездушные глаза впились в меня, когда он позволил фотографии выпасть из его пальцев и превратиться в пепел на бетонном полу.