Никогда правда

— Все в порядке, Соф. Смотри, даже кровь не идет.

Я изучала татуировку, вглядываясь в каждую тонкую линию и сложную деталь. — Ты сделал ее только вчера вечером?

Он смущенно кивнул. — Это символизирует принадлежность к Братве — приверженность воровству.

— Это официально? Ты присоединился? — Я уставилась на него, ошеломленная тем, что он решился на такой шаг, не сказав мне ничего сначала.

— Не совсем, — сказал он, накладывая пластырь на свою заживающую кожу. — Неважно, вступлю ли я официально в их ряды, Братва всегда будет частью моей жизни из-за моего отца.

Я кивнула в полном понимании. Когда что-то подобное касается твоей жизни, от этого никуда не деться. Будь то мелкие проявления, такие как страх перед полицией, или более конкретные, такие как хранение денег и ношение оружия. Менталитет преступника проникал в твое подсознание, меняя образ мыслей.

— Ты показал маме? — Ей не нравилось, что он каким-то образом связан с Братвой.

Его губы истончились, глаза ожесточились. — Нет. Я знаю, какой будет ее реакция, и мне не хочется с ней ссориться. Это почти все, что мы делаем. Я ненавижу это. Я знаю, что она хочет для меня лучшего, но я просто не вижу себя в офисе, работающим с восьми до пяти всю оставшуюся жизнь. Это просто не по мне.

— Ты мог бы играть на пианино или делать что-то еще законное, что не является стандартной работой. Тогда и ты, и твоя мама были бы счастливы.

— Я мог бы, — согласился он, устремив взгляд в окно. — Еще есть время решить, чем я буду заниматься в долгосрочной перспективе. Несмотря на то, что мама считает иначе, папа меня ни к чему не принуждает.

— Хотелось бы мне сказать то же самое. Я не уверена, что четыре года в колледже помогут мне, если я хочу зарабатывать на жизнь только рисованием, но папа так не считает. Он настаивает на том, чтобы я училась в колледже. По крайней мере, он позволяет мне изучать искусство, а не заставляет меня получать какую-то скучную степень по бизнесу.

— Эй, это еще четыре года, в течение которых ты будешь валять дурака, прежде чем тебе придется стать взрослой. По-моему, это звучит как милая сделка.

Я приподняла бровь. — То же самое можно сказать и о тебе. Почему бы тебе не пойти со мной в колледж? Твои оценки достаточно хороши, чтобы поступить.

— И платить им неприличные суммы денег только за то, чтобы они сидели в аудитории? — Он уставился на меня. — Блядь, нет.

— Но нет никаких проблем с тем, чтобы я это делала?

— Нет, если твой отец хочет дать им деньги. Не то чтобы у него не было свободных денег.

— Так вот почему ты не планировал поступать в колледж? Дело в деньгах? — У его мамы было не так много денег, но, конечно, отец помог бы ему поступить, если бы это было важно для него.

— Нет, это просто не мое. Я не хочу поступать, так что нет причин выбрасывать деньги на ветер. Но если ты попадешь на какую-нибудь хорошую вечеринку в колледже, обязательно позвони мне. — Он подвигал бровями, заставив меня фыркнуть от смеха.

Мы говорили о наших планах на последние учебные недели, пока автобус не подъехал к огромному каменному музею. Как старшеклассникам, нам дали возможность самостоятельно побродить по зданию под строгим предписанием вернуться в назначенное время. Я потащила Майкла в крыло современного искусства — мою любимую часть музея. Текущей экспозицией было ультрасовременное абстрактное искусство.

Не то, на что я надеялась.

Сделав крюк, я привела Майкла в соседнюю коллекцию европейского искусства XIX и начала XX века, обратив особое внимание на экспонаты постимпрессионизма. У них была прекрасная работа Ван Гога Кипарисы, которую я рассматривала несколько долгих минут.

— Я видел твои работы. Ты рисуешь так же хорошо, как и все эти люди, — пробормотал Майкл, не отрывая глаз от своего телефона. Не будучи в курсе мира искусства, он больше играл в игру на своем телефоне, чем наслаждался экспонатами.

— Таков план. Я хочу когда-нибудь продавать свое искусство, чтобы зарабатывать на жизнь, но это нелегкое занятие. Большинство этих художников умерли в нищете, их работы оценили только после их смерти, — рассуждала я, все еще погруженная в вихревые мазки кисти на картине Ван Гога.

— Если они так знамениты и слишком мертвы, чтобы наслаждаться этим, ты должна просто написать их имя на своей работе. Не похоже, что придурки на улице заметят разницу. — Он опустил голову, не обращая внимания на то, какой эффект произвели его слова, пока не поднял взгляд и не увидел мои расширенные глаза. — Это была шутка, София.

— Завтра мои родители будут в городе. Мне нужно, чтобы ты приехал, чтобы я могла тебе кое-что показать.

Глаза Майкла слегка сузились, а уголки губ дернулись вверх. — Что ты скрываешь, непослушная девчонка?

— Я ничего не скрываю! Я просто хочу тебе кое-что показать. Не говори ерунды. — Я схватила его за рукав и потащила к следующему экспонату, и так мы провели весь оставшийся день.

На следующее утро я провела Майкла через боковую дверь своего дома, надеясь, что никто не посмотрит на камеры наблюдения, установленные вокруг нашего участка. Он впервые был у меня дома, и было странно видеть его там.

— Отличное место. Очень средиземноморское. Думаю, я не должен удивляться.

— Да, да. Иди за мной. — Я привела его в свою студию, которая представляла собой беспорядок из художественных принадлежностей и холстов. Поскольку она была изолирована в дальнем конце дома и представляла собой зону полного бедствия, никто, кроме меня, туда не заглядывал. Это было мое убежище. Мне нравилось все в этом хорошо освещенном помещении.

Я пролистала стопку холстов, прислоненных к стене, выбрала тот, который искала, и поставила его на незанятый мольберт. Мы с Майклом оба уставились на картину — изображение европейской фермерской общины, расположенной под горой. Прежде чем он произнес хоть слово, я протянула ему свернутый плакат, который достала из-под стола с припасами.

Развернув его, он поднял плакат, внимательно всмотрелся в изображение, затем снова в мой холст. Он искал и анализировал, сравнивая эти два произведения. — Это замечательно, — сказал он на одном дыхании, не отрывая взгляда от работы. Наконец, он опустил плакат и повернулся ко мне, его лицо было таким бесстрастным, каким я его никогда не видела. — София, мне нужно знать, почему ты показала мне это.

Я пожевала губу, не зная, что сказать. Я не была полностью уверена, почему я показала ему то, что сделала. Гордость? В какой-то степени. Но это было и вдохновляюще. Было что-то захватывающее в том, что я так мастерски скопировала великое произведение искусства. — В музее ты сказал, что я должна поместить их имена на свои работы. А что, если... я так и сделаю? Что если бы я делала копии известных произведений искусства?

— Я думаю, ты была бы очень талантливой, очень богатой молодой женщиной, но этого ли ты на самом деле хочешь?